В первую очередь Главное управление политической пропаганды Красной Армии (ГУППКА) во главе с армейским комиссаром 1-го ранга Мехлисом теперь пустило в ход все средства, чтобы вдолбить «речь Вождя народов, председателя Государственного Комитета Обороны товарища Сталина, и наши задачи» в голову каждого «отдельного солдата».[89] В ряде директив и приказов, например, № 20 от 14 июля, № 081 от 15 июля 1941 г., и в других основополагающих указаниях были даны соответствующие лозунги. Все они выдвигались под девизом: защищать «каждую пядь советской земли», как гласила формула, «до последней капли крови», «до последнего дыхания». Самовольное «оставление позиции», «бегство с поля боя», «сдача в плен» были провозглашены нарушением «священной присяги», «изменой родине», «преступлением против твоего народа, советской Родины и правительства». «Дезорганизаторам, паникерам, трусам, дезертирам и распространителям провокационных слухов» среди «солдат, командиров (офицеров) и политработников» отныне грозили «безжалостная борьба», «жестокие» и «решительнейшие меры», «беспощадное» преследование.
Как конкретно это должно было осуществляться, было продемонстрировано, когда 26 июня 1941 г. в 131-й механизированной дивизии один красноармеец за невыполнение незначительного приказа был заколот штыком на виду у всех. «Так нужно поступать со всеми изменниками родины», — гласил призыв приказного характера. Командные структуры, равняясь на Главное политуправление, стали в целях всеобщего устрашения спешно выхватывать из массы производившихся теперь расстрелов отдельные случаи с указанием фамилий. Приказом № 1 войскам Юго-Западного фронта 6 июля 1941 г. было объявлено о расстреле солдат Игнатовского, Вергуна, Колибы и Адамова.[90] Командующий генерал-полковник Кирпонос, член Военного совета Михайлов, заместитель начальника штаба генерал Трутко угрожающе объявили: «В этот момент дезертиры, становящиеся предателями своих товарищей, забывающие данную ими присягу, заслуживают только одной участи — смертного приговора, презрения и удаления из наших рядов». Чистка шла и на Западном фронте после того, как нарком обороны, маршал Советского Союза Тимошенко в конце июня занял место арестованного командующего генерала армии Павлова. Уже приказ № 01 войскам Западного фронта от 6 июля 1941 г., подписанный совместно с членом Военного совета армейским комиссаром Мехлисом, должен был доводиться до всего командного состава вплоть до командиров взводов и послужить предостережением всем офицерам. Было объявлено, что капитан Сбиранник, военврач 2-го ранга Овчинников, военврач 2-го ранга Белявский, майор Дыкман, батальонный комиссар Крол и помощник начальника отдела фронтового штаба Беркович «за проявленную трусость» и измену передаются Военному трибуналу.
Приказ № 02 войскам Западного фронта, изданный на следующий день, 7 июля 1941 г., и также подписанный Тимошенко и Мехлисом, продолжил запугивание командного состава. Теперь «за невыполнение боевого приказа и предательство» Военному трибуналу был передан инспектор инженерных войск Красной Армии майор Уманец. Его проступок состоял в том, что он запоздал своевременно взорвать мосты через Березину у Борисова, который в результате попал в руки немцев. Этот приказ был объявлен всему командному составу Западного фронта вплоть до командиров взводов, как и таковым с Юго-Западного фронта, оказавшегося под угрозой, а также войскам НКВД. Тимошенко, в Военный совет которого, наряду с Мехлисом, вошел теперь и секретарь ЦК КП(б) Белоруссии Пономаренко, 8 июля 1941 г. издал приказ № 03 войскам Западного фронта, также предназначенный для устрашения, в котором объявлялось об осуждении Военным трибуналом командира 188-го зенитного полка полковника Галинского и командира батальона Церковникова.[91] «Преступные действия» обоих офицеров состояли не в чем ином, как в том, что немцам под Минском 26 июня 1941 г. в результате неожиданного удара удалось захватить часть военного имущества этого зенитного полка.
Беспощадные действия бывшего наркома обороны должны были послужить примером, и затем им всюду стали подражать командные структуры всех уровней, например, в 20-й армии генерал-лейтенанта Курочкина, который приказом № 04 от 16 июля 1941 г. оповестил все подразделения, что «за трусость и разжигание панических настроений» передал Военному трибуналу командира 34-го танкового полка подполковника Ляпина, командира батальона 33-го танкового полка старшего лейтенанта Пятина и заместителя командира разведывательного батальона 17-й танковой дивизии капитана Чуракова, что было равносильно смертному приговору. Маршалы Советского Союза Ворошилов и Буденный, разумеется, ни в чем не отставали от своего коллеги Тимошенко. И то же самое относилось к генералу армии Жукову, которого боялись в Красной Армии за его жестокость и который, будучи командующим Западным фронтом, 13 октября 1941 г. издал приказ о расстреле «трусов и паникеров» на месте. Военным трибуналам оставалось только гарантировать выполнение этого приказа. А командующий 43-й армией генерал-майор Голубев своим приказом № 0179 от 19 ноября 1941 г. пригрозил «убить как собак» всех «трусов».
