– Как существовать писателю в условиях культурной изоляции, когда взаимные переводы практически не осуществляются и нет живого общения?
– Я думаю, что культурной изоляции сейчас как раз нет. Горизонты открыты. Всё зависит в конце концов от субъективных, личностных усилий. И живое общение, как я уже говорил, тоже происходит. Самое главное – не быть слишком эгоцентричным, быть готовым к встречам с иным, неведомым и постараться прививать его к «телу» чувашской культуры. Нужно сеять зёрна диалектического противоречия, и тогда будет возникать перекличка смыслов, разных стилевых и художественных решений, полицентричная культура. Осваивая новые «цивилизационные универсалии», предъявлять и своё, чувашское, миру, вводить его в новые информационные технологии.
Статья опубликована :
№30 (6332) (2011-07-27) 2
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Искусство
Издалека. Долго
АРТ-ХРОНИКА
В столице Мордовии Саранске завершает свою работу всероссийская выставка «Большая Волга. Искусство республик Поволжья», организованная Союзом художников России. То, что следует ниже, не является попыткой подвести некие «неоспоримые» итоги, выставить «объективные» оценки. Искусство в принципе вещь субъективная и оценкам подчиняющаяся не всегда. Так что это, скорее, информация к размышлению для тех, кому размышления ещё приносят удовольствие.
Пик интереса прессы к событиям такого масштаба обычно приходится на момент старта. Ответственные лица высоких рангов, оторвавшиеся ради церемонии открытия от насущных дел, произносят прочувствованные речи о необходимости хранить традиции классического русского искусства и беречь национальную культуру. Горящие энтузиазмом организаторы, за последний перед открытием выставки месяц спавшие не более трёх часов в сутки, волнуясь рассказывают о том, как сложно было отобрать лучшее из лучшего и как хотелось, чтобы творческая палитра участников была представлена как можно ярче и разнообразнее. А окрылённые надеждой участники, нервно прохаживающиеся неподалёку от своих работ, делятся сокровенным: вдруг благодаря этой выставке их дарования получат должное признание не только в родимых пенатах, но и за их пределами. Если всё правильно скомпоновать и преподнести, получается красивый мажорный материал о том, как здорово, что все мы здесь…
А потом речи стихают, высокие гости и пресса разъезжаются и наступают будни. Выставка начинает жить своей собственной, непоказной жизнью, о которой пишут нечасто. И зря. Потому как эта жизнь подлинна как раз оттого, что буднична. В дни непраздничные выставочные залы наполняются теми, кому действительно интересно и важно увидеть своими глазами то, что с такой любовью и тщанием развешано на их стенах.
Нет-нет, я вовсе не хочу сказать, что праздник, с которого всё начинается, устраивается лишь напоказ. Люди, дающие интервью перед пафосными телекамерами и скромными диктофонами, искренни, насколько это вообще возможно в ситуации, когда жизнь управляется законами паблисити. Им очень хочется, чтобы то, на что было потрачено столько усилий, было оценено по достоинству. Желание более чем справедливое. Да и без праздников будни были бы совсем иными. И всё-таки, мне кажется, об успехе или провале выставки красноречивее всего свидетельствует размеренная повседневность.
Саранск как место проведения «Большой Волги» был выбран неслучайно. Однако то обстоятельство, что в 2012-м будет отмечаться 1000-летие единения мордовского народа с народами России, – повод хоть и официальный, но, думается, не решающий. Мордовский республиканский музей изобразительных искусств им. С.Д. Эрьзи, безусловно, может претендовать на статус выставочного пространства европейского уровня и не раз уже доказывал это, принимая и предыдущую «Большую Волгу» в 2004-м, и всероссийскую выставку скульптуры в 2009-м. Тем не менее и это не главное. Жизнь выставке дают не стены, а люди.
А люди здесь работают уникальные. Я принципиально сейчас не буду называть фамилий. Вовсе не из экономии места и даже не из опасения кого-то случайно забыть. Просто они – команда, пальцы одной руки. От директора до гардеробщиц. Словами это объяснить трудно, надо здесь оказаться и почувствовать самому. Их самоотверженностью нельзя не восхищаться: ради выставки, которой предстояло работать всего-то четыре месяца, они пожертвовали частью постоянной экспозиции, причём частью весьма и весьма значительной. Музейщики поймут сразу, но и люди далёкие от выставочного дела в состоянии представить, какой это адский труд: всё снять, упаковать, отправить на хранение, произвести развеску «чужих» работ с максимальной выигрышностью для каждой, а после закрытия выставки всё вернуть на свои места. Много ли найдётся музеев, готовых на такой подвиг?
