Не жалости должны просить русские мастера искусств от властей и не подачек с царского стола, а требовать во имя спасения и нации и государства своей востребованности Россией.
Если народ не кормит свою армию, рано или поздно он начнет кормить чужую. Если народ лишен своей национальной культуры, рано или поздно он исчезает как народ.
Иван Шевцов ТРИ ВОЙНЫ ЗА ПЛЕЧАМИ (Юбилейная беседа поэта Валентина Сорокина со старейшим русским писателем)
Валентин СОРОКИН. Иван Михайлович, тебе — 80! Как быстро пролетели эти годы?
Иван ШЕВЦОВ. Как один миг. Иногда мне кажется, что я, двадцатилетний лейтенант, отдаю пограничному наряду приказ заступить на охрану границы. Или мчусь на лошади по боевой тревоге на правый фланг участка заставы, где в ночное небо взвилась красная ракета. Это был предвоенный 1940 год.
В.С. Ты прожил интересную, напряженную, наполненную большими событиями жизнь. Я помню стихи замечательного русского поэта Геннадия Серебрякова, посвященные твоему семидесятилетию:
Пережито немало, и пройдено столько!
Дымный отсвет годов над твоей сединой.
Три войны за плечами, да еще "перестройка",
Что по сути является тоже войной.
Что нам нужно для счастья? Лишь правда да воля.
Пусть нападки врагов беспощадно грубы,
Но лежит пред тобой "Бородинское поле" —
Поле битвы твоей и писательской гордой судьбы.
"Три войны за плечами"... Это какие же?
И.Ш. Финская — 1939-1940 гг., где я молодым лейтенантом командовал взводом, Великая Отечественная, где я, будучи начальником погранзаставы, на рассвете 22 июня 41-го принял первый бой с фашистами. Затем были тяжелые бои с танками Гудериана под Мценском, Тулой и Москвой, где я командовал разведвзводом и ротой 34-го погранполка. А третья война — Япония в августе 45-го. Там я был военным журналистом.
В.С. А "перестройка" для тебя тоже была войной?
И.Ш. Естественно, более жуткой и коварной. Это третья Отечественная война, в которой наш народ понес сокрушительное поражение. То, что не смог сделать Гитлер, то сделал международный сионизм при помощи своей агентуры, засевшей в верхних эшелонах государства: горбачевых, яковлевых, шеварднадзе, ельциных и прочих выродков-оборотней. Уничтожили могучую процветающую державу СССР, разграбили ее несметные богатства и превратили народ, его основную массу, в одурманенных, безмозглых рабов.
В.С. Ну хорошо, я согласен с тобой. Мы ушли в политику. Но ты писатель, известный писатель, автор, если я не ошибаюсь, 14 романов, острых, злободневных, пользующихся постоянным спросом читателей. Вот Геннадий Серебряков в своем посвящении назвал твой роман "Бородинское поле" "полем битвы твоей и писательской гордой судьбы". Ты согласен с этим?
И.Ш. Что касается романа "Бородинское поле", то я, как и многие читатели, считаю его главной, наиболее удачной книгой в моем творчестве.
В.С. Наверное, это естественно. Ты человек военный, полковник в отставке. Из четырнадцати романов по меньшей мере пять посвящены военной тематике. Я считаю и первую часть романа "Любовь и ненависть" — "На краю света", где действуют военные моряки-североморцы, тоже военной. Ты долгое время после войны работал в центральной военной печати специальным корреспондентом, сначала в журнале "Пограничник", затем в газетах "Красная звезда" и "Советский флот". Там черпал материалы для своих военных книг.
И.Ш. Разумеется. Но сначала эти материалы проходили в виде очерков, фельетонов, статей через страницы периодической печати и не только названных тобой газет, но и других печатных органов. Таким образом у меня накопилось свыше пятисот различных публикаций, разбросанных по разным газетам и журналам. В промежутках между "Красной звездой" и "Советским флотом" мне довелось некоторое время поработать собственным корреспондентом газеты "Известия" в Болгарии.
Конечно, работа журналиста создала серьезную базу для последующей творческой работы над художественными произведениями.
В.С. Я согласен, что и в "Бородинском поле", как, пожалуй, и во всех других твоих романах, явно присутствуют элементы политики, идеологических баталий. А началось все, если не ошибаюсь, со знаменитой "Тли"?
