— А если милиция испугается? — засомневался Гонцов.
— Тогда не выходя из здания идите на другой этаж, в штаб к пограничникам, берите бойцов из караула и производите арест их силами. Впрочем, лучше вам сразу явиться туда, взять солдат — непременно с примкнутыми штыками! — и уж потом с ними идти в КГБ. Пусть они просто встанут перед дверью. Это произведет впечатление.
— Не сносить мне головы!
— Если проиграем — точно. Поэтому лучше выигрывать. Дело близится к развязке. Связь со мной держите через ялтинскую военную прокуратуру, телефонограммами или шифрограммами — в зависимости от важности сообщения. О новостях информируйте незамедлительно. Звонить лучше от пограничников. Укажите также номер телефона, по которому я смогу с вами связаться. Ну, с Богом.
— Есть. — Гонцов повернулся и быстро пошел по улице.
— Вас, Геннадий Викторович, — обратился Черепанов к Вострюкову, — я прошу подстраховать Гонцова. Пока он занимается Симферопольским аэропортом, свяжитесь по вашей линии с военными аэродромами в Бельбеке и Каче — я думаю, Трубачевых не будут отправлять обычным рейсом. Потом поезжайте в Севастополь и с помощью ваших попытайтесь выяснить, куда могли отвезти Трубачевых. Может быть, разведке известны секретные “точки” КГБ здесь. Если удастся установить местонахождение женщин, ничего не предпринимайте до моих распоряжений, просто возьмите объект под наблюдение. И, конечно же, дайте своим людям в Москве шифрограммой указание насчет Васильева и письма. Связь со мной держите точно так же, как Гонцов.
— Слушаюсь.
— А мы что будем делать? — поинтересовался Звонарев, глядя в широкую спину удаляющегося Вострюкова.
— Мы? Будем ждать. Суетиться не надо, если суетятся подозреваемые. Поэтому мы сейчас с вами пойдем пообедаем, а потом отправимся в военную прокуратуру. Уверен, нам предстоит непростой вечерок! Так что отдыхайте пока. Вы здесь знаете какое-нибудь приличное кафе?
— На набережной… — пробормотал Звонарев.
— Ну так пойдемте. Я угощаю.
Вышли на набережную, к памятнику Ленину из красного гранита, который, типично по-ялтински, был окружен пальмами. На фоне Ленина и пальм, глупо улыбаясь, фотографировались молодожены.
В кафе на площади молча пообедали. Кусок не лез Алексею в горло. Он все думал: как там Наташа? Жива ли она вообще? “Надо было идти в санаторий утром, как проснулся, вызвать ее через дежурного и снова уехать куда-нибудь, — думал он. — Авось бы пронесло”. Но что-то ему подсказывало, что вряд ли на этот раз им дали бы уехать…
— Слушайте, — не выдержав молчания, обратился он к Черепанову, — а вы думаете, что все эти шпионы… предатели… оборотни… их пособники — они спокойно позволят себя арестовать, будут давать показания? Да им же светит, наверное, расстрел! У меня такое ощущение, что на нас смотрят здесь десятки глаз, что мы в этом городе совершенно беззащитны, несмотря на ваш пистолет под мышкой. Сюда надо было приезжать со взводом автоматчиков, навести сначала порядок, а потом сидеть и невозмутимо ждать сообщений!
— Знаете, у меня такое же ощущение насчет чужих глаз, — задумчиво заметил Сергей Петрович. — Но вы можете быть спокойны: нападать на нас, откровенно подставляться они не будут. В данной ситуации это бы означало их полное поражение.
— Да почему поражение? Нет человека, нет и проблемы.
— Если это один человек. А дело взято на контроль… — Черепанов ткнул пальцем вверх. — Вы не волнуйтесь: дойдет очередь и до ваших обидчиков. Когда часа через три-четыре позвонят Гонцов и Вострюков. Что мы сейчас предъявим подозреваемым? Вас? Так они скажут, что первый раз вас видят.
— А может, они знают, куда отвезли Трубачевых?
— Если и знают, то не скажут без санкции Симферополя. А туда как раз поехал Гонцов. Пусть он и действует. Ну-с, ладно. Закончили? Пошли в прокуратуру, напишу вам справку, а потом допрошу под протокол.
Вышли на улицу. Звонарев закурил. Тут его кто-то тронул за плечо. Алексей вздрогнул, обернулся: это был Пепеляев в своей дохе и желто-голубом шарфе. Сергей Петрович с неожиданной для его полного тела проворностью оттер его от Звонарева, сунув руку за пазуху:
— Что вам нужно? Кто вы такой?
— Сергей Петрович! Не волнуйтесь: это местный историк Пепеляев, — успокоил Черепанова Алексей.
— Историк? — Сергей Петрович отступил, внимательно и недоверчиво разглядывая Пепеляева. — Прошу прощения.
— Да, мы познакомились здесь, на набережной, он билеты на экскурсии продает.
