Ознакомительная версия.
Я как-то с восторженной улыбкой наблюдал встречу давних и хороших знакомых иракцев, так они 5 (пять) минут без преувеличения рассыпались в приветствиях и ритуальных взаимных вопросах про всех возможных родственников и знакомых, пока не присели перекурить и выпить чая в ресторанчике. При этом они не отпускали руки друг друга, и беспрестанно покачивали головой в знак крайнего удовлетворения встречей. И это считается нормальным, и, напротив, совершенно ненормально сразу обозначить тему деловой беседы, начать «презентацию», как бы сейчас сказали. Даже в суровых армейских стенах, мой контрагент из Минобороны, майор Рамадан, в своем кабинете в 6-ой секции, прежде чем приступить к поруганию качества советских автомобильных покрышек для тяжелых армейских грузовиков (это я их ему продавал тогда), минут 10–15 в обязательном порядке пил со мной чай, рассуждая о чем угодно, но не о контрактах.
Говорят, что во время Второй Иракской кампании, именно в 6–ую секцию, в тот корпус Министерства Обороны (или 5-ую?), в открытое окно влетела американская самонаводящаяся ракета и раздолбала там все в мелкие клочья, надеюсь, что майора Рамадана там в том момент не было, хотя он был и зловредный, амбициозный, напыщенный индюк. Впрочем, такое определение можно было смело отнести ко многим иракским бюрократам средней руки, они как бы отыгрывались и на своем населении, и на нас, представителях другой державы, за все те унижения и собственную беспомощность перед молохом баасистского, саддамовского режима. Так мне кажется.
Что интересно, чем выше чиновник, тем более человечным он выглядел. Этот парадокс я для себя отметил еще тогда. Поэтому про Министров, или Замминистров иракских, с коими мне приходилось общаться, вести переговоры по разным вопросам, ничего дурного сказать не могу. Образованные, корректные, приятные люди были, но жутко усталые все как один, — видно, госслужба тогда была совсем не сахар и у них. Напыщенные дураки и в саддамовской иерархии имели мало шансов на карьерный рост. Это ох как справедливо во все времена и для любого народа, для любой корпорации — управленец должен быть умным, адекватным, лояльным, конечно, а все остальное приложится. Вот Майору Рамадану вряд ли светила серьезная военная карьера, потому что он был индюк и вел себя не всегда умно.
Арабские предприниматели, особенно поездившие-поработавшие в других странах, в США в частности, очень этим обстоятельством гордились и при любом случае переходили на ломаный английский, считая чуть ли не зазорным использовать «низкий» арабский в разговоре. Со мной этот проходило легко, все-таки английский у меня «первый» язык, как говорили в МГИМО («Первый» — это по которому сдаешь Госэкзамен, и который идет в диплом). Наряду с «первым» же арабским, конечно. Этот эффект сознательного отказа от родного языка я потом встречал много раз в Каире, в Морокко, в Эмиратах, и всегда с большим удивлением. Действительно, с какой бы стати, если иностранец разговаривает с тобой на твоем родном языке, переходить на откровенно слабый, неродной английский?
Первые мои попытки перевести разговор на арабский наталкивались на агрессивное непонимание, нарочитое отторжение. Потом я стал понимать, что, видно, это не только поза, но и некое глубинное противоречие в национальной самоиндентификации, когда принадлежность к более продвинутому «роду», «племени» (Америка, в данном случае), способствует развитию чувства самоуважения, гордости, позиционируется как более высокая ступенька в общественной иерархии, в общественном сознании. У нас, в России, это тоже было, да и сейчас бывает, хотя такого слепого «преклонения перед западом», как в годы СССР или ранней ельцинской России, конечно уже не наблюдается в массе.
Так же, отчасти, можно было объяснить стремление перехода на английский простым когнитивным диссонансом — раз передо мной иностранец, то на чем же с ним, бедолагой, разговаривать, как не на универсальном английском? А иностранец, т. е., я с большим бы удовольствием и эффективностью поговорил бы тогда именно на арабском, ибо он был в активной фазе, а английский как раз — в пассивной, хоть я всегда продолжал самообразование, читал, но никак не надеялся, что через какие-нибудь 3 года английский будет меня «кормить», станет основным языком моего общения в рабочей среде.
