Теги: Евгений Евтушенко , Иосиф Бродский , Соломон Волков , Владимир Познер
Не камикадзе, а герой-победитель
Канал "Россия" показал документальный фильм, удостоенный приза мэра Москвы «За яркое воплощение образа героя космоса» на XIV Международном телекинофоруме «Вместе», - «Угол атаки космонавта Берегового». Правда, глубокой ночью и прибавив к названию странное: «Космический камикадзе[?]». Сам факт обращения к фигуре настоящего героя отраден, но Георгий Тимофеевич Береговой отнюдь не был камикадзе, отправляющимся в полёт, зная, что не вернётся назад. Лётчик стал героем Советского Союза ещё в войну, после войны был выдающимся лётчиком-испытателем, он умел не только рисковать, но и находить выход из безвыходных ситуаций. Конструкторы его любили и не любили, потому что он, с одной стороны, спасал испытуемые машины, но, с другой – всегда ставил перед конструкторами после испытаний жёсткие требования по модификации самолёта. В 45 лет он вошёл в отряд космонавтов. Череда катастроф «Союза» заставила командование отправить на орбиту именно его. Все космонавты были бесстрашными, преданными Родине людьми, но здесь были нужны качества Берегового как выдающегося лётчика-испытателя. В том, что космический корабль «Союз» – самый надёжный в истории освоения космоса, огромная заслуга дважды Героя Советского Союза Георгия Берегового.
Спасибо создателям фильма Руслану Божко, Александру Островскому и Николаю Губенко, читавшему закадровый текст, за то, что они рассказали зрителям «России» об отважном, умном и талантливом человеке, которым гордится российская космонавтика и которого должна знать и помнить вся страна.
А.К.
На минувшей неделе канал "Культура", спасибо ему, повторно показал документальный цикл «Доктор Воробьёв. Перечитывая автобиографию». Показ приурочили к 85-летию замечательного учёного и человека, но дело не только в «юбилейном» поводе. Фильм, созданный благодаря усилиям продюсера Наиля Мансурова, режиссёра Александра Клюшкина и редактора Татьяны Малаховой, сам по себе интересен и поучителен. Лента состоит из четырёх серий-монологов выдающегося врача, академика РАН и РАМН, мыслителя и человека с активной жизненной позицией - Андрея Ивановича Воробьёва, которого читатели «ЛГ» знают и как автора газеты.
Через судьбу этого человека прошли репрессии (его отец был расстрелян, а мама сослана), война, становление советской медицины и спасение этой науки в годы перестройки. Обо всём этом Воробьёв вспоминает, как бы перечитывая автобиографию.
«Люди не должны умирать от излечимых болезней. Бесперспективных больных не существует» – этих правил Воробьёв придерживался, спасая пострадавших в чернобыльской катастрофе, выхаживая жителей разрушенного землетрясением Спитака, возвращая к жизни самых обычных больных, нас с вами. Будучи на посту министра здравоохранения России в сложнейшее время – в начале 90-х годов прошлого века, он старался, чтобы отечественная медицина выжила, не утратила лучшие качества. 25 лет возглавлял уникальное медицинское учреждение – НИИ гематологии и интенсивной терапии. На его счету и на счету его учеников и последователей немало настоящих открытий в этой сфере.
В своём монологе академик Воробьёв касается медицинских и гражданских тем, которые не дают ему покоя. Это милосердие, интеллигентность, врачебная этика, долг, интернационализм и гуманность профессии. Более двух тысяч лет назад Гиппократ сказал: «Врач-философ равен Богу». Доктор Воробьёв объясняет в фильме своё понимание этого тезиса. Но главное-то – он всей своей жизнью подтверждает верность ему.
Сергей ВОЛОДИН
«В Росcии будет золотой век!»
Фото: РИА "Новости"
Кшиштоф Занусси непостижимым образом вместил в себе три противоречащие друг другу профессии - физика, философа и режиссёра, – потому что жаден до знаний. Он успешно работает в кино, театре и на ТВ, пишет сценарии, пьесы, преподаёт по всему миру, в Москве – частый гость. Уже 20 лет является консультантом Комиссии по делам культуры в Ватикане, президент общества EUROVISION, член Польского ПЕН-клуба и Союза польских писателей, обладатель множества престижных международных наград. Сейчас мастер заканчивает работу над новым фильмом и готовится к театральной премьере комедии Мака Кивера "37 открыток".
– Пан Кшиштоф, почему вы сейчас в театре работаете чаще, чем в кино?
– Долго не мог найти финансирование для новой картины, которая называется «Инородное тело». Против неё в Польше выступили феминистки. Оказалось, что это очень сильная радикальная группа влияния – она мне затормозила всю работу, заявив, что мой сценарий не должен получать государственную поддержку. Я год боролся и наконец пробил блокаду, получил финансирование. Комитет парламента рассматривал мой вопрос: кто здесь всё-таки ограничивает свободу? И мой фильм как раз об этом. Это психологическая драма о выборе между общечеловеческими ценностями и ценностями современного социума. Когда юношеский идеализм сталкивается с цинизмом корпоратива. Там несколько историй, несколько человеческих судеб. В начале следующего года надеюсь фильм представить зрителю.
– Чем вас привлекает работа здесь? Если Европа переживает экономический кризис, то климат в России способствует воплощению проектов?
– Я работаю одновременно в разных странах, и везде есть сейчас проблемы в области культуры, что воспринимается как само собой разумеющееся в период экономического кризиса. Но россияне – великолепная публика! Здесь театр любят. А, скажем, во многих странах Западной Европы у меня появляется впечатление, что людям важнее развлекаться, а думать они уже не хотят. В этом смысле – я так чувствую! – здесь публика вдумчивая, к ней можно обратиться со сцены чуть более серьёзно. Я в нескольких странах пробовал делать серьёзную пьесу Артура Миллера «Все мои сыновья», где главный герой умирает. Но самая большая аудитория у этого спектакля была в России. Люди внимательно смотрели – это очень хорошая реакция. Я поставил в Перми пьесу моего итальянского друга и тоже видел, что там люди интересовались так, как нигде. Эту пьесу мы репетировали у меня дома, а идёт она в Перми.
– Вы говорите: «публике интересно». А интересна ли вам современная публика?
– Вообще во всём современном обществе и, в частности, у молодёжи есть такая тенденция – уходить от реальности в мечты. В сказку. В нереальную жизнь[?] И как раз об этом я хочу поговорить со зрителями в зале. Об этом есть смысл задуматься.
– Почему вы чаще выбираете современные пьесы для своих постановок?
– В этом пространстве я чувствую себя более компетентным. Потому что мне необходимо некое оправдание: почему я делаю именно это? Иначе говоря, в пьесе должно быть то, за что я её выбираю. Если могут сделать другие, то зачем мне делать то же самое? А как человек, связанный ещё и с кино, то, конечно, в современной драматургии чувствую себя более комфортно. Я ставил Шекспира и нескольких других классиков европейского театра. Два-три года назад обратился к классическому материалу в Италии. Но лучше чувствую себя в современном репертуаре, иногда и сам что-то пишу.
– Как вы могли бы оценить современный театральный процесс в России?
– Я не так много вижу. Главное, что театр живой, что люди на спектакли приходят. Есть, конечно, и здесь отголоски, повторения тех течений, которые проходят на Западе. Мне это меньше интересно. Равно как и попса, которая входит в серьёзный театр.
БУДЬТЕ КАК ДЕТИ!
– В этом году отмечается 150-летие Станиславского…
– Станиславский оказался навсегда живым! Его влияние на актёрскую профессию по всему миру огромное. А в Америке он пережил своё возрождение в гастрольной поездке 1920-х годов. Но прежде всего это влияние проявилось в 1950-е годы в американском кинематографе. И всё развитие актёрской профессии тогда пошло по линии Станиславского. Такие гении мирового кино и театра, как Джеймс Дин и Марлон Брандо, были не столько учениками Ли Страсберга, сколько последователями системы Станиславского. Они повели искусство в этом направлении. На Западе параллельно существуют и другие системы, и другой тип актёрства, есть театр английский и американский. Но если мы говорим о театре реалистическом, то он прочно связан с именем Станиславского. Для меня его система – начало. Потом, от Станиславского, можно идти на все четыре стороны! В Китае, Таиланде, Японии или в Индии нет никакого понятия о методе Станиславского. И когда встречаюсь там с людьми театра, когда веду мастер-классы, вижу, как же им трудно! Потому что их актёрство проходит совсем по другим основам: в яркой форме нет совсем никакого переживания, нет соответственно идентификации актёра с его персонажем. А там, где Станиславский известен, работать в этой профессии легко.
