Михаил Львов - Каменный пояс, 1985

К вечеру передовые части продвинулись на несколько километров в направлении поселка Ропша. Перебрались и мы с редакцией ближе к штабу дивизии, заняв полуразбитые неприятельские блиндажи на окраине сожженного хутора.

По брошенным флягам, лентам с неиспользованными патронами было видно, что улепетывали фрицы поспешно. В одной из амбразур бросили даже пулемет и сложенные в стопку диски с патронами. С развитием нашего наступления настроение у коллектива редакции становилось все более приподнятым.

Ожесточенные бои разгорелись на подступах к поселку Ропша, превращенного фашистским командованием в прочный оборонительный рубеж. Взять его сразу дивизии не удалось. Пришлось обходить с фланга. Один из полков вклинился глубоко вперед. Гитлеровцы попытались отсечь его от соседей. Для этого подтянули свежие резервы. Большое мужество здесь проявила рота старшего лейтенанта Игоря Иванова, принявшая на себя главные контратаки неприятеля. Сам командир, тяжело раненный, не уходил с командного пункта до конца боя.

Эту весть принес боец — посыльный из штаба дивизии. Он же сообщил, что начальник политотдела поставил перед редакцией задачу: подвиг Иванова и его роты описать в очередном номере газеты. В роту направились мы вместе с литсотрудником Николаем Кондратьевым.

Район, занятый ротой, был не очень широким, простреливался с обоих флангов артиллерией и пулеметами. Местами пришлось ползти по-пластунски. Но это для нас было привычным делом. Самого командира роты мы на командном пункте не застали. Он был уже отправлен в медпункт. Встретились с командирами взводов, которые помогли восстановить все главные детали боя, узнать имена погибших и раненых бойцов.

Мы разошлись по разным точкам, чтобы повидать других участников горячего боя. Я направился к пулеметчикам Николаю Демидову, Асхату Мухамедьярову. Добрался до них без особых усилий. Но когда оказался в блиндаже, рядом разорвался снаряд, на меня обрушились земля, кирпичи. Придавленный, я потерял сознание. Первое, что ощутил, когда пришел в себя, горячий воздух. Он был горьким от пороховой гари, удушливым, вызывал тошноту. Но это был воздух, который просачивался в какие-то невидимые щели. Не знаю, чем бы все это кончилось, если бы не пришли на помощь пулеметчики. Они отрыли меня. Мое настроение было в тот момент таким, будто я заново родился на свет и впервые вижу синее небо, белый снег.

Из роты я ушел на командный пункт полка. Здесь сразу же узнал, что дивизия готовится к новой атаке, что в это же время по врагу будет нанесен удар с тыла частями 42-й армии, идущей навстречу нам с Пулковских высот. Решил задержаться в полку, чтобы увидеть своими глазами, как будет осуществляться захват ропшинского узла обороны противника. Прибывший в полк комдив Романенко одобрительно кивнул мне:

— Редакция уже здесь? Хорошо, работа и вам будет горячая.

Бой продолжался несколько часов. Взятый в клещи враг сопротивлялся ожесточенно. Потом не выдержал, ударился в бегство. Трудно выразить словами, какой радостной, какой трогательной была добытая кровью встреча воинов двух армий в Ропше. А какими трусливыми, с перекошенными от злобы лицами предстали перед нами взятые в плен гитлеровцы. Оно и понятно: время расплаты за разбой, за муки ленинградцев наступало.

С лейтенантом Кондратьевым я встретился уже в редакции. Мы быстро подготовили материал для газеты и сдали его в набор. Всю ночь старательно трудились наборщики и печатники. Утром свежий номер газеты вышел в свет. На его первой полосе крупным шрифтом было напечатано: «Врагу нанесен сокрушительный удар. Ропша наша!» На второй полосе все материалы объединил общий заголовок: «Подвиг роты старшего лейтенанта Иванова».

Все началось с появившихся в роте листовок, в которых давались советы воину-десантнику. Бойцы по этому поводу посмеивались:

— Может, братцы, в морскую пехоту нас готовят?

— А что, не годимся разве? Какой день шагаем по берегу Балтики. Насквозь просолились…

— Верно, за Ропшу орден Красного Знамени получили. А теперь даешь выше!

— Смотрите, как распетушились, — подмигнул мне Николай Кондратьев с добродушной улыбкой. — Видать, соскучились без боевых действий.