И.Ш. Пожалуй. Это была моя первая книга, так сказать "проба пера", хотя и появилась она у читателя не первой. Просто рукопись лежала в столе лет пятнадцать, ожидая своего часа.
В.С. Появилась "Тля" в 1964 году и наделала много шума. Я спрашиваю: из-за чего столько шума? Никакого "криминала" я в ней не нахожу. Можешь объяснить, в чем тут дело? Почему одновременно на тебя обрушился критический шквал едва ли не со всех газет и журналов, словно в романе содержался призыв к свержению власти?
И.Ш. Первыми атаку начали "Голос Израиля" и другие западные голоса. Потом просионистские газеты как иностранные, так и наши, отечественные, которыми в то время заправлял главный оборотень, а вспоследствии архитектор "перестройки" А.Н.Яковлев. Роман был объявлен антисемитским, черносотенным и вообще не художественным.
В.С. Но это же неправда. Я читал роман и не нашел в нем крамолы, о которой кричала недобросовестная критика. Там, по-моему, действует лишь один еврей — молодой скульптор Канцель — персонаж во всех отношениях положительный.
И.Ш. А главный отрицательный персонаж — искусствовед Осип Давыдович Иванов-Петренко. Но дело не в фамилиях. В романе показана идеологическая битва в сфере искусства. Были названы духовные диверсанты, подкладывающие мины и фугасы под фундамент народной власти и социалистической идеологии. То были первые пробные камни врагов нашего Отечества. Именно тогда начала воплощаться в жизнь небезызвестная директива Ал.Далеса о ликвидации СССР, компартии и советской власти. Это был предупреждающий набат. С "агентов влияния" были сдернуты маски.
В.С. Но об этом писали и другие авторы: Юрий Иванов — "Осторожно сионизм", Владимир Бегун — "Ползучая контрреволюция" и "Вторжение без оружия", Анатолий Иванов в "Вечном зове", Всеволод Кочетов...
И.Ш. Совершенно верно. Но их книги вышли в свет после "Тли". Они продолжили поднятую мной и в то время запретную тему. Мне пришлось принять на себя первый ожесточенный удар просионистской критики и административных "агентов влияния", засевших в верхних эшелонах власти. Первому всегда достается больше всех.
В.С. Твое отношение к КПРФ не изменилось?
И.Ш. Я своих убеждений не меняю. У меня могут быть негативные оценки лидеров компартий, того же Берии, Хрущева, Брежнева, не говоря уже о Горбачеве и Ельцине. Но в целом я разделяю партийную линию и прежде и теперь. Как старый коммунист я вижу ошибки и промахи руководства КПРФ. Например, на выборы в последнюю Думу всем движениям левого толка, в том числе и В. Илюхину с Ампиловым, надо было идти единым блоком с КПРФ. Мне не понятна затея Селезнева с созданием какой-то "России", вроде примаковского "Отечества". Все эти игры в амбиции пагубны для народа.
В.С. Вернемся к литературе. Одновременно с выходом "Тли" в тот же 1964 год "Воениздат" выпустил в свет два твоих новых романа: "Семя грядущего" и "Среди долины ровныя"... Они были посвящены ратному подвигу народа. Их-то критика обошла молчанием.
И.Ш. Не скажи. Некто Грампп и Гуревич сделали и по ним булавочные уколы со страниц "Комсомольской правды". С 1964 года и до наших дней я нахожусь под постоянным и неусыпным прицелом сионистской критики. Особенный ее всплеск пришелся на 1970 год, когда у меня одновременно вышли в свет два новых романа: "Во имя отца и сына" и "Любовь и ненависть". Это была настоящая свистопляска. Как и "Тля", эти романы вызвали поток благодарственных читательских писем.
В.С. В чем тебя обвиняли критики этих романов?
И.Ш. В основном, как и "Тлю", в клевете на советскую действительность, в попытке поссорить ителлигенцию с народом. Под интеллигенцией, естественно, подразумевались "агенты влияния", идеологические диверсанты. А мое критическое отношение к зарождавшейся тогда проституции и наркомании считалось клеветой на советскую действительность.
В.С. Я думаю, причина в злободневности и актуальности поднимаемых тобой жизненноважных проблем. В остроте сюжета, который иногда граничит с детективом. Уже не говоря о монументальном "Бородинском поле", его многоплановости, глубине поднятых пластов народной жизни. Та же "Тля". Она актуальна все минувшие годы вплоть до наших дней. Кстати, как насчет переиздания?
