Депутат Госдумы (в зависимости от популярности и фин. возможностей), партийные списки, 1999 г.: для популярных и узнаваемых кандидатов с харизмой — бесплатно, для кандидатов "со стороны" — $300-600 тыс.
Губернатор, Пензенская и Тульская обл., 2001-2002 гг. — $800-1500 тыс.
Губернатор, Москва, Санкт-Петербург (с поддержкой президента), 1999-2000 гг. — $1500-3500 тыс.
Губернатор, малонаселенные районы (Ямало-ненецкий АО, Чукотский АО), 1999-2000 гг. — $700-1200 тыс.
Президент РФ, 1996, 2000 гг. — от $25 млн. до $300 млн.
Эти данные не выдуманы, хотя, конечно, и не являются официальными. Они почерпнуты частично из собственной практики, а частично — из слов компетентных людей, в некоторых случаях — прямых участников отмеченных событий. Стоит особо подчеркнуть, что в последнее время все больше растет группа кандидатов во власть, которые, зная, что они не изберутся, ставят перед собой принципиально иную задачу. Как правило, этой задачей является полномасштабная раскрутка своей фирмы или организации за счет бесплатного эфирного времени в газетах, на радио или ТВ, доставшегося на жеребьевке (в основном, это бизнесмены). По слухам, после того, как они замелькали на телеэкранах, их фамилии зазвучали по радио, а на каждом втором столбе висел светлый лик этого кандидата, их бизнес резко воспрянул и наконец-таки получил долгожданных инвесторов и партнеров. К примеру, таков путь бизнесмена Умара Джабраилова, несостоявшегося президента РФ и одновременно хозяина торгового комплекса "Манежная площадь".
Другие, более крупные бизнесмены-олигархи, желая избираться в высшую власть, идут на непонятные, с первого взгляда, шаги. Например, как можно объяснить тот факт, что долларовый миллиардер Роман Абрамович, чья фамилия стоит второй после Михаила Ходорковского среди представителей РФ в списке самых богатых людей мира, опубликованном в журнале "Forbes", "вдруг" захотел стать губернатором Чукотки. На самом деле, это легко объяснимо: на Чукотке уже давно проживает менее 100 тысяч человек (по переписи 1979 года), из них избирателями являются, дай Бог, 50-60 тысяч. Вывод: Абрамовичу надо было купить голоса максимум 25-30 тысяч избирателей — и губернаторство у него в кармане. На выборы в Чукотке у него ушло как минимум в два раза меньше денег, чем если бы он баллотировался где-нибудь в Смоленске. Это уже чисто математический анализ. То же самое происходит в сибирской глуши и приволжской степи. Это всего лишь характерный пример, лишний раз доказывающий, как из кого угодно можно сделать губернатора, президента, депутата и т. д.
Остается только сделать для себя соответствующие выводы. Помнить всегда о гражданской ответственности перед страной и народом. Не допускать того, чтобы кто-то за нас "делал выборы". Иначе, однажды проснувшись, мы увидим, что нами правит злая обезьяна.
Георгий Судовцев
1 июля 2002 0
27(450)
Date: 02-07-2002
Author: Георгий Судовцев
ТОРГОВЦЫ В ХРАМЕ
Уничтожение или запрещение "неугодных" книг издавна и справедливо считается признаком духовного обнищания общества, предвестником его упадка и гибели, будь то древний Китай императора Цинь Ши Хуанди, инквизиторская Испания или гитлеровский Третий Рейх. И, напротив, бережное отношение к книгам свидетельствует в целом о духовной устойчивости общества, о его внимании к опыту прошлого, о готовности встретить любые испытания. Именно оружие культуры, в том числе культуры письменной, книжной зачастую является определяющим в исторической судьбе того или иного народа.
Пророк Мухаммед, основатель ислама, не случайно и не зря говорил о "народах Книги": иудеях, христианах и мусульманах,— выделяя их среди прочих народов и указывая, что они заслуживают особого уважения. В одной из древнерусских летописей содержится прекрасный образ: "Книги суть реки, напояющие Вселенную". Домонгольскую Русь современники называли "страной городов", но она, как показывают новгородские и псковские раскопки, была еще и страной грамотных людей, прекрасно понимавших значение письменного слова и высоко ценивших книгу как одно из величайших достижений культуры.
Достаточно вспомнить, каковы были последствия "новой редакции" канонических церковных текстов, предпринятой в XVII веке патриархом Никоном,— Раскол, возникновение старообрядчества и так далее. Причем знаменем "древлей веры" служили как раз "старопечатные" и рукописные книги, в которых были запечатлены "исправленные" никонианцами истины. Их уносили в скиты, с ними в руках устраивали самосожжения, не желая идти под "антихристову власть". Согласитесь, что без соответствующего отношения к книжному слову такие "подвиги веры" были бы невозможными.
