Ознакомительная версия.
Процесс евразийской интеграции может стать объединением стран и народов, заинтересованных в сохранении своих национальных традиций, духовных ценностей и культурных особенностей при стремлении к освоению передовых технологий ради экономического благополучия. Но реализовать этот проект В. В. Путин сможет только тогда, когда Россия станет привлекательной, образцом справедливого, эффективного и гуманного государственного устройства. Этого нельзя сделать при нынешнем вакууме ответственности власти перед обществом, сочетании коррумпированности и некомпетентности в органах управления, деморализации молодёжи под влиянием антикультуры. Иными словами, чтобы реализовать потенциал евразийской интеграции, нужно вернуть России исторические смыслы и провести технологическую модернизацию экономики — реализовать стратегию опережающего развития на основе нового технологического уклада.
Виталий Аверьянов. Наш дух не сломлен
Силовое поле Русской цивилизации постепенно преображает власть
За последние два года Путин в эволюции своего государственного мировоззрения прошёл путь больший, чем за предыдущие 11 лет у власти. Однако не стоит обольщаться. Мы не преодолели ещё и половины расстояния, отделяющего Россию, поражённую Смутным временем, больную и зависимую от внешних глобальных субъектов, от России суверенной, России такой, какая она всегда была и должна быть.
То, что история идёт своим неумолимым курсом, — не заслуга и не вина политиков. Политики способны оседлать волну, но не создать её. Однако здесь есть важный нюанс: не каждый политик способен и желает оседлать волну, многие предпочитают бороться со свежим ветром, сворачивая паруса, которые начинают им наполняться. Сильный лидер может быть выразителем или отрицателем эпохальных переломов, способен ускорить или притормозить исторический процесс, но не изменить его направление.
Говоря о Путине, нельзя не отметить, что он пришёл к вершинам власти под счастливым знаком. Это было трудное счастье — требовавшее огромной выдержки, терпения, воли к постепенному собиранию растраченных сил. Нижнюю точку нашего падения и свёртывания в третьем Смутном времени мы прошли во второй половине 90-х годов. В конце 90-х Россия выскользнула из пике — и началось медленное, но, можно сказать с уверенностью, необратимое движение вперёд и вспять. Вперед в хронологическом плане истории, и вспять — в ее метафизическом, вертикальном плане, то есть в плане возвращения из морока и летаргического забытья к здоровью народно-государственного организма.
В этом травматическом обмороке исполина России, подобно свифтовскому Гулливеру, не просто обчистили, не просто раздели — от России оторвали целые куски пространства и целые национальности, отторгли значительную долю коренного русского народа, превратившегося в народ, разделённый границами новых полувраждебных государств. Но им не удалось нас прикончить.
События, пережитые Российской державой (СССР и постсоветскими странами) в конце XX века, не уникальны. По многим параметрам они напоминают два Смутных времени — начала XVII и начала XX веков. Первые Смутные времена, нанесшие России болезненные поражения и моральные травмы, не только не сломили нашей воли к завоеваниям и собиранию земель, но привели, в конечном счёте, к противоположному результату. Экспансия России носила нелинейный характер, будучи подчинена закону «вдоха-выдоха», свёртывания и развёртывания.
Так, в XVII веке, параллельно с фиксацией утрат на Западе, начинался «сибирский век» России. Уже через 40–50 лет после Смуты русские, продвинувшись от Приуралья до Тихого океана, закрепились на Дальнем Востоке. На Западе же одновременно с этим Россия после воссоединения с Малороссией и победоносной войны с Польшей перешагнула «досмутные» границы. Это был убедительный реванш державы, преодолевшей внутреннюю слабость.
После Смуты начала XX века демографический подъём наблюдался уже в 30-е годы, ставшие эпохой великой внутренней работы цивилизации — тогдашнее поколение осуществило индустриализацию и связанный с ней прорыв в освоении сибирских и дальневосточных просторов России. В ходе Второй мировой войны произошёл беспримерный геополитический реванш. В результате «послесмутной» экспансии XX века СССР достаточно быстро возвратил и приумножил основные геополитические завоевания Российской империи, которые ей удалось совершить в результате напряжённых войн и дипломатических предприятий в течение двухсот лет петербургского периода.
