Она досталась профессиональным мясникам, что ныне состоят на службе у столичного рабовладельчества. Зондеркоманда, пользуясь наработками еще Дохау и Освенцима, должна прежде всего жестоко "опустить" указанную "мамкой" девушку. Дабы та, унасекомленная вогнанным под кожу ужасом, стала уже пригодной для дальнейшего употребления рабыней, живой вещью. Которая и "мамку" не ослушается никогда — и будет пользоваться на панели спросом.
А та панель, к которой наши певчие прав человека, демократии и прочих сникерсов относятся так, как к какой-то мелкой опечатке в тексте, — явление особого порядка. Где предлагаются совсем не те, в привычном смысле, проститутки, которые за деньги продают секс, суррогат любви, нуждающимся в этом. У большинства клиентов с сексом как раз нет проблем. И платят они черным юлькам, далеко обставившим своей жестокостью мужчин на этом самом черном рынке, за удовольствие иного сорта. А именно: на час-другой взять в свое полное распоряжение рабыню — через паскудство над которой самый низкий паразит может почувствовать себя самым великим деспотом, тираном, вовсе Богом!
Таким невольницам строго вменяется в обязанность одно самое главное: ни в чем отказа паразиту. Любая пакость должна быть исполнена не только с ходу, но еще и с миной раболепного, чем натуральней, тем ценней, восторга на лице. Эта имеющая спрос натура и воспитуется, по всем законам рынка и Освенцима, в узницах сегодняшней панели.
Которые и близко не похожи на тех проституток, что залетали порой на студенческий разгул моей советской еще юности. Те представляли органическое для любой популяции меньшинство с нарушенной, иногда временно лишь, установкой на свое природное предназначение. Их порождала неумеренная тяга к легкой, сладкой жизни — и небрезгливость отдаваться за икру, шампанское и импортные шмотки всяким денежным хмырям. Профессия, как и любая другая, имела свои плюсы и минусы. Но для ее избранниц перевешивали плюсы — что и определяло их во всяком случае свободный лично выбор.
Сейчас живой товар, в дождь и мороз несущий свою каторжную вахту на московских тротуарах, — это, как правило, провинциалки, у которых дома малое дите и никаких средств к существованию. Можно, конечно, для очистки личной совести в них и бросить камень осуждения. Во-первых, нечего рожать в зоне рискового существования — которая в нашей провинции сейчас практически везде. А во-вторых, ведь сами же, пусть сдуру даже, прыгнули на ту панель!
Но это все равно что осудить попавшего в капкан зверька за то, что он туда полез. Или чернокожих персонажей Гарриэт Бичер-Стоу за то, что они негры. Сам Бог дал женщинам инстинкт рожать — даже в самые тяжкие годины. У юной матери погиб муж — или оказался негодяем; родители без работы и без денег, одной бабушкиной пенсии на все рты не хватает. Вот и готова почва, на которой возникает тотчас своя черная Юлька со своим капканом на отчаявшуюся с горя душу. Створка захлопнулась — и поезд с очередной невольницей ушел.
И тут общество должно дать себе отчет: принимает оно рабовладельческий порядок или нет. Если да — то, конечно, только раб во всем и виноват, а рабовладелица, черная Юлька, — уважаемый член общества. Если же нет — бороться надлежит не против белых рабынь, а против самого вцепившегося в свои прибыли невольничьего рынка. У нас же сейчас, с одной стороны, статьи УК 240 и 241 по вовлечению в проституцию и содержанию притонов еще никто не отменял. Но с другой, судебных процессов по ним нет практически — а живой товар в газетах рекламируется так же открыто, как автопокрышки и щебенка.
И это рабство у нас водится не на одной панели. Вся нынешняя торговля на лотках — то же самое. Невольницы тут, являясь той же секс-обслугой для хозяев, преимущественно хачиков, за свой стоячий по 12 часов в сутки труд не получают ничего. Весь заработок должны наворовать на обсчетах и обвесах покупателей — что делает их и легкой поживой для пасущихся вокруг ментов. Я пару лет назад был на громком суде над одной такой торговкой, обвинявшейся в продаже своего новорожденного ребенка. Все жутко возмущались ее преступлением — но ни одной души не тронуло, что мать-рабыня за день до родов еще стояла на морозе у своего лотка — и на другой день после родов там уже стояла снова.
