Мы совершенно согласны с тем, что в 1940-е просто не могло быть системы подготовки всечеловеков, а вместе с этим и технологий прогноза, и философии технического обеспечения неаналитических, чудесных операций. Именно поэтому люден Гитлер, например, слишком часто терял чувство реальности и слишком надеялся на успех только психологических методов, забывая о технике и экономике. Именно поэтому он слишком часто делал ошибки в политике производства вооружений. Вот, например, даже в нынешней России мы знаем вполне патриотическую группу, которая надеется победить западников очень оригинальным способом: дождавшись, когда в 2012 году у Земли поменяются магнитные полюса и когда планеты потрясут невиданные катаклизмы, взять реванш, причем группой людей в России, которые добились небывалого духовного просветления. Эти люди ненавидят всякую технику, а компьютеры – тем более, и ругательски ругают нас за наши идеи совмещения психотехнологий с высокими достижениями электроники и программирования. Но мы с ними даже спорить не хотим.
Слишком большое увлечение чисто магической стороной дела породило и самоуспокоенность Гитлера, когда после блестящих технических находок первых двух лет войны наступил почти двухлетний застой. А когда все у Гитлера повисло лишь на психологических эффектах, у него тотчас образовалось самое уязвимое место. Стоило русским прервать цепь чудес сначала под Москвой, а потом и под Сталинградом, как по психике самого фюрера оказался нанесен мощный удар. Уже исчезла вера в непобедимость немцев, причем как у них самих, так и у русских. Психополе Гитлера ослабело. А Курская дуга летом 1943 года только усугубила этот кризис. В то же время потеря чувства реальности и самогипноз у «самородного» и нетренированного вождя привели к тому, что он совершенно не обратил внимания на возможность сокрушить электроэнергетику русских.
Наконец, самое главное.
За Гитлером не было правды. Он сделал ставку на антихристианство и на культивирование темных сил. Его Третий рейх должен был быть построен не благодаря объединению всех народов Земли и человечества, а исключительно благодаря истреблению «неполноценных народов». Мы не повторим этой ошибки.
* * *
Но критика нашего Скептика очень полезна. Действительно, тот, кто применяет стратегию чуда, тот, кто идет путем молниеносной войны, должен располагать оружием и техникой, сопоставимой с боевой машинерией своего противника. Пусть даже этой техники у чудотворца окажется во много раз меньше, чем у врага.
Невозможно уповать на одни измененные состояния сознания, веру и отчаянную храбрость, если технически противник превосходит тебя на одну-две эпохи. Махди, который поднял восстание в Судане 1880-х, считался новым пророком, и тысячи людей шли за ним в кровавые схватки. Но англичане косили их из пулеметов, словно траву.
В конце концов чего бы добились неистовые японцы, кидайся они на западные линкоры и авианосцы с одними мечами и кремневыми ружьями? Нет, у них имелись и торпедоносцы, и авианосцы, и истребители. Пусть они и не были венцом научно-технической мысли тех времен, но все же японское оружие было в одной технологической эпохе с американским. Вот и Гитлер строил свою чудесную стратегию на танках, прекрасных 88-миллиметровых орудиях, радиосвязи и люфтваффе. Как пишет уже цитировавшийся Алексей Меняйлов, моторизация и крайняя быстроходность частей вермахта обеспечивала то, что немцы быстро распространяли на большие пространства чудовищное психополе своего сверхвождя Гитлера, и это, по Меняйлову, некрополе парализовало жертвы агрессии, заставляло их вести себя так, как нужно фюреру.
«Немецкие войска, по воспоминаниям самих немцев, отличались от русских психоэнергетической монолитностью своих частей и, как следствие, невербальным ими управлением. Это отличие проявлялось в том, что гитлеровцы редко побеждали при фронтальных, лобовых атаках индивидуально стойких русских. При лобовых атаках события развиваются достаточно медленно, предоставляя время защищающимся изготовиться к отражению атаки. Однако гитлеровцы побеждали (даже в 1944-м!) созданием неожиданных ситуаций, ключом к которым была дерзость маневра и, главное, скорость, при выходе в тыл, во фланг, когда они обрушивались как снег на голову, а это без средств передвижения, без бронетранспортеров и танков, ускорявших передвижение этой психоэнергегически монолитной стаи, – невозможно. Техника (горючее!) обеспечивала эту внезапность, а следовательно – победу…» – пишет А. Меняйлов (указ. соч., с. 348.).