Несомненно, геополитические потрясения третьего Смутного времени являются наиболее тяжёлыми. С распадом Советского Союза Россия отброшена к границам XVII века. Демографический кризис сегодня глубже и безнадежнее, чем когда бы то ни было. Можем ли мы ожидать вновь компенсационной экспансии? Будет ли она происходить в геопространстве, или перейдёт в новые измерения?
Такими вопросами автор этих строк задавался в своих статьях и книгах еще в 90-е и в начале нулевых годов, когда, казалось бы, сам разговор об экспансии в текущих условиях представлялся безумием и аутизмом. Сегодня для многих эти вопросы вполне обсуждаемы.
Соответствует ли президент Путин задачам и положению эпохи? Способен ли он оседлать прилив компенсационной экспансии, который уже близок? Сумеет ли Путин стать олицетворением новой вспышки российского «пульсара», или он предпочтёт остаться в поле мучительных компромиссов между Смутой и прорывным развитием?
Последние два года мы видим всё больше и больше признаков того, что Путин осознает эпохальные задачи и обозначает их понимание. И хотя эти признаки продолжают соседствовать с другими, не столь благоприятными (в частности, в сфере экономического управления страной, где власть «застряла» во вчерашней парадигме), тем не менее паруса, рассчитанные на попутный ветер, не сворачиваются, наоборот, — к ним добавляются всё новые.
Логика прирастающей власти: аналогия со Сталиным
Путинский период истории имеет свою логику, которая не укладывается ни в схему «реставрации» советского наследства, ни в схему продолжения радикальной либерализации. Происходит выработка чего-то третьего, однако это третье долгое время мерялось не столько идеологическими мерками, сколько мерками политической тактики, «расчистки» пути.
Аналогия с XVII веком была бы верной, если бы Путину удалось взять курс на восстановление «досмутного» состояния, то есть на неосовесткий проект (Михаил Романов занимался именно реставрацией догодуновской Руси, опираясь на бесконечный «референдум» — заседавший почти десять лет Земский Собор). Более работающей оказывается аналогия с 20-30-ми годами XX века, хотя подходить к этой аналогии нужно с очень тонким инструментарием. Дело в том, что в сравнении Путина со Сталиным очень трудно отделить главное от второстепенного. Так, например, личный характер политика является делом второстепенным, тогда как объективные задачи страны являются главным критерием истины. Очень трудно простроить точную аналогию с поправкой на отличие движущих сил и типов элит — в голове у большинства наблюдателей не укладывается, как можно сравнивать большевистскую партию с чиновничье-олигархической «знатью» постсоветского образца. Однако сравнивать и можно, и нужно. И без понимания этой аналогии разобраться в логике Путина будет крайне трудно.
Как и Сталин в 20-е годы, Путин в отпущенный ему минимум (два президентских срока) последовательно расчищал поле своего властвования. Это был путь к диктатуре. Как и Сталин, делал это Путин крайне осторожно, неспешно, дипломатично и вполне «легитимно» (не нарушая тех формальных правил и рамок, которые сложились в государстве в настоящее время).
Для Сталина перелом выражался в том, что он избавился от политических конкурентов, преодолел оппонирующие тенденции (левый и правый уклоны), выстроил чётко работающую систему госаппарата. Именно это позволило ему объявить новый курс на построение социализма в СССР, на отказ от компромиссного НЭПа, на переход к индустриализации. Для Сталина главным были не конкретные механизмы, оттачивающие социально-экономическую систему НЭПа, а выстраивание разумной кадровой политики в верхах партийного аппарата, подготовка условий для установления безоговорочной единоличной власти. Так же и для Путина: главным содержанием его политики были не отдельные реформы, а достижение качественно нового баланса крупных финансовых и политических группировок. Сталин создал комфортную для себя коллегиальную власть, постепенно сбросив оппозиционеров за борт большой политики. Точно так же и Путин первые 8 лет у власти создавал комфортную для себя властно-олигархическую среду. Эти процессы в обоих случаях происходили и могли увенчаться успехом только на фоне экономической стабилизации, преодоления разрухи и упадка Смутного времени. Но итоговым пунктом назначения является нечто гораздо более важное, чем временная стабильность, — вождь вынужден выбирать между Антисистемой и Народом и в конечном счёте он выбирает Народ, жертвуя той Антисистемой, которая привела его к власти.
Ознакомительная версия.
