Поселенцы все еще не имъли понятия о томъ, когда ждать имъ третьей высадки; но одно уже было ясно — новыя высадки неизбежны. Въ собранныхъ мною замъткахъ говорится о чемъ то вроде «въча» объихъ группъ; оно состоялось, говорятъ, мъсяца черезъ два послъ прибытия второй партш, и посвящено было вопросу: что сдълать, когда приъдутъ новые? У нихъ, очевидно, было сильно развитое чувство собственности; некоторые тревожно спрашивали: а что, если «новые» окажутся неохотниками до работы и если ихъ будетъ много? Было даже предложение — встрътить ихъ дубинами. Но это не прошло, отчасти именно потому, что «ихъ» могло оказаться слишкомъ много, а лукъ — не пулеметъ. Но больше всего повлиялъ тотъ доводъ, что въ третьей партии, быть можетъ, найдутся полезные люди: аптекарь, или механикъ, или плотникъ, или — главное — еще нъсколько мужиковъ по происхождению. Ръшено было, поэтому, не только принять ихъ дружелюбно, но даже заранъе отвести имъ удобное место для поселка.
Лично я слабо върю въ историческую действительность этого «въча». По имеющимся у меня даннымъ, въ первыхъ двухъ партияхъ были люди пятнадцати национальностей, по большей части люди малограмотные. На какомъ языкъ могли они вести свои прения? Предание о «въче» есть, должно быть, просто эхо цълаго ряда отдъльныхъ бестдъ. Но что вопросы эти обсуждались, и ръшете сложилось именно такое, — несомненно.
Признаюсь: благожелательный характеръ этого ръшения меня удивилъ; и вообще нельзя не подивиться тому, что за все существование колонии вообще ни разу не было попытки «ликвидировать» иммигрантовъ при высадке. Иммигрантамъ, какъ извъстно, ръдко гдъ рады, особенно въ бъдной странъ; а въ томъ кругу, изъ котораго вышли «старожилы», никогда за гръхъ не считалось облегчать дълежъ посредствомъ уменьшения числа конкурентовъ… Осторожно, съ извинениями, я задалъ этотъ вопросъ Иосифу Вербъ. Онъ — человъкъ съ высшимъ образованиемъ; хорошо знакомъ съ теорией, плодомъ которой явилось превращение этого острова въ «атавистическую» колонию, и говоритъ о типъ прирожденнаго преступника безо всякаго смущения. Его мнъше — что вообще неправильно считать, будто типъ этотъ всегда и при всъхъ условияхъ одержимъ позывомъ къ наси-лию. Ему просто нужна подходящая обстановка, т. е. болъе суровыя условия жизни, и среда людей, ему подобныхъ. Въ меръ цивилизации атавистический человъкъ все время наталкивается на дряблость и безпомощность средняго обывателя: это его провоцируетъ, подстрекаетъ использовать свое преимущество, будь то преимущество силы или хитрости. Но дайте ему сосъдей такого же склада, какъ онъ самъ, и вы получите стойкое равновъсие. «Какъ железный колъ», говорить Верба, «если вбить его между двумя глыбами гранита».
Какъ бы то ни было, «иммигращя» скоро вошла въ норму быта, и уже интересовала поселенцевъ только съ одной точки зръния — не найдется ли въ новой партии полезныхъ «спещалистовъ»: потребность въ обученныхъ техникахъ все росла по мъръ развития ихъ хозяйственная быта. Но возникла новая, и гораздо болъе сложная проблема, действительно поведшая къ серьезнымъ раздорамъ. Съ этой проблемой — и съ ея удачнымъ разръшениемъ — связано одно имя. У насъ, въ миръ цивилизащи, оно до сихъ поръ не забыто — какъ имя одного изъ гнуснъйшихъ образцовъ звъря въ образъ человъческомъ; здъсь, на остро въ, оно свято чтится какъ имя спасителя родины. Имя это — Шарль Ландру.
Черезъ все разнообразие преступныхъ типовъ, которыми постепенно заполнялся далеки островъ, — черезъ всю многогранность ихъ расовыхъ, физическихъ и умственныхъ отличий, — проходило одно главное дъление, одна межа, разграничивающая двъ обособленныя человъческия категории. Межа эта стала быстро намечаться, какъ только вошелъ въ норму вопросъ о хлъбъ насущномъ. Эти два разряда нравственнаго вырождения хорошо знакомы наукъ: есть уголовщина насилия — и уголовщина хитрости. Каинъ — и Змий. Есть, понятно, и промежуточные типы, смъсь обоихъ началъ, но одно изъ нихъ обыкновенно преобладаетъ, и въ суровой обстановке острова это дъление скоро обозначилось выпукло и ръзко. Численно сильнее былъ, конечно, «физический» типъ, разъ въ десять сильнее; самыя условия ихъ жизни, естественный отборъ приспособления и выживания, тоже благоприятствовали преобладанию именно этого типа; умственная изворотливость была ни къ чему — нужны были мышцы. Надо полагать, что не одинъ ссыльный, чья уголовная карьера прошла главнымъ образомъ подъ знакомъ Змия, здесь на островъ скоро забросилъ все свои хитрости и ръшилъ, не мудря, цъликомъ положиться на первобытные рессурсы мускуловъ.
Именно таковъ былъ Шарль Ландру. Въ изумительной подготовленности его тринадцати убийствъ, въ методичности, съ какой онъ долго покрывалъ слъды, наконецъ въ его блестящей самозащитъ на судъ ярко проявилась чуть ли не сверхчеловъческая (или, напротивъ, подъчеловъческая?) утонченность мозга. Но въ то же время это былъ великолъпный физически экземпляръ; самый характеръ его преступлений (онъ убивалъ имъ же соблазненныхъ женщинъ, и было ихъ тринадцать — если считать, что всъхъ нашли) говорилъ о натуре полнокровнаго звъря. На островъ, лицомъ къ лицу съ оголенной действительностью первобытной борьбы за существование, физический «зверь» въ немъ взялъ верхъ и постепенно вытъснилъ «зверя» интеллектуальнаго.
Но были и обратные случаи — меньшинство, у котораго начало Змия оказалось черезчуръ сильнымъ, а начало Каина черезчуръ слабымъ. Я, напримъръ, думаю, что къ этому типу принадлежалъ тотъ горбунъ, котораго линчевали за кражу козы въ первыя недъли поселения. Повидимому, каждая высадка приносила по одному или два представителя этого типа. Имъ сразу не понравилась перспектива личнаго труда. Но въ первые годы уклониться было просто немыслимо. Постепенно, однако, поселенцы стали обростать «имуществомъ», методы работы усложнялись, и появилась необходимость въ нъкоторомъ раздълении труда. Прибыло несколько механиковъ, плотниковъ, какой-то десятникъ строительнаго цеха, даже какой то студентъ-медикъ. Все это повело къ дифференциации; стала намечаться, съ одной стороны, рядовая масса, съ другой — отдельные организаторы или надсмотрщики.
Тутъ и выступили на арену «философы» (до сихъ поръ это слово употребляется на острове, какъ синонимъ отлынивания отъ неприятной задачи). Люди, не имъвшие никакихъ и ни въ какой области правъ на чинъ «спещалистовъ», вдругъ замечтали о «должностяхъ». Но должностей такихъ не было; значитъ — ихъ нужно было создать. «Философы» заговорили о нобходимости прочной организаши и иерархии съ соотвътствующимъ штатомъ. Выражаясь языкомъ политики, это были конституцюналисты острова; они, собственно, хотели сдълать изъ поселения муниципальную или даже государственную единицу.
Въ этомъ и была ихъ сила. Ръзко выраженный типъ природнаго преступника редко тяготъетъ къ политическому бунтарству. Онъ-то самъ нарушаетъ законъ, но отсюда у него еще не вытекаетъ обобщение — что закона и власти быть не должно. Напротивъ, онъ скоръе склоненъ считать нарушение законнаго порядка своей личной привилегией; а вообще «порядокъ» въ его глазахъ и необходимъ, и неотдълимъ отъ власти. Нетрудно, поэтому, было внушить поселенцамъ мысль, что теперь они община, обшинъ нуженъ порядокъ, а для поддержания порядка нужно создать начальство. «Философовъ» было немного, не больше дюжины, но они были сплочены и, конечно, не чета остальной массе по образованности и красноречию; они навербовали много сторонняковъ, отчасти путемъ тайныхъ обещаний «должности», но главнымъ образомъ — просто силой своего довода. Были у нихъ и противники, но разрозненные, безъ руководителей, и безъ цельной доктрины, которую можно было бы противопоставить учению конституционалистовъ. Они только смутно ощущали, что есть что-то неладное въ гладкой логикъ «философовъ», что реформа на самомъ дъле не нужна, что проповедники ея добиваются чего то нехорошаго и несправедливаго. Но главнымъ, самымъ осязательнымъ мотивомъ оппозиции была, по моему, простая здоровая ревность, обычная досада рядового человека на всякаго, кто хочетъ състь выше; важный, ты хочешь править? такъ нътъ же, вотъ тебъ лопата — и копай". Тъмъ не менее, философы победили бы несомненно, если бы не Шарль Ландру.
Когда онъ прибыль, колонии шелъ седьмой годъ. Лътъ пять онъ прожилъ незаметно, ничемъ не выделяясь, и вдругь сразу оказался лидеромъ оппозиции противъ «философовъ», и притомъ, какъ ораторъ и организаторъ, куда сильнъе своихъ противниковъ. Противъ ихъ учения о государственности онъ выдвинулъ другую теорию. Онъ ее, въроятно, заимствовалъ изъ анархистскихъ или синдикалистскихъ брошюръ, которыя были въ модъ, въ годы его юности: но, въ то же время, въ ней безусловно отразилось и подлинное, хотя до того смутное настроение большинства поселенцевъ.
Ландру первый провозгласилъ то, что нынче является для каждаго изъ нихъ символомъ въры: что колония ссыльныхъ на о. Тристанъ-да-Рунья есть высший и лучший меръ, нежели тотъ, который остался позади за океаномъ. Организация и иерархия — искусственный лекарства, нужныя только для больныхъ или умирающихъ обществъ, а тутъ у насъ община, полная живучаго здоровья. Порядокъ нуженъ, но онъ складывается самъ собою, потому что онъ и есть нормальное положение вещей; лучшее средство обезпечить его навсегда — это не портить его надуманными учреждениями. А если случатся отдтльныя нарушения порядка — они встрътятъ свое противоядие, здоровый инстинктъ и здоровые кулаки большинства, и не нужно ни этому инстинкту, ни тъмъ кулакамъ никакого внъшняго руководства.