И по поводу Чечни, ошибочно считаемой у нас каким-то исключительным очагом работорговли. Просто в Чечне с этой работорговлей начали войну. Стали хоть как-то выручать попавших в рабство, хоть вести им счет. Ну а в Москве никто такой счет не ведет, с работорговлей не воюет — вот ее и нет. И тот на редкость благородный мент, избавивший Наташку, — зондеркоманду все же из каких-то ведомых ему соображений отпустил.
Я в конце нашей с ней нечаянной заутрени поднял верную у нас от всех печалей чарку:
— Ну за твой день рождения!
— У меня ж не сегодня!
— Ошибаешься, сегодня! Даже целых два!
И дальше ей сказал, что первый день рождения — это что ее не умочили в самом прямом смысле слова. Нераскрытых убийств при схожих обстоятельствах у нас сегодня пруд пруди. А за второй свой день рождения скажи спасибо тем пятерым уродам и своей Юльке. Которая слегка перебрала, на твое ж счастье, с начальной дозой устрашения. А обошлась бы чуть полегче для начала — следом уже прошли б легко и все пять, и двадцать пять уродов. И спаса от погибели на дне панели уже не было б — как и заработка там тоже никакого нет. Даже не потому, что львиную часть денег отбирает сутенерша, оставляя девкам пшик. И тот пшик там уже не нужен — как негру на плантации та побрякушка, за которую он угодил туда. Да, когда матери идут на это ради своих малых деток — хоть какой-то смысл в их крестной жертве есть. А все остальное — чистое, в пользу поганых "мамок" исключительно, самоубийство.
ЛЕКАРСТВО ПРОТИВ РАБСТВА
Наташка прожила у меня еще два дня. По собственной охоте в благодарность за пристанище вычистила мне всю квартиру, отдраила давно немытую плиту — даже слегка, кажется, в меня и втюрилась. Но чутко уловив, что я не собираюсь звать ее остаться навсегда, сразу же, как только малость оклемалась, засобиралась восвояси.
Я ее отвез на Киевский, посадил в брянский автобус — билет на поезд нельзя было купить без паспорта, который так и остался у ее черной Юльки. Похоже, она впрямь не терпела проявлять при ком-то слез — поскольку когда до старта ее автобуса оставалось еще с полчаса, вдруг сказал мне свое любимое: "Уйди отсюда!" — и, оттолкнувшись от меня, удрала на свое место.
А с этой Юлькой я еще общался тоже. Наташка позвонила ей от меня, та стала ее убеждать вернуться, но Наташка уже — наотрез. Только повесила трубку — сама Юлька звонит мне: "Ну ты, козел, я тебя раком поставлю, у тебя девушка вся в синяках, ты мне ответишь, если ее не пришлешь!" Я ей ответил тоже в резком тоне — но ее это смутило мало. Она потом звонила и еще, с самыми лютыми угрозами. Ведь по рабовладельческим понятиям именно я совершил самый тяжкий, вплоть до смертной кары, грех: помог сбежать невольнице, украл чужую, не принадлежащую мне вещь!
А в телевизоре все шла междоусобица за НТВ. И бившие на то, что это и есть главный караул в стране, эфирные нарциссы даже вывесили в углу экрана метку, вопиющую об их защите. Но я бы вместо этой мульки вывесил там фотопортрет Наташкиной отфиолеченной спины. И пусть на ее фоне калякали б речистые поборники свободы слов и своих прав и вели б свои воздушные бои.
Но в чем же, стало быть, это лекарство против рабства? Ответ прост. Наташку, кинутую на разделку мясорубам в чужом городе, отделали до полусмерти — но она характер проявила, не сдалась, — и сама судьба ее спасла. А две тысячи брянских трудяг убоялись пары ворюг, из которых голыми руками могли б вынуть душу. Их в результате поимели в хвост и в гриву — и поимеют обязательно еще. Отсюда вся мораль ясна — и как рецептура средства от самого тяжелого сегодня для страны недуга. Других лекарств от него нет.
[guestbook _new_gstb]
1
2 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 36 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
37
Напишите нам 5