В том же ряду находятся обе реформы русского алфавита: при Петре I и при Советской власти,— которые ставили своей целью, при всех неизбежных издержках, облегчить овладение грамотой, а следовательно, и письменной, и книжной культурой для как можно более широкого круга людей. Взлет государственного могущества и Российской империи, и Советского Союза во многом был обусловлен именно этим обстоятельством. А что происходит сегодня? Взлет или падение?
Надо сказать, что костры из неугодной литературы наши "демократы" на площадях не жгут. Все происходит как бы естественным, "стихийно-рыночным" путем. Великую Александрийскую библиотеку в древности называли одним из семи чудес света, и гибель ее сокровищ оплакивалась культурными людьми на протяжении столетий. Советская система библиотек тоже была своего рода чудом. Благодаря ей человек в самом отдаленном поселке или деревне мог не только бесплатно прочитать ту или иную книгу, но и выписать нужную себе литературу по межбиблиотечному абонементу. Именно через систему библиотек множество людей не просто приобщились к серьезному чтению, но и стали собирать личные библиотеки. В 70-е—80-е годы хорошая книга стала даже редкостью, "лучшим подарком" — настолько велик был спрос.
Все наши нынешние "идейные демократы", без исключения: от Гайдара до Чубайса,— тоже выросли на книгах, на своего рода культе книг. Академик Дмитрий Сергеевич Лихачев, особо почитаемый в этих кругах, писал в свое время: "Сохранение культурной среды — задача не менее существенная, чем сохранение окружающей природы. Если природа необходима человеку для его биологической жизни, то культурная среда столь же необходима для его духовной, нравственной жизни, для его "духовной оседлости", для его привязанности к родным местам, для его нравственной самодисциплины и социальности". Строчку из стихов Беллы Ахмадулиной: "Даруй мне тишь твоих библиотек..." тоже помнит любой "демократический интеллигент".
Помнить-то помнит, еще не забыл, но станет ли он сейчас, раздавленный или вознесенный "рыночной реальностью" — без разницы,— станет ли он сейчас или даже через некоторое время оплакивать гибель библиотечного дела в России, станет ли он оплакивать 180 библиотек, закрывшихся только в 2000 году и только в "благополучной" Московской области "из-за недостатка финансирования"? Боюсь, что нет. Как заявил от лица всех "реформаторов" В.С.Черномырдин: "хотели как лучше, а получилось как всегда".
Так вот, чего они хотели, когда начинали "модернизацию" библиотечной системы? Разумеется, как лучше. А как именно — лучше? А лучше — как в Америке: чтобы кругом компьютеры и бизнес-активность, остальное приложится. Но не прикладывается как-то. Впрочем, об этом по порядку.
Выше было сказано о том, что советская библиотечная система была настоящим чудом. Но это вовсе не значит, будто она была идеальной, без недостатков и слабых мест. Их очень хорошо знали и специалисты, и даже неспециалисты. Разумеется, прежде всего — это спецхраны, где лежала "идейно опасная" и прочая "несовершенно секретная" литература. Впрочем, лежала — не совсем верное слово. Ее читали, и достаточно активно: как люди, обладавшие соответствующими допусками, так и сами библиотечные работники, члены их семей и знакомые. Все-таки запретный плод сладок, и с этим обстоятельством ничего не поделаешь.
Более того, "полузакрытый" статус этой литературы придавал ей особое значение некоего "тайного знания", доступного лишь "избранным" и во многом послужившего созданию той самой касты "жрецов демократии", которая проявила себя в годы перестройки и реформ. О реальном качестве этих "тайных знаний", способных лишь обеспечить временное обогащение ничтожного меньшинства общества, сегодня с уверенностью можно судить по их плодам.
Вторым по распространенности упреком в адрес советских библиотек обычно называются "связи с КГБ", которые якобы обязывали библиотечных работников вести своего рода слежку за читателями, выявлять среди них "потенциально неблагонадежных", провоцировать, вербовать и так далее. Не исключаю, что случаи подобного "сотрудничества" с органами госбезопасности могли иметь место, но говорить о них, как о всеобщем или даже массовом явлении,— явное и недобросовестное преувеличение записных "демократов". Да, анализ читательского спроса проводился всегда, но это неотъемлемая часть любой грамотно поставленной библиотечной работы, а вовсе не какое-то особое "задание спецслужб".