Быть «двуязычным» в космополитичном Багдаде было полезно. И поднимало мой авторитет среди коллег до высот немыслимых. Мало того, что меня часто брал с собой на переговоры сам Торгпред, я переводил официальные переговоры (не всегда удачно, правда) — так однажды мне пришлось вести Торжественный Вечер, посвященный открытию какого — то фестиваля, вроде Дней Культуры Советского Союза, в самом что ни на есть центральном зале комитета кинематографии, да перед сотнями приглашенных иракцев и гостей из дипкорпуса, аж на трех языках, один из которых, понятное дело, родной русский. Важно ощущение — может я и дал петуха где-то в деталях, но собой я тогда был доволен, вечер провел с подъемом, а народ смотрел на меня как на национального героя. Или мне это показалось? Главное, что я себя чувствовал героем.
В любом языке очень важны детали. Грамматика, речевые навыки, это из обязательной программы, без этого в языке делать вообще нечего. Но важно а) однозначно и сразу поставить себе фонетику, не оскорбляющую слух носителей языка, б) набить свою лексику по максимуму полезными штампами, не чураться штампов, и в) не останавливаться, накапливать словарный запас, лезть в детали, искать этимологию слов, искать логику языка. Это все требует огромного количества времени, но больше — упорства, упертости даже. Молодые переводчики, приезжавшие в Багадад неизменно обращались ко мне за практическим советами, будь то просто методические рекомендации по чтению учебника, или помощь в переводах текстов. Не скрою, это льстило.
Я и сейчас думаю, на кой ляд память моя отягощена знанием языка, на котором мне никогда не придется разговаривать? Зачем мне до посинения напрягаясь разбирать графику какого-нибудь куфического письма, читать суры? Зачем мне знать, что бороздка, разделяющая косточку финика по-арабски будет «накыра»? Я помню очень восторгался этой чертовой бороздкой молодой переводчик Торгпредства Коля Гусев, парень почти двух метров росту (к несчастью, он умер в самом начале 90-ых, только переквалифицировавшись в аналитика на только что созданной тогда ММВБ…). А я Коле втолковывал, что именно в «накыре» весь смысл языка, именно в таком дотошном стремлении к деталям, к избыточности, к многомерности, что нужно заставлять себя читать газеты каждый день, причем не только политические и экономические новости, а рассказы и стихи (!!!) на последней странице, статьи по искусству, науке…
И, поверьте по опыту, — все это совершенно правильно, это самый верный способ изучить любой язык. Но — вот беда, — требует усилий над собой, времени и усилий. Не всем удается, а многие и не напрягаются, наивно полагая, что раз они «заплатили такие бабки за ваши курсы», то и научить их языку просто—таки должны. Никто никого ничему научит не может, только вы сами, только вы. С помощью тех, кому вы заплатили, или кто просто захочет вас научить. И этот подход в равной степени применим к любой сфере профессиональной деятельности. Ну хорошо, языки я отточил до некого блеска, честь мне и хвала… а вот на гитаре играть не научился, не смог, не усидел, пальцы в кровь не захотел сбивать. А как без этого — то?
Гитару первый раз я взял в руки еще в Йемене, но серьезно — именно в Ираке, в первый же свой год. Тогда я активно писал стихи и из них в моем музыкальном сознании выходили почти готовые песни, так что потребность в музыкальном сопровождении была очень острая. И ведь меня учили, и по нотам и без них, по аккордам!!! Но я не научился, ничему, кроме как двадцати стандартным аккордам, и тем скверно… Мне жутко не хватает музыки, я по-прежнему сплю и вижу себя с гитарой на перевес где-нибудь на сцене, но вряд ли сподоблюсь, ибо не хватает у меня на нее, гитару усидчивости, да и времени теперь. Надо было струны — то мучить когда молодой был. Родителям своим я всегда в шутку пеняю, дескать, загубили талант, не отдали в музыкальную школу. Они возражают, зато в английскую вот отдали. Что тоже хорошо, во всем своя польза. Но музыки не хватает.
Совсем недавно мне пришел «привет из прошлого» в виде звонка какого-то «охотника за головами» т. е., хедхантера по-нашему, аж из… Германии. Хедхантер вежливо поинтересовался, не могу ли я рекомендовать кого-то из знакомых на позицию Генерального Директора для одной из крупных арабских компаний, естественно, знание арабского обязательно, и, кстати, нет ли у меня самого какого интереса… Забавно, я даже улыбнулся в трубку в ответ, так неожиданно — наивно прозвучало это предложение. Нет, у меня интереса нет и быть не может, я уплыл из той жизни, где арабский язык меня кормил и поил, и возвращаться в тот мир нет никакого желания. Всему, видно, свое время
Ознакомительная версия.