— Как? Историк, и… билеты на экскурсии?…
— Жизнь, — коротко объяснил Пепеляев. — Вот он знает, — кивнул он на Звонарева. — Честь имею представиться: Альберт Иванович Пепеляев.
— Сергей Петрович… — пробормотал Черепанов.
— А ведь я вас ищу, Алексей! — воскликнул Пепеляев. — Был уже в писательском доме. Сегодня можно провести экскурсию. Есть “окно”.
— Увы, — развел руками Звонарев, — сегодня никуда ехать не могу. Боюсь, что и завтра, и послезавтра. Образовались срочные дела.
— А никуда ехать не нужно! Первый маршрут начинается здесь, неподалеку, на Пушкинской.
— Вы что хотите сказать: под центром Ялты есть готский подземный ход?
— Потише, прошу вас, — заозирался Альберт Иванович. — Ну конечно есть! Почему бы ему не быть? Ведь Ялта — порт, известный в древности под названием Джалита, стратегический пункт. В такие места обычно и ведут подземные коммуникации.
— Все равно не могу, Альберт Иванович. Это же займет много времени.
— Ялтинский маршрут занимает около часа. Как обидно, что вы не можете! Как раз сегодня нам никто не помешал бы. Музей закрыт на санитарный день.
— А при чем здесь музей?
— По уникальному совпадению, — зашептал Пепеляев, — подземный ход выходит на поверхность на территории нынешнего Историко-литературного музея. Я его и нашел, когда работал там.
— У нас ведь есть час? — обернулся Алексей к Черепанову.
— Да есть, в принципе, — пожал плечами тот, удивленно глядя на Звонарева. — Для вас так важна эта экскурсия?
— Это необычная экскурсия, понимаете, — тоже понизил голос Алексей, — закрытая! По тайным подземным ходам готов. Вы слышали о готах? Они, оказывается, здесь жили полторы тыщи лет, говорили на своем германском диалекте. Альберт Иванович написал о них диссертацию. Да не защитил.
— Ну что ж, давайте, если не более часа. Я, разумеется, пойду с вами. Это можно? — осведомился Сергей Петрович у Пепеляева.
Тот помялся, потом кивнул.
— Только обещайте мне хранить об увиденном полное молчание. В случае огласки у меня могут быть неприятности.
— Обещаю, если там никого не убивают и не грабят, — улыбнулся Черепанов. — Телефон в музее есть?
— Конечно.
— Тогда пошли.
— Э-э… минуточку, — задержал их Альберт Иванович. — Хотелось бы сразу урегулировать вопрос оплаты. Я обещал Алексею скидочку как студенту до десяти рубликов. Мне неудобно обижать вас, брать больше, поэтому, так уж и быть, давайте тоже десять.
Сергей Петрович открыл рот. Цена экскурсии и его поразила, хотя получал он, конечно, куда больше, чем Звонарев.
— Ничего себе “со скидочкой”! Анекдот! Дерете, батенька, с проезжающих! Теперь я понимаю, почему надо хранить молчание! Скажешь кому-нибудь, так не поверят!
— На курортах все дорого, — виновато улыбнулся Пепеляев. — Впрочем, вы можете отказаться.
— Поэтому я и не езжу на ваши курорты, — ворчал Черепанов, доставая бумажник. — Облапошивание простаков!
Однако теперь он уже не смотрел на Пепеляева с недоверчивым прищуром, как прежде. Ухватки спекулянта заставили, очевидно, Сергея Петровича отказаться от мысли, что перед ним коллега Кубанского, “Ленина” или человека в “аляске”.
Алексей тоже расплатился, и они двинулись в сторону Пушкинской. Альберт Иванович шел впереди, длинные полы его дохи развевались, как знамена.
— Сейчас вот он “сделает ноги”, и плакали наши червонцы! — продолжал бурчать Сергей Петрович.
— Да что вы, он же местная достопримечательность! Куда он денется? Он каждый день сидит вот здесь, перед сувенирным магазином, на экскурсии людей зазывает. Точнее, никого он не зазывает, читает себе исторические книжки.
У чугунной ограды музея, особняка в стиле “модерн” с большими овальными окнами, Пепеляев остановился, поджидая их.
— А где же остальные? — спросил Звонарев.
— Сегодня только вы. Мертвый сезон, — объяснил Альберт Иванович, открывая калитку.
Они прошли во двор, мимо афиши “Преступления инквизиции”. На двери музея действительно висела табличка “Санитарный день”. Пепеляев постучал в окно. Выглянул сторож, бледный пожилой человек в фуражке с голубым околышем. Увидев Альберта Ивановича, он кивнул и пропал. Через минуту дверь открылась.
— Прошу, — пригласил Звонарева и Черепанова Пепеляев.
* * *
Они вошли в полутемное маленькое фойе, заканчивающееся лестницей на второй этаж. Припахивало плесенью и еще каким-то особым музейным запахом — то ли чернил, то ли химического клея. Сутулый вахтер со связкой ключей молча стоял сбоку от входа, выражения его лица в тени от козырька не было видно. Альберт Иванович с ходу сунул ему в руку смятую купюру.
