24.06.41, МиГ-3, перелёт Липицы–Внуково, 1 полёт, 40 минут.
Ещё через день – первый боевой вылет:
26.06.41, МиГ-3, вылет по тревоге, 1 полёт, 30 минут, высота 6 тыс. метров.
Затем практически ежедневное барражирование над Москвой на больших по тем временам высотах от 5500 до 10 500 метров.
caption /
Среди фронтовых фотографий отца у меня хранится вырезка из «Литературной газеты» от 30 января 1985 г. с фотографией: «Алексей ТОЛСТОЙ на Западном фронте. Июль 1941 г.» – у борта истребителя рядом с писателем стоит невысокий, мальчишеского вида человек в пилотке и гимнастёрке – командир 34-го авиаполка майор Леонид Григорьевич Рыбкин.
А.Н. Толстой тогда почти две недели прожил во Внуково в расположении полка и написал очерк «Таран», опубликованный 16 августа 1941 г. в «Красной звезде». Одним из героев очерка стал лётчик полка и друг отца Виктор Киселёв, который в ночь на 10 августа атаковал бомбардировщик «хейнкель-111», таранил его и покинул свой повреждённый самолёт с парашютом.
Это был второй в небе Москвы ночной таран. Первый – совершил накануне, 8 августа, тёзка Киселёва и его однокашник по Борисоглебскому училищу лётчиков Виктор Талалихин. В.А. Киселёв сбил самолёт из эскадры Кg53 «Легион Кондор», отличившейся в Испании бомбардировкой Герники, а затем – бомбардировочными рейдами на страны Бенилюкса и Англию.
Первые налёты немецкой авиации на Москву начались через месяц после начала войны 22 июля – по ночам.
Перехват противника ночью – один из труднейших видов лётной работы и требует специальной, длительной подготовки пилота, которой у отца ещё не было, как и у большинства других пилотов московской ПВО. Поэтому, видимо, в отражении первых налётов он не участвовал. Однако вскоре было приказано поднимать при необходимости в воздух любого пилота независимо от его подготовки. При этом те из них, кто потеряет ориентировку или не уверен в ночной посадке, должны были покинуть самолёт с парашютом. Отец смеялся: «После этого приказа мы все сразу стали пилотами-ночниками».
Кроме того, было решено выдвинуть часть истребителей ПВО на запад для встречи бомбардировщиков противника на дальних подступах к Москве засветло. Поэтому одна из эскадрилий полка, в составе которой был отец, под командованием старшего лейтенанта А.Н. Шокуна перебазировалась в Ржев:
4.08.41, МиГ-3, перелёт Внуково–Ржев, 1 полёт, 55 минут.
Через неделю, в течение которой ежедневно боевое патрулирование в воздухе, первые вылеты на перехват противника:
10.08.41, МиГ-3, перехват противника, 2 полёта, 50 минут.
Ещё через три дня – первый воздушный бой:
14.08.41, МиГ-3, патрулирование (зачёркнуто) воздушный бой,
3 полёта, 2 часа 06 минут.
14.08.41, МиГ-3, перехват противника, 1 полёт, 34 минуты.
То есть в тот день у отца четыре боевых вылета – на патрулирование, на перехват противника и – воздушный бой, о котором он рассказывал: «Я заступил на дежурство в готовности № 1 с рассветом. Поэтому, забравшись в кабину, закрыл фонарь, пригрелся и задремал. Разбудил меня стуком кулака по фонарю дед Щукарь (так отец звал своего техника самолёта):
– Командир, смотри!
Над аэродромом, на высоте метров 600, кружила пара «мессершмиттов-109». Они не могли видеть мой самолёт, который стоял в капонире, замаскированный сверху срубленными молодыми деревцами и ветками. Кроме того, наша эскадрилья имела целью перехват бомбардировщиков и разведчиков, которые шли на Москву, а это были фронтовые истребители. Поэтому я с интересом, но спокойно наблюдал за ними.
Внезапно, чуть не бегом, рядом с кабиной моего самолёта появился Шокун, который зло бросил:
– Ты что сидишь, не видишь?
– Так это не наши цели!
– Взлететь и отогнать. Это приказ!
Он развернулся и, не оглядываясь, пошёл в сторону командного пункта.
Я повернулся к Щукарю. Лицо его побелело от ярости:
– Командир, если что случится, я под трибунал пойду, но ему этого не прощу!
– Спасибо, утешил. Давай к запуску.
Дело в том, что этот приказ, по существу, был приговором. У меня не было ни одного шанса взлететь. Я должен был выкатиться из капонира, вырулить на старт, разбежаться по полосе и после отрыва какое-то время лететь прямолинейно, так как поначалу не будет высоты и скорости для маневрирования. Всего этого немцам было более чем достаточно, чтобы гарантированно расстрелять меня на земле или сразу после взлёта.