10 июля Сталин потребовал привлечь к ответственности командиров-«предателей» Северо-Западного фронта, отступивших перед врагом. Он возложил ответственность за «позор» на весь штаб фронта, штабы корпусов и дивизий и дал указание расправиться с «трусами и предателями» на месте. Назначенный им новым командующим Северо-Западным фронтом Ворошилов, а также член Военного совета Жданов, один из самых близких доверенных людей Сталина в Политбюро, претворили требование в жизнь. В приказе № 3 от 14 июля 1941 г. было велено отдавать под Военный трибунал «командиров (офицеров) и солдат», отступающих с передней линии, и приговаривать их к смерти или просто «уничтожать на месте». В точно таком же духе был выдержан и вдобавок еще обогащен ругательствами приказ № 5 командующего войсками Юго-Западного направления маршала Советского Союза Буденного от 16 июля 1941 г. 13 июля 1941 г. председатель Президиума Верховного Совета СССР Калинин расширил право утверждать исполнение смертных приговоров Военных трибуналов. Широкомасштабные расстрелы офицеров, политработников и красноармейцев по приговору и без него давно уже всюду были в порядке вещей, когда вновь вмешался Сталин, чтобы еще больше разжечь террор.
Сталин решил, что смещенный и арестованный командующий Западным фронтом генерал армии Павлов и его штаб должны послужить примером, чтобы нагнать страху на всю Красную Армию и отвлечь внимание от своей собственной ответственности за крушение Западного фронта. Он приказал вынести смертный приговор генералу армии Павлову, начальнику штаба Западного фронта генерал-майору Климовских, начальнику связи фронта генерал-майору Григорьеву, далее командующему 4-й армией генерал-майору Коробкову. Приговор, подписанный председателем Военной коллегии Верховного суда СССР, кровавым армейским юристом Ульрихом, был сформулирован согласно указаниям Сталина, затем представлен ему и одобрен им[92] без проведения хотя бы формального судебного процесса. Такова была обычная практика советской юстиции в советских военных трибуналах.
16 июля 1941 г. Сталин в своем качестве председателя Государственного Комитета Обороны приказом № 00381 сообщил Красной Армии о предстоящем осуждении указанных генералов, а также командира 41-го стрелкового корпуса генерал-майора Кособуцкого, командира 60-й горно-стрелковой дивизии генерал-майора Шалихова, полкового комиссара Курочкина, командира 30-й стрелковой дивизии генерал-майора Галактионова и полкового комиссара Елисеева. Они были обвинены в «трусости, неосуществлении служебного контроля, неспособности, дезорганизации, оставлении оружия врагу и самовольном покидании позиций». О том, что эти обвинения не были полностью высосаны из пальца, видно по приказу № 001919 Ставки Верховного Главнокомандования, подписанному, видимо, 12 сентября 1941 г. Сталиным и начальником Генерального штаба, маршалом Советского Союза Шапошниковым, где содержится разоблачительный пассаж. «На всех фронтах, — говорится здесь, — имеются многочисленные элементы, которые даже бегут навстречу врагу и при первом же соприкосновении бросают свое оружие и тянут за собой других… тогда как число стойких командиров и комиссаров не очень велико». Едва ли Сталин стал бы без нужды делать такое признание.
Вновь введенный в тот же день, 16 июля 1941 г., для слежки за военачальниками всех рангов институт военных комиссаров и политруков представляет собой дополнительное доказательство того, насколько ненадежным считалось политико-моральное состояние Красной Армии. И войска НКВД не составляли при этом исключения, о чем свидетельствует пример 23-й мотострелковой дивизии оперативных частей НКВД. 12 июля 1941 г. замполит командира и начальник отделения политической пропаганды 23-й мотострелковой дивизии НКВД, полковой комиссар Водяха счел нужным в приказе № 02/0084 обратить внимание подчиненных частей и подразделений на случаи «непонимания сущности Отечественной войны народов Советского Союза против немецких фашистов». Невзирая на развернутую «вождем народов» товарищем Сталиным 3 июля 1941 г. по радио военную программу «деятельности советского народа и его славной Красной Армии», согласно Водяхе, имелись «лица в рядах наших бойцов и даже командного состава, которые проявляют сомнения в нашей победе, выражают пораженческие настроения и восхваляют мнимую мощь армии фашистской Германии, рассказывая небылицы о хорошем снабжении немецкой армии и даже выражая сомнения в правдивости нашей печати». Дескать, такие разговоры означают «враждебное, вреднейшее воздействие и пособничество врагу». Теперь распространителям таких «лживых слухов» пригрозили, что их, в соответствии с Указом Президиума Верховного Совета СССР, опубликованным 6 июля 1941 г. и подписанным Калининым, привлекут к ответственности и отдадут под суд.