Однако подвиг этот вполне мог бы остаться лишь чисто технологическим достижением, если бы после отбытия гостей в залах гулял ветер, а не посетители. Заядлых музееманов, то есть тех, кто по склонности душевной не пропускает ни одной выставки, в среднестатистическом населённом пункте процентов пять–семь от общего количества населения. Это установленный факт. А вот как привлечь на выставку тех, кто к искусству пока не слишком расположен, а то и вовсе пока равнодушен? Как сподвигнуть потенциальных неофитов поверить, что все эти портреты-пейзажи-натюрморты не просто «картинки», способные вызвать некие эмоции, а свидетельства времени, в котором они живут и, следовательно, есть часть их собственной жизни?
Циничная действительность постепенно приучает нас относиться к произведениям искусства с некоторым пренебрежением: разве имеет ценность то, из чего нельзя сию секунду извлечь конкретную осязаемую пользу? Старшим поколениям ещё как-то помогает закалка, полученная в советские времена, а молодость перед таким прагматизмом оказывается безоружной. Хотя противоядие существует. Школьников и студентов в Мордовии к значительным художественным событиям приобщают целенаправленно и планомерно, не скупясь даже на транспортные расходы (из других городов республики организуют специальные автобусные экскурсии). В этом месте по идее надо было бы перечислить поимённо немалое количество сотрудников Министерства культуры Мордовии, включая, разумеется, и самого министра, но и этого я делать не стану по причине, указанной выше.
Позволю себе только небольшое пояснение. Это в столицах-мегаполисах, где все чувствуют себя чужими среди своих и своими среди чужих, о патриотизме и любви к родному краю принято говорить в лучшем случае с изрядной долей иронии. Вообще ограничиваться только словами. А на всей остальной территории нашей почти необъятной страны патриотизм – действительно имя существительное, сиречь существующее, реальное: ради славы и процветания родных мест люди не просто готовы на многое, они делают многое. Не для галочки. Для себя, для близких, ближних и даже дальних…
Есть, разумеется, и у этой медали оборотная сторона. Не секрет, что культурная жизнь в регионах во многом определяется приоритетами высшего руководства. Любит мэр театр – значит, на ремонт старого здания театра в городском бюджете деньги найдутся; удалось будущему губернатору в детстве попасть в Эрмитаж и подпасть под действие волшебной силы искусства – будет в области свой музей, оснащённый последними достижениями музейной науки. Вопрос о том, что делать жителям тех мест, где власти предержащие ничем, кроме расширения пределов собственного могущества, не озабочены, по-прежнему остаётся открытым. И однозначных ответов он, судя по всему, на том историческом этапе, в каком нам выпал жребий жить, не имеет.
Но вернёмся к «Большой Волге». Экспозиция действительно получилась большая – под неё ушла не только значительная часть основного здания Музея им. Эрьзи, но и два здания-филиала. География выставки даже несколько превысила собственно понятие Поволжье: Башкортостан, Коми, Марий Эл, Мордовия, Удмуртия, Татарстан, Чувашия, Пермский край, Астраханская, Нижегородская, Оренбургская, Пензенская, Самарская, Саратовская, Ульяновская области и соединённая с Волгой знаменитым каналом Москва. Приводить статистику не имеет особого смысла, ибо не цифрами, а впечатлениями ценна выставка, представляющая собой реальную картину состояния сегодняшней художественной жизни.
Большая форма и острая социальность не стали для «Большой Волги» системообразующими координатами, но удивляться тому не приходится. Сегодня художнику гораздо важнее доказать непреходящую ценность, бытийную значимость того локального пространства, в котором протекает его собственная жизнь и жизнь тех, кто ему близок и дорог. Есть в этом что-то от мудрости Маленького принца, заботившегося прежде всего о том, чтобы гармония и порядок царили на его маленькой планете. Не потому ли так проникновенны и непарадны портреты, так трогательны и хрупки пейзажи, так трепетны и искренни жанровые сцены?..