Двигатель, который Щукарь ещё затемно, перед дежурством, хорошо прогрел, запустился «с полуоборота», и я, зажав тормоза, двинул ручку сектора газа вперёд до упора. Пропеллер взревел, маскировка, пыль и щебень из капонира полетели вверх столбом.
Теперь мой самолёт был у немцев как на ладони. Я отпустил тормоза, и бедный МиГ не выкатился, как обычно, а выпрыгнул из капонира. Напрямую, не сворачивая на рулёжную дорожку, поперёк взлётной полосы я начал разбег по целине и даже на секунду не мог оторваться от управления, чтобы оглянуться – где немцы? Но я и так ясно представлял, как они заходят на меня сзади и берут в прицел. Однако ничего не произошло, МиГ оторвался от земли, и, чтобы быстрее набрать скорость для маневрирования, я в нарушение правил пилотирования не стал брать ручку на себя, но сразу убрал шасси.
Только когда скорость увеличилась, я плавно пошёл в набор высоты и смог оглянуться – 109-е по-прежнему кружили над аэродромом. Испытывая огромное чувство облегчения и не спуская глаз с немцев, я сравнялся с «мессерами» по высоте. Их двигатели задымили – значит, немцы дали полный газ и развернулись в мою сторону. Следующие сорок минут мы гонялись друг за другом, ведя огонь. Затем у немцев, видимо, горючее подошло к концу, они вышли из боя и скрылись. Приземлившись, я зарулил на стоянку и с трудом, с помощью Щукаря, вылез из кабины. Гимнастёрка на мне была мокрой от пота».
По словам фронтового лётчика-истребителя И.И. Кожемяко, «…продолжительность воздушного боя обычно 10–20 минут, максимум полчаса. Надо сказать, что после вылета с 30 минутами воздушного боя, скорее всего, ты во второй раз уже никуда не полетишь. У тебя просто сил не хватит». (А. Драбкин. Я дрался на истребителе. – М.: Яуза, Эксмо, 2006). Как видно из лётной книжки, отец после сорокаминутного воздушного боя совершил ещё три боевых вылета. Почему немцы не расстреляли его во время взлёта, объяснил вымпел, который они сбросили уходя. В нём была записка о том, что на следующий день они вновь вызывают советских пилотов на поединок и не будут атаковать на взлёте.
Полагаю, что, если в тот день при взлёте у отца не было шансов остаться в живых, то в последующем бою их тоже было немного – всё было против него начиная с того, что соперников было двое. Ещё хуже было то, что это явно были «свободные охотники» – опытные боевые пилоты, имеющие на счету не одну победу. А для отца это был первый воздушный бой. Кроме того, он происходил на малой высоте, где «мессеры» имели превосходство над МиГом в скорости и маневренности, а против его трёх пулемётов на немецких самолётах было по четыре ствола, включая пушку.
Приказ командира эскадрильи, которым он послал своего лётчика на явную смерть, мог иметь только одно объяснение: было основание полагать, что «мессеры» прилетели блокировать аэродром и препятствовать взлёту перехватчиков. В это время немецкие бомбардировщики могли свободно пройти на Москву или нанести удар по аэродрому. Он, конечно, понимал, что лётчик будет убит при взлёте. Но предполагал, что, пока немцы будут возиться с ним, кто-то из других пилотов дежурного звена успеет взлететь и отогнать истребители противника.
Очевидно, что 14 августа 1941 г. можно считать вторым днём рождения отца, а первый был через неделю – 20 августа 1941 г. ему исполнялся 21 год. Однако накануне этого дня он вновь едва не погиб при выполнении своих первых ночных боевых вылетов:
19.08.41, МиГ-3, перехват противника, 1 полёт, ночью, 1 час 38 минут;
19.08.41, МиГ-3, перехват противника, 1 полёт, ночью, 1 час 30 минут.
После второго за ночь боевого вылета отец, наверное, не смог найти аэродром, у него кончилось горючее, и он не воспользовался парашютом, а пошёл на вынужденную посадку и чудом остался жив:
19.08.41, МиГ-3. Вынужденная посадка на «живот» ввиду исхода горючего в р-не г. Сычёвка. Экипаж невредим.
С наступлением осени лётчики полка уже не только отражали налёты вражеской авиации на Москву, но также прикрывали свои войска, наносили штурмовые удары по противнику и вели разведку, совершая по 5–6 боевых вылетов в день. Нередко воздушные бои не прекращались в течение всего светлого времени суток. Первую победу в воздухе отец одержал, проведя за день два воздушных боя:
