Его привлекал не жест, не прыжок сюжета занимательного свойства, не "ох" и "ах" до дрожи заинтригованного обывателя, ждущего, когда обманутая героиня выстрелит из ружья, висевшего над турецким диваном коварного героя. Обыватель не подозревает, конечно, что беллетристическая глупость для всех наций.
Он был строителем собственного мира, независимо от того, нравился или не нравился кому-либо этот его "леоновский мир". Что это за своеобразный мир — реальный лес или более реальное отражение леса в воде? Сама действительность или изображение современной вавилонской башни в последних прощально печальных отблесках заката? Или это дуновение Апокалипсиса, смутной угрозы человеку и человечеству?
Леонов всегда тревожен. Его стиль тяжеловесен, разветвлен, непрост. Хотя почасту ироничен в той степени, в какой могут иронизировать титаны. С самых ранних вещей, где уже чувствовалась литературная неуемность, до "Русского лета" и "Пирамиды", текст Леонова наполнен особой "леоновской аурой", особым звуком, главное же — мыслью, не одномерной, сложной, призывающей в помощники уразумения. Его проза обладает мощной силой логики, ничего общего не имеющей с легкодумной словесной игрой. Большая литература накатывается медленно, гигантскими валами. Она похожа на цунами.
Где сейчас, в каком пространстве гений Леонова? Там, в других высотах, в неземных декорациях, вокруг него не очень многолюдно, так как из миллионов художников только единицы преодолевают границу для дальнего путешествия к потомкам.
Полный текст публикации — в “ДЛ” №2
[guestbook _new_gstb] На главную 1
2
3 u="u605.54.spylog.com";d=document;nv=navigator;na=nv.appName;p=0;j="N"; d.cookie="b=b";c=0;bv=Math.round(parseFloat(nv.appVersion)*100); if (d.cookie) c=1;n=(na.substring(0,2)=="Mi")?0:1;rn=Math.random(); z="p="+p+"&rn="+rn+"[?]if (self!=top) {fr=1;} else {fr=0;} sl="1.0"; pl="";sl="1.1";j = (navigator.javaEnabled()?"Y":"N"); sl="1.2";s=screen;px=(n==0)?s.colorDepth:s.pixelDepth; z+="&wh="+s.width+'x'+s.height+"[?] sl="1.3" y="";y+=" "; y+="
"; y+=" 40 "; d.write(y); if(!n) { d.write(" "+"!--"); } //--
41
[cmsInclude /cms/Template/8e51w63o]
Татьяна Реброва ПЯТЫЙ ЛЕПЕСТОК
* * *
Я на исповеди рвану
Перед батюшкой воротник
С золотыми по синему льну
Одуванчиками — и в крик.
Я на пол сползу.
Я сроню слезу —
Словно бисером церковь выстелю
Уж за то одно, что себе в висок
Средь ее икон я не выстрелю.
МИСТИКА
Пусть я проклят, но пусть и я
целую край той ризы,
в которую облекается Бог мой…
иду… вслед за чертом.
Ф. Достоевский
Скажи, с какого бодуна,
Россия, если рождена то в этот миг постылый
Еще невинная, как хилый
Пух с Серафимова крыла,
Уже я проклята с той силой,
С какой ты проклята была.
Вновь разворот. И вновь ни разу
На тормоза кто не нажал?
Россией кто уничтожал
Меня, как хлоркою заразу?
Кого в потемках карауля,
Кто и когда нажал курок?
Но и тебе шальная пуля
России обожжет висок…
И клюква брызнет на былинки —
Повадку скоморошью Рок
Не прячет — бубном о вериги!
Бери последний кус ковриги
И в ненасытные суглинки
Последнюю любовь… Молюсь
Я за карман, где фертом фиги.
Точнее? За святую Русь.
Я не ходила с веком в ровнях.
Я плакала по ней в часовнях —
Лишь кал и щебень у щеки,
Не Дух Святой, а сквозняки.
И волокли меня на дровнях,
И скидывали в рудники.
* * *
Отчаливший
С пробоиною бриг.
Отчаявшись,
Как царь, мой миг не брит.
Свисти, Гаврош!
Последний грош на кон —
Последний грош
Раздернутых окон
В ночь, в космос, в глушь
Галактики и в параллельные миры.
Гори, тропа,
Одна из лунных тропок в вещий день
Рожденья моего. В его сирень.
Ее цветы — колода карт и Рок.
И вечный джокер — пятый лепесток!
АЗИАТСКОЕ ЭХО В КРОВИ
От боли не видя ни зги,
Писать, словно руны на воске:
Как эти глазницы узки,
Как скулы темны по-бесовски.
Как юн он! Спасибо твоим
Уловкам, о мой Мефистофель!
Смотри, как пригож этот профиль,
Окутанный в жертвенный дым
Сожженных церквей…
Но святым,
Что после в гортанных молитвах дичали,
Придется простить и восторг, и печали
Хазарских коней, что, топча рубежи
Вселенной, прабабку сквозь время промчали.
Да что же еще тут, скажи,
Мне могут сплести о начале
Моей изумленной души!
* * *
Мстить и мстить — это как чеку
У гранаты рвануть
в самой гуще
Претендентов на райские кущи —
Ни тебя, ни обидчика нет.
Дьявол смотрит на красный ранет
Молча. С недоуменьем.
А Бог
К безоружным спешит на порог
По колдобам неисповедимых дорог.
* * *
"Поэту неба и земли!" — обращение к Богу
в греческом варианте текста "Символа Веры".
Я жалею Бога. Он — меня.
Так вот мы, жалеючи друг друга,
И сосуществуем.
И подпругу
Рваную не чиним у коня,
Что по фреске бродит,
как по лугу.
А на что починишь?
Ни гроша.
Словно ветер, по Руси душа
Свищет по кладбищам и оврагам,
Лжет ему,
шальная,
в образа
И в мои безумные глаза.
Те слезятся. Эти мироточат.
А коня мы отдали бродягам. —
Дети там!
Они о нас пророчат.
* * *
Есть у меня в любой эпохе дом.
Дом прадеда, прапрадеда, дом предка.
Закуталась в туманах над прудом
В сиреневое кружево беседка.
Но кто это?
Чья нежная скула
У губ моих? Бунтуют зеркала —
Хоть врозь они, едино Зазеркалье.
И будущее с прошлым, как вода,
Сейчас текут, стекаются сюда,
Где я над их седыми озерками
Брожу по кромке радужного льда.
И жар свечи, и ночь, и в полынью,
Не зная шифра, хитрый воск пролью
И оступлюсь, как в обморок, и вот,
В какую бы ни рухнула эпоху,
Дом прадеда, дом правнука по вздоху
В одном из вещих снов меня найдет.
ЮРОДСТВО
Перетасуй колоду зодиака,
Маг в крепдешине из дверей барака —
Бог из машины!
Ставь, бери на понт,
Блефуй: здесь шулера, здесь горизонт
Заляпала дерьмом и кровью драка.
От смеха запрокинься,
чтобы из-под бантиков и грусти ряс и риз
Тумана сквозь романы с этажерки
Кирза стремительных сапог
Их мир сломала, то есть рог
У чертика из табакерки.