Вообще всякая промышленная политика – дело архисложное. Даже средней руки фирмой руководить и то трудно, а уж экономикой… Не зря Сталин назвал когда-то работу министра «мужицкой»: это, правда, тяжкая пахота, если работать по-настоящему, на результат. Проведение промышленной политики требует большого кругозора, настойчивости, воли для противостояния разнонаправленным корыстным интересам, способности отличить сиюминутные народные «хотелки» от стратегических народных потребностей и целей государства (их ещё иметь бы – цели…). Потом всё вокруг очень быстро меняется: мера, полезная сегодня, никуда не годится завтра. Об этом писал ещё в начале XIX века Фридрих Лист в «Национальной системе политической экономии», заложившей основы протекционизма и вообще промышленной политики.
Бразильское государство сосредотачивается на инфраструктурных проектах. Вероятно, это единственно беспроигрышное решение. Советское правительство пыталось когда-то руководить развитием, не оставляя никакого люфта, никакой зоны стихийности, непредсказуемости, ну и, конечно, не допуская частной инициативы. А любое развитие, в том числе и техническое, и социальное, содержит значительный элемент непредсказуемости. Возникают непредсказуемые точки роста, меняющие весь экономический и социальный ландшафт, – вот их-то при жёстком планировании и не предусмотришь, и легко попасть впросак. Но какие бы ни появятся дивные новинки, дороги, электростанции, освоение территории потребуется.
Известный американский экономист, нобелевский лауреат Джеффри Сакс считает, что при догоняющем развитии современная инфраструктура должна быть создана нерыночными способами; рынок её никогда не создаст. Но она же является базой всякого развития.
«В ЦЕХАХ ЗВЕНЯ»
Безработица в Бразилии, хоть и объявлена официально в шесть процентов, на самом деле – высокая, так что народ идёт туда, где можно заработать на хлеб. По телевизору показали толпу претендентов на должность… мусорщика. Зарплаты рабочих невелики: минимум – 350 долларов, обычная – 500, бывает 700, это уже хорошо. Официально объявленная средняя зарплата – 1794 реала, примерно 896 долларов (в государственном секторе оплата выше, чем в частном).
Еда – дорогая. Вероятно, такова политика: не давить цены на продовольствие, как того требуют популисты, а дать им подрасти, чтобы сельское хозяйство оказалось привлекательной зоной для приложения капитала. И капитал в агропромышленный комплекс идёт. А это – в интересах трудящегося человека: что он отдаст за дорогую еду, то с лихвой к нему возвратится в виде новых рабочих мест, повышения зарплаты.
Так что живётся труженикам промышленности не так-то сладко и, по нашим меркам, даже скудно. Но они не унывают, хотя и постоянно устраивают манифестации с требованиями роста зарплат, улучшения условий труда. Главное, бразильские трудящиеся сравнивают своё положение не с жизнью в США или Германии, как это делали мы в перестройку, а с другими народами Латинской Америки или даже просто с жизнью соседей по фавеле – и это сравнение оказывается не таким уж безнадёжно унылым, даже наоборот.
Бразильцы – народ молодой. Средний возраст бразильца – 28 лет (у нас – 38).
Наличие молодого, большого и непритязательного народа – отличная база для индустриального развития.
«В СВОИХ ДЕРЗАНИЯХ ВСЕГДА МЫ ПРАВЫ»
Есть ещё один фактор, помогающий бразильцам, в том числе и в индустриализации.
Бразильцы считают себя великим народом. В этом их не способно поколебать ничто – даже футбольное поражение от аргентинцев. А кто считает себя великим – тот имеет шанс им стать. Мы же очень расположены к тому, что в интернет-среде именуется «самокозлением». Эпизодически случающиеся пароксизмы национальной гордости у нас всегда какие-то истерические, преувеличенные, гротескные и притом всегда кончающиеся самоуничижением. Притом мы любим придумывать разные причины, по которым работай не работай – всё равно бестолку: то климат плохой, то законы, то начальство, то трагическая история.
А ведь это очень важно – ощущать себя способным что-то сделать, подняться, одолеть. Генри Форд говорил: «Если ты считаешь, что способен на дело, – ты прав, если думаешь, что у тебя не получится, ты тоже прав».
Есть и ещё один фактор, без которого народ не может осуществить никакого большого дела, – это настроение элиты.
В Бразилии контраст между богатыми и бедными, как и во всей Латинской Америке, очень велик, даже больше, чем у нас.
Но тут важно не только, сколько у богатых денег, а куда они их вкладывают. Важнее всех коэффициентов кажется мне то, насколько национальна национальная буржуазия и вообще элита, связывает ли она свою жизнь и жизнь детей со своей страной. Похоже, что в Бразилии – связывает. Во всяком случае, у них нет в голове заграничного «отечества сердца и воображения» (выражение В. Ключевского).
Наша элита, да что элита – почти все чуть приподнявшиеся экономически граждане живут с головой, повёрнутой на Запад. Там норовят выучить детей, там хранят деньги (в чём им подаёт пример государство), там покупают недвижимость. Такое положение радикально препятствует не то что индустриализации, а вообще всякой серьёзной и долговременной деятельности. Она у нас, собственно, и не ведётся.
В экономике вообще очень много психологии, гораздо больше, чем мы привыкли думать согласно заблудившимся в головах догмам школярского истмата. В Бразилии, похоже, дело обстоит иначе. Оно и понятно: США латиноамериканцы традиционно недолюбливают, Европа невообразимо далека, а в Латинской Америке Бразилия – номер один. Чем не повод для национальной гордости?
Теги: экономика , развитие
Минувшей осенью постсоветской России исполнилось 20 лет. За этот немалый срок ни один из её президентов ни разу не появлялся в национальном костюме самого многочисленного народа. А вот в США даже любимец национальных меньшинств Обама одевался как-то крутым ковбоем времён Дикого Запада. У нас же конституционно русский народ нигде не прописан, и представители чиновничьей вертикали воспринимают его этническую культуру как архаический рудимент, который лично их ни к чему не обязывает.
Слышу возражения: в каждой губернии, городе и районе и так имеется по несколько фольклорных ансамблей. Да, они участвуют в официальных праздниках и иногда, приличия ради, встречают хлебом-солью иностранные делегации. Но, во-первых, количество таких творческих коллективов, к примеру, в моём Хабаровске стремительно уменьшается. А во-вторых, даже низовая муниципальная бюрократия во время официальных мероприятий как бы дистанцируется от русской традиции.
Такое отношение проявилось при открытии Владивостокского саммита стран АТЭС в сентябре прошлого года, когда целая армия наблюдателей хотела увидеть своих государственных лидеров в русском национальном наряде. Так же, как до этого в малазийском, японском, китайском, корейском, вьетнамском, - смотря где встречались на высшем уровне в очередной раз. Такова символическая изюминка одного из самых представительных форумов современности. Но прибывшие в город русской морской славы официальные лица так и не облачились в праздничные льняные рубахи с расписными косыми воротами, как когда-то наши славные пращуры, умевшие от души привечать званых гостей. Участники саммита в деловых чёрных костюмах днями напролёт старались упрочить обоюдные связи – к сожалению, без национального колорита с его располагающей к доверию атмосферой, которую не компенсируешь никаким прагматизмом. А ведь эта встреча могла послужить и для популяризации русско-российской цивилизации...
"Фотографирование в национальной одежде не проводилось уже три года, во Владивостоке также решили не возвращаться к этой практике", – объяснялся анонимный «источник» в оргкомитете прошлогоднего саммита. Но уже в октябре 2013-го, на следующем, состоявшемся в индонезийском Бали саммите, все слетевшиеся лидеры снова облачились в местные национальные кружева.
Следуя за властями предержащими, не проявляют должного интереса к народным промыслам и ремёслам и предприниматели. Хотя это настоящий Клондайк. В Хабаровске практически невозможно купить в свободной продаже картуз, косоворотку, кокошник, кафтан. Не говоря уже о специализированных магазинах национальной русской одежды, которых и в самой Москве небось не сыскать. С одной стороны, по-русски не одеться, не отдохнуть, не покушать, с другой – под натиском новостроек в духе советских Черёмушек теряют остатки былой самобытности старинные города. А ведь архитектура с присущими ей пропорциями – важнейший инструмент формирования личности. Или человек становится гармоничным и настроенным на прекрасное, или в его мозги вбивается примитивное восприятие мира, и с ним можно вытворять всё что угодно.
