Схема распада империй везде была, в общем– то, одна и та же. Сперва от метрополии отделяются гигантские далекие колонии: от Британии отделилась заморская Индия, а от Москвы – пятнадцать союзных республик. Территория страны съеживается, и нация пребывает в растерянности. Люди, привыкшие чувствовать себя гражданами великой державы, вдруг обнаруживают, что держава-то у них – самая обычная. И поэтому за последний рубеж империи теперь они готовы биться не щадя живота.
Англичане запросто отпустили Индию, но шли на огромные жертвы, лишь бы удержать Северную Ирландию. Французы оставили Индокитай, но положили несколько сотен тысяч жизней, удерживая Алжир. С Чечней в России получилась точно та же самая история. Осенью 1991-го Ельцин, не моргнув глазом, распустил СССР – но одновременно с этим той же самой осенью он был готов ввести в Чечню войска. Потому что одно дело расстаться с Прибалтикой и Средней Азией и совсем другое – дать независимость части России.
Чем меньше становится территория бывшей империи, тем сильнее внутри страны расцветает национализм. Крайнее проявление национализма – это взгляды, которые исповедовал бывший подданный Австро-Венгерской империи Адольф Гитлер. Однако национализм – это совсем не обязательно нацизм. Когда распалась Османская империя, к власти пришел националист Ататюрк (создатель нынешней Турции). Когда распалась Французская колониальная империя, к власти пришел националист генерал де Голль (архитектор нынешней Франции).
В России все развивалось по той же самой схеме. Бывшие коммунистические чиновники горбачевского призыва постепенно сходили со сцены. В политику приходили люди совсем иного поколения. И их идеологией была уже чистая любовь к отчизне. Конечно, это был не такой национализм, как у Гитлера, но вполне похожий на национализм Ататюрка или де Голля. Самое интересное, что среди этих новых русских политиков было огромное количество военных.
Для самоуважения русских ракеты всегда значили больше, чем дешевые продукты. Те, кто создавал русское государство, строили его по образцу военной части. Вокруг враги, и об уюте говорить не время. Вернемся к этой теме после победы, а пока придется потуже затянуть пояса. Самыми работоспособными предприятиями у нас всегда были военные заводы. В Вооруженных силах и сегодня служит до семи процентов населения страны – это на порядок больше, чем в США или Франции.
При этом представить, будто в России появился собственный Пиночет, – совершенно фантастическая идея. Армия в России никогда не была политической силой. После эпохи Сталина поучаствовать в политике пробовал маршал Жуков – да только штатские чиновники быстро перекрыли победоносному маршалу кислород. Потом, уже во времена перестройки, некоторые с надеждой поглядывали на бывшего главнокомандующего группировкой в Афганистане, генерала Громова, – но и его карьера закончилась не начавшись. Зато к концу 1990-х в политику пришло сразу несколько решительных и жестких генералов.
Самым известным из них стал генерал Александр Лебедь. Хриплый бас, квадратная челюсть, победоносная операция в Приднестровье. На президентских выборах 1996 года Лебедь занял третье место. Казалось, что еще немного, и он въедет в Кремль на белом танке и решительной рукой наведет порядок. Еще одним претендентом на роль спасителя отечества был генерал Рохлин. Патриотическая пресса утверждала, что в планах Рохлина было проведение чуть ли не военного путча и установление в стране жесткой диктатуры. Причем, если бы в конце 1990-х такой путч действительно случился, то еще неизвестно, какова была бы реакция общества. За десять лет все смертельно устали от хаоса. Вполне возможно, что даже военная диктатура была бы встречена с радостью: людям действительно хотелось порядка и спокойствия.
А главное, точно того же самого хотелось и власти. Вечное ожидание перемен к худшему, отсутствие стабильности, борьба всех против всех – это измотает кого угодно. Но как установишь этот порядок? С чьей помощью? Разумеется, опираться на армию штатские чиновники не собирались – но тогда на кого? Архимед говорил, что если бы ему найти точку опоры, то он перевернул бы мир. Что-то похожее пыталось предпринять и руководство страны – но уцепиться было не за что. Прокуратура, политические партии, церковь, интеллигенция, общественные организации – куда ни посмотри, везде был полный завал. Поражено было все. Здоровых органов в умирающем теле не осталось. И тогда власть решила попробовать опереться на спецслужбы. И все вдруг пошло на лад. То, что не получилось у генералов Лебедя и Рохлина, смог осуществить полковник КГБ Владимир Путин.
