В литературе Узбекистана успешно работали в те годы поэты Александр Файнберг, Вадим Новопрудский, Михаил Книжник, Рифат Гумеров, прозаики Алексей Устименко, Сергей Спирихин и Вячеслав Аносов. В 1990 году вернулся из Москвы, чтобы возглавить республиканский журнал «Звезда Востока», Сабит Мадалиев, и последующее пятилетие стало, возможно, самым заметным и продуктивным периодом в истории этого издания.
В эти же годы в Узбекистане складывается ферганская школа поэзии. Основателем её, как принято считать, стал поэт и педагог Александр Куприн, писавший под псевдонимом Абдулла Хайдар; наиболее ярким и известным в России автором – Шамшад Абдуллаев. Ферганцы (кроме названных это Хамдам Закиров, Григорий Коэлет, Даниил Кислов, Ольга Гребенникова и др.) декларативно оставляли за русским языком функцию коммуникативного материала, ориентируясь в своих художественных поисках на западную верлибрическую поэзию и европейский кинематограф.
На фоне творчества ферганцев и начинающегося оскудевания русской речи неожиданно актуальной оказалась эстетическая платформа другого объединения поэтов – «Ташкентской поэтической школы». В него вошли Санджар Янышев, Евгений Абдуллаев (Сухбат Афлатуни), автор этих строк и ещё ряд поэтов. Ташкентцы, акцентируя свою принадлежность к культурному пограничью, искали литературные корни в первую очередь в русской поэзии XX века. В новейшей истории литературы Узбекистана представители «Ташкентской школы» имеют шанс остаться как основатели выходившего с 1999 по 2004 год русскоязычного альманаха «Малый шёлковый путь» и проводившегося в 2001–2008 годах Ташкентского открытого фестиваля поэзии. У этих интернациональных проектов были схожие цели: разрыв литературной изоляции, выход авторов Узбекистана на более широкую аудиторию – и, с другой стороны, знакомство читателя-узбекистанца с творчеством поэтов зарубежья, преимущественно ближнего. Литературные связи внутри СНГ в целом к концу 90-х оказались нарушены (впрочем, на глазах распадалась и возникшая в советские годы школа художественного перевода), и задача их восстановления выглядела самой насущной на тот момент. Наиболее интересным среди выпусков «Малого шёлкового пути» оказался 3-й, где в поэтическом разделе было широко представлено творчество и ташкентских, и ферганских поэтов – как живущих в республике, так и покинувших её к тому времени. В последнем, 5-м, выпуске альманаха опубликована стенограмма круглого стола «Русская литература в Средней Азии: пути и перспективы», где, возможно, впервые был поднят вопрос типологического разграничения работающих в современной литературе региона русских и русскоязычных писателей. Даже если автор не позиционирует, подобно ферганцам, своё отмежевание от русской литературной традиции, причислить к корпусу русской литературы некоторые написанные на русском языке тексты иногда бывает затруднительно. Препятствуют этому не столько словарь писателя, тематика произведений, восточные реалии в них, сколько своеобразный синтаксис, отражённый в тексте менталитет, совокупность культурных ценностей, опора на приёмы, характерные для литературной традиции Востока. Для иллюстрации можно сопоставить стихи сверхпопулярного в республике, не так давно ушедшего из жизни Александра Файнберга – и рубаи Сабита Мадалиева, одного из наиболее заметных среди пишущих на русском поэтов современного Узбекистана.
Более долговечным проектом оказался ташкентский альманах «Ark» (главный редактор – Рифат Гумеров). Если первые его выпуски были посвящены фиксации наиболее интересной неподцензурной, преимущественно авангардной ташкентской прозы позднесоветского периода и первых постсоветских лет, то сегодня вокруг этого издания группируются авторы, продолжающие жить и работать в стране на данный момент.
Нахождение Узбекистана и России в разных культурно-информационных полях приводит – приблизительно с конца 90-х – к возникновению своего рода двойных литературных иерархий. Некоторые пишущие на русском авторы достаточно популярны внутри республики, пользуясь в том числе признанием официальным, но не востребованы за её пределами. Известность других поэтов можно назвать «отражённой»: сначала они поверх местных литературных голов и структур заявляют о себе в зарубежных (прежде всего российских) изданиях – и лишь затем оказываются прочитаны и услышаны на родине. Этот феномен, впрочем, наблюдается сегодня и в других постсоветских странах.
Однако известность за пределами республики – именно в силу новой информационной ситуации – не всегда безусловный критерий качества литературы. И вниманию читