Ознакомительная версия.
Это невозможно. Как невозможно в этой обстановке вырастить и психически здоровых людей, когда всё стало ребенку врагом: трава, вода, небо, дождь…
И еще я прочел в том ответе Агропрома: «Вот бы объединить усилия ученых и писателей в направлении внедрения рекомендаций по уменьшению поступлений радиоактивных продуктов деления в объекты сельскохозяйственного производства — это была бы реальная помощь». И даже такое написали «Вашу руку, товарищ!»
Прекрасная эмблема: три руки крепко держат одна другую — Главатом, Агропром и Медицина. Сюда бы еще руку Союза писателей — ведомственная идиллия!
Итак, подошел критический момент принятия решения. Атомную программу надо пересматривать.
И уж с чем совершенно и категорически согласны все не втянутые в ведомственные интересы, игры ученые: атомное строительство недопустимо в европейской части нашей страны. Тут, наоборот, надо останавливать, закрывать, убирать те станции, которые действительно грозят катастрофой[94].
Необходимо снять завесу ведомственной тайны над землями и населением, пораженными чернобыльским выбросом. Куцые интересы ведомства тут прямо противоположны долговременным государственным. Национальным. Не говоря уже о гуманных принципах — они вопиют! Белоруссии (и именно в Гомельской или Могилевской областях) нужен свой полноценный центр по контролю за долговременными последствиями аварии и независимое от атомного ведомства медицинское обслуживание населения.
И, наконец: о монополии в науке, на этот раз в вопросах энергетики. Академик А. Е. Шейндлин проявил инициативу в создании Московского энергетического клуба (аналог Римского клуба), где бы могла концентрироваться мировая научная информация по этим проблемам, могли проходить испытание дискуссией все новые идеи.
Думается, что такое научное общение даст немало, способно предостеречь от односторонних решений в делах энергетики.
Но главное — создать в науке обстановку, когда «победившее», направление не только не ограждалось бы от контроля «побеаденных» от критики, но, наоборот, как раз бы становилось объектом пристальнейшего внимания общественности.
Разве возможен был бы Чернобыль и всё, что за ним (бесконтрольное размещение АЭС там, где их не должно быть, погоня за мнимой дешевизной конструкций, пренебрежение аварийной защитой и подготовкой технического персонала, не говоря уже о том, что вовсе не учитывался тот общий распад трудовой морали, при котором АЭС превращаются в орудие самоубийства)[95], если бы научная «оппозиция» имела право на критику всего этого, на критику победившего когда-то в атомной энергетике александровского направления?
Тут наша наука вполне могла бы — обязана! — позаимствовать у парламентской демократии. Там именно правящая партия оказывается как бы в невыгодном положении: ее-то как раз и критикуют все, следят за каждым шагом.
Повторяю: всё, что я здесь написал, — результат бесед со многими учеными. Они об этом могли бы сказать и сами — точнее, аргументированнее, против чего-то возразили бы. Кто-то категорически не согласится. Но проблемы эти терзают всех.
Вот и обговорить бы открыто, без «чуда, тайны, авторитета» — этих всесильных бюрократических аргументов.
3-7марта 1988 г., [1991]
Слишком многое загадочно и необъяснимо для нас, неспециалистов (но, оказывается, и для некоторых специалистов), в действиях, поведении, в системе доказательств тех, кто планирует и строит для нас АЭС, обводняет и осушает земли ради возрастающих потребностей наших, издавна освоенные и неплохо кормившие страну черноземы и прочее, и тому подобное.
Летели мы в Индию. Когда я вошел в самолет, глазами встретился с нестарым черноволосым человеком, смотрящим на меня как на знакомого. Поздоровались с той степенью торопливой неуверенности, которая чаще всего свидетельствует, что обознались. Но человек тут же подошел к моему месту, назвал меня по фамилии и предложил выйти поговорить. Я человек деревенский, и это звучит для меня по старой памяти чуть-чуть угрожающе. Но куда тут, в самолете, выйдешь? Приткнулись где-то в переходе из салона в салон. Незнакомый знакомец сразу же заговорил о моей новомирской статье. [1988. № 9. «Честное слово, больше не взорвется…»]. Представился: работает в организации по обеспечению безопасности АЭС, назвал должность очень даже высокую. Конечно же, он не соглсен с направленностью мыслей неспециалиста. Я не очень вслушивался в его доводы, в знакомые интонации: возрастающая потребность в энергии, наше долгое отставание по атомным станциям, неизбежность риска при освоении новых технологий… Лицо и глаза человека — вот что меня притягивало, хотелось обеспокоенно спросить: «Наверное, довелось и вам Чернобыля хватить?» Что-то легасовское угадывалось, то, что когда-то в больнице подметил в человеке причастном… Слова же были какие-то заученно холодные, без всякого стремления к убедительности.
Но вот стюардесса попросила всех сесть на свои места и пристегнуться. Мой собеседник приблизил болезненно-бледное лицо, воспаленно горящие глаза свои к моему лицу и, понизив голос, не то попросил, не то воззвал — совершенно неожиданно, почти заговорщицки:
— Не ослабляйте напора!
Так вот в чем дело! Мы не вольны в своем поведении, и нам уже не справиться с самими собой, ведомственными. Ради Бога, остановите нас!
Может быть, я ошибся. Но я услышал, понял это так.
1989 г.
Выступление на открытии Московского энергетического клуба
Для нас огромное событие — организация Московского энергетического клуба. Международного.
Недавно об этом мы лишь мечтать могли: чтобы честные наши ученые и общественность, наши «зеленые» могли бы получить такую точку опоры. В борьбе со всесилием наших ведомств, У нас сколько министерств? Говорят, в Японии — 5. У нас около сотни.
Одни ведомства ведут химическую войну против собственного народа и природы. Другие — с помощью мощнейшей мелиоративной техники, третьи — почти уже атомную (Чернобыль).
Да что ваши военно-промышленные комплексы! Это кошка против нашего тигра — ведомств. У ваших есть конкурирующие фирмы и отрасли, способные им противостоять.
Наши куда более сплоченно наступают на моря, озера, реки, черноземы, воздух, пищу, на наши щитовидки и гены. Единой когортой.
Вот почему и ученые наши, которые не продали душу ведомствам, и «зеленые» наши так рассчитывают опереться на вас. мировую науку, в борьбе с ведомственным Левиафаном.
Вопрос, однако: чью сторону вы будете принимать — в каждом конкретном случае?
Например, когда американские эксперты, этот третейский суд, будут решать, что делать с Крымской АЭС. Оставлять ли атомную станцию на опаснейших разломах земной коры, в курортной зоне страны. Там, где ветра, как ни в какой части нашего юга, где поселки называются Планерскими и Ветряными, — там еще в 20-е годы обучались воздухоплаванию. Само просится — широкое использование энергии ветра, солнца, а не еще один потенциальный Чернобыль.
Почему я начинаю как бы с претензии к вам — мировой науке, хотя всё кажется хорошо: Клуб, наконец, создан, мечта, идея академика Александра Ефимовича Шейндлина (и наша тоже) реализована, и мы теперь не один на один с ведомствами, а наоборот, можем на вас рассчитывать.
Да, но ведь и они на вас рассчитывают. Так что будьте бдительны, как говорил Юлиус Фучик[96]. Или как выражался Заратустра: если ты смотришь в пропасть, то и пропасть смотрит в тебя, приманивает, заманивает.
А у ведомств есть, чем заманить-приманить. На их стороне и огромнейшая армия ведомственной науки, тоже авторитетнейших ваших коллег, для которых, однако, интересы науки — на пятом месте, а на первом — ведомственные. Это на их совести и мертвый Арал, загаженная Ладога, и Ленинградская дамба, и пустыни, превращенные в болота, а болота — в пустыни (как белорусское Полесье). Или в радиоактивные поля обращенные целые районы: сотни и сотни населенных пунктов в Белоруссии — далеко, очень далеко от так называемой «тридцатикилометровой зоны». О, 30-километровая зона! Она завораживает, гипнотизирует и наших, и западных специалистов, и дальше 30 километров многие из них ничего не различают. Или не хотят видеть. Простите, но это слишком напоминает известный фокус: сажают на пол курицу, обводят мелом круг, и она замирает, ни с места, загипнотизированная.
Вот что мы читаем в газете «Правда» о выступлении Марселя Буате — президента международной энергетической организации, о его докладе «Атомная энергетика и экология», прочитанном в Швеции. С высоты французского опыта (семидесятипроцентная «аэсизация» страны) француз поучает шведов: да что же вы так напугались Чернобыля? А мы вот не боимся, наоборот, даже такой грандиозный конфуз атомной энергетики, как Чернобыль, лишь подтвердил, что ничего страшного. Ну, погибли 30, что ли, человек, ну, умрут еще несколько тысяч от рака…
Ознакомительная версия.