4
Британская империя распалась и лишилась колоний – но это происходило на фоне резкого экономического подъема. В распавшейся Османской империи, наоборот, царила нищета – зато турки на всех фронтах разбили вторгшихся на их землю врагов. А вот когда развалился СССР, население не только обнаружило себя нищим – оно еще и лишилось любых поводов для национальной гордости.
Наши танки ушли из Европы, корабли вернулись с Тихоокеанских атоллов, а вдобавок русская армия позорно проиграла первую чеченскую войну. Военная машина, еще вчера на равных противостоявшая янки, не смогла справиться с бородатыми горными партизанами. Продажные генералы и необученные тощие новобранцы – вот что такое была армия в 1990-х. Более униженными русские не ощущали себя еще никогда. И именно в этот момент во главе страны встал Путин.
Первым был решен вопрос с национальной гордостью. Это было и дешевле, и эффективнее. Новые военные действия в Чечне шли весь октябрь и ноябрь 1999 года. И теперь, в отличие от первой чеченской, войска добивались поставленных целей быстро и почти без потерь. При Ельцине прямо в новостях можно было увидеть, как бородатые моджахеды ножом отпиливают русским мальчишкам головы. Теперь телевидение показывало только победы. Загорелые белозубые парни, увешанные оружием, как герои иностранных киношек, верхом на могучих пропыленных бэтээрах въезжали в горные села, и не было силы, способной их остановить. Страна начинала заново верить в свое величие. Рейтинг премьера Путина лез вверх, как сверхзвуковой истребитель на взлете.
26 марта 2000 года прямо в первом туре голосования Путин выиграл президентские выборы. Теперь он никому не казался смешным. Да и костюмы его больше не выглядели безликими.
Победа в войне была неплохим началом – но все-таки только началом. Теперь президенту Путину предстояло как-то определиться с тем, что называют «национальная идеология». При Ельцине целых десять лет никто не пытался четко проговорить, каким же является Российское государство, возникшее на обломках СССР. Националисты тянули одеяло в свою сторону, либералы – в свою, а население об этом особенно и не задумывалось. Казалось, что мы живем все в том же Советском Союзе, только теперь он стал маленький и бедный. Дальше такую неопределенность терпеть было нельзя. За поиск национальной идеи взялись люди из Администрации Президента.
На самом деле большого простора для маневра здесь не было. Предложить жителям России какую-нибудь интернациональную идеологию (например, разновидность коммунизма, как в Китае или на Кубе) – после семидесяти лет СССР это была бы воистину глупая затея. Попытаться объединить общество на религиозных идеях (как в католической Польше или исламском Иране) – тоже вряд ли бы вышло. Православие в России никогда не играло политической роли, а после большевиков и вовсе стало этнографической диковинкой. Значит, оставался национализм в духе все тех же де Голля и Ататюрка. Но и тут нужно было соблюдать осторожность. В стране, где русские составляют меньше шестидесяти процентов населения, а остальные сорок процентов поделены между 132 народностями, никакой великорусский шовинизм не прокатывал. И в результате национальная идеология при Путине стала выглядеть как микс-коктейль сразу из нескольких компонентов.
Что-то осталось от коммунистического прошлого. Парады теперь могли проводиться под красными знаменами. Кое-где на площади вернули памятники вождям. Не была забыта и религия. Большие официальные мероприятия теперь редко обходятся без пары митрополитов. А чтобы русским мусульманам не было обидно, по телевизору стали транслировать не только пасхальное богослужение, но и молитву на Курбан-байрам. Но главным компонентом этого коктейля стала гордость за достижения страны в ХХ веке. Особенно – за победу в Великой Отечественной войне.
На самом деле строить государственную идеологию вокруг Мая 1945-го – идея, появившаяся задолго до Путина. Старшее поколение, заставшее ту войну, еще помнит, что ни при Сталине, ни при Хрущеве Великая Отечественная вовсе не была поводом для гордости. Это была просто жуткая и кровавая война, которая принесла слишком много боли. Бездарные ошибки советского руководства в первые дни войны. Миллионные жертвы среди солдат и мирных жителей. Страшные сталинские заградительные отряды, стрелявшие по своим. Воюющая на стороне немцев Русская Освободительная армия. Концлагеря для тех, кто попал в плен, а главное, непонятная послевоенная судьба самих победителей. Короче, вспоминать все это было слишком мучительно. И первые годы война воспринималась не как идеологическое оружие, а просто как национальная трагедия.