А через час мы с ним узнали, что в штабе нашей дивизии уже получен приказ о подготовке к десантным действиям в суровых морских условиях. Командование забеспокоилось. Шутка ли, дивизия сражалась с врагом под Луцком, Киевом, в Сталинграде, принимала участие в снятии блокады Ленинграда, и всюду — на земле. Теперь же боевые действия переносились на море.

Минуло еще несколько дней. И вот под покровом темноты, чтобы скрыть свои намерения от врага, дивизия начала погрузку. Флот наш состоял из деревянных рыболовецких шхун, потому что военные корабли из-за густых минных заграждений из своих баз выйти пока не могли. Появились у нас лишь военные катера — «морские охотники». Железнодорожники доставили их с ленинградских заводов на специально удлиненных платформах.

Конечно, проводить десантную операцию на шхунах, без мощного военного флота было делом нелегким и рискованным. Однако у нас было свое преимущество: враг, уверенный во временном бездействии наших военных кораблей, никаких десантов в эти дни не ожидал.

Всю ночь шхуны в сопровождении морских катеров шли к острову Сарема (Эзель). Разыгравшийся внезапно шторм мешал движению, сбивал плохо оснащенные транспорты с курса, отрывал их друг от друга.

К рассвету штормовой ветер угнал наш караван от намеченного места высадки более чем на тридцать километров. Здесь были сплошные рифы. Но бездействовать командование дивизии не могло, потому что по шхунам уже начала бить береговая неприятельская артиллерия и появились фашистские самолеты.

— Будем высаживаться здесь, — приказал комдив.

Штурмовая группа на катерах быстро подавила вражеские огневые точки и, высадившись, закрепилась на каменистом побережье. Труднее оказалось с высадкой главных сил дивизии. Шхуны к берегу подойти не могли, пришлось машины и боевую технику спускать в воду и лишь потом вытаскивать на сушу.

Застигнутое врасплох немецкое командование поняло опасность своего положения и в спешном порядке начало подтягивать силы для контратаки. Слева и справа появились фашистские морские пехотинцы. Завязался бой. Рота старшего лейтенанта Мирошниченко приняла первый удар на себя. Бойцы дрались упорно за каждый метр каменистого берега. Пулеметчики Павловский и Ювко, укрываясь за гранитными глыбами, больше часа удерживали важный участок маленького плацдарма. Здесь вскоре взвился красный флаг. Его водрузил рядовой Иван Орлов. Воодушевленные Красным знаменем, бойцы роты Мирошниченко поднялись в атаку и заняли первый населенный пункт. Он был небольшим — восемь домиков. Но это была первая победа.

На противоположном фланге первой в глубь острова проникла рота лейтенанта Копьева. Она отбила у врага большое стадо скота, который наши бойцы приспособили для вытягивания из воды боевой техники.

Упорное сопротивление гитлеровцев не помогло им сдержать наше наступление. К концу дня дивизия с боями заняла четыре крупных населенных пункта и завязала бои на подступах к главному городу острова Куресари. Неприятельские части, которые вели бои с эстонским корпусом, наступавшим непосредственно с материка, начали в панике отступать на полуостров Сырве — самую узкую часть острова.

Гитлеровцы под натиском наших частей отошли на юго-западную оконечность полуострова Сырве и попытались закрепиться. У них была здесь заранее создана прочная система обороны: траншеи, дзоты, густые минные поля, цементные противотанковые надолбы. К тому же противник имел мощную поддержку с моря. У его берега все еще хозяйничали боевые корабли с дальнобойными орудиями. С ходу сломать эту оборону нашей дивизии не удалось. Бои затянулись.

Много раз наши полки поднимались в атаку, но успеха добиться не могли. А командование 8-й армии, в которую мы вошли, торопило, потому что на уцелевшем в распоряжении противника пятачке могли высадиться новые части и тогда бы окончательное освобождение острова отодвинулось надолго.

Дивизия наша готовилась к решительному бою. Однажды начальник штаба сказал мне:

— Советую завтра на рассвете быть на передовой.

— Начинается? — спросил я.

Он уклончиво пожал плечами.

— Увидите там.

На НП штаба 489-го полка я прибыл, когда началась артподготовка. Она длилась недолго, но была такой мощной, что весь передний край неприятеля охватило сплошное пламя. Вверх взлетели камни, надолбы, стволы орудий.