Таким образом, рассчитывая победить в возможном столкновении с неокочевниками и военной системой США, русские, помимо оружия бесплотно-психического, должны располагать нужным набором вполне материального оружия и продуманной системой снабжения своих боевых сил всем необходимым. Только теперь нужно разработать стратегию и тактику борьбы с врагом, который пойдет на нас уже не на танках и даже не с атомной бомбой, а с высокоточным оружием, боевыми роботами и аэрокосмическими ударными формированиями, рассчитывая остаться неуязвимым и поражать нас издали. Нельзя тягаться с противником на нивах экономики и технологий, не обладая своими финансистами, учеными и научно-исследовательской базой.
Враг больше не даст нам возможности превратить страну в один боевой лагерь уже после начала войны и работать дни и ночи под лозунгом «Все для фронта, все для победы!». Он разобьет нашу промышленность, уничтожит электростанции, не даст двигаться железнодорожным эшелонам и автоколоннам, обрушит наши мосты и тоннели. Да и вообще в этой войне тыла у нас не будет.
Нужно решить вот такую сложную, на первый взгляд совсем не решаемую задачку. Но, право, не станем забегать вперед.
В Пятой мировой войне русским придется драться, применяя чудесную неаналитическую стратегию, стратегию молниеносной войны. Ибо только так слабый способен опрокинуть сильного, восполнив отвагой и чудесами недостаток материальной силы. Когда мы говорим «стратегия», читатель, мы прибегаем к условности. В нынешнем мире метадействия, в мире едином и взаимосвязанном, границы между стратегией и тактикой уходят в прошлое. Нередко традиционный уровень тактического становится стратегическим, и наоборот.
* * *
– Что-то не оставляют меня сомнения! – качает головой Скептик. – Все кажется мне, что вы не от мира сего, а ваша чудесная стратегия – это какая-то мешанина из вашего личного бреда и текстов экстравагантного Переслегина. Ведь развитый мир идет совсем другой дорогой, дорогие мои! Там все решают организация, деньги, технологические сверхпроекты и профессионализм! Больно уж слабым и бесплотным кажется ваше чудо по сравнению с пятнадцатью авианосцами США. Точь-в-точь что ладанка или икона – супротив пикирующего бомбардировщика.
Ох, как вы ошибаетесь, дорогой Скептик! Чудесная стратегия завоевывает не только наш ум. На нее вожделенно смотрит и враг наш, хотя он и силен, и богат так, как нам сегодня и не снилось. Он тоже хочет ею пользоваться. И мы, дописав книгу до этого места, обнаружили: если не успеют русские, то идеи молниеносных чудо-войн разовьют за океаном.
* * *
В начале октября 2002 года в Общевойсковой академии РФ прочитал свою сенсационную лекцию не кто иной, как Монтгомери Мэйгз – командующий американскими войсками в Европе, один из представителей военной элиты США («Независимое военное обозрение», 2002, №37). Танкист, ветеран вьетнамской войны и участник войны с Ираком в 1991 году, бывший работник отдела стратегического планирования Объединенного комитета начальников штабов США и ученый-историк со степенью, соответствующей нашему кандидату наук. В общем, не какой-нибудь тупой армейский «сапог», а командир-интеллектуал с погонами четырехзвездного генерала.
Что же он говорил? Да то же самое, что и Переслегин – только немного другими словами. То, что мы называем «чудесной стратегией», Мэйгз нарекает «асимметричными войнами», построенными на принципах асимметричности и идиосинкретичности. Это то, что мы выводим как принципы чуда, нетривиальности операций и метадействия.
Асимметрия по американцу – это и есть чудо по-нашему. Асимметричность – это когда ты поражаешь противника, действуя совершенно новым путем. Так, что никто не может сравнить твои действия с каким-то прошлым опытом. А идиосинкретичность по Мэйгзу видится как необычный подход к использованию новых и старых средств вооруженной борьбы, причем общие правила на них не распространяются.
Знаете, что американец называет главной целью войны нового типа?
То же, что и мы, – поражение прежде всего сознания противника. Если сломлена воля к борьбе, то не помогут даже сохраненные интеллектуальные и физические возможности. Вот Мэйгз и учит: нащупай самые чувствительные места противника, нанеси в них удары и сломи волю к сопротивлению. Потеряв психологическую устойчивость, противник окажется побежденным даже при наличии мощного интеллекта и реальных сил для контрударов. Стратег-асимметрик наносит мощные удары по «стратегически чувствительным местам неприятеля», что приводит к шоку у последнего, к эффекту «опрокидывания фронта» и полного разгрома врага.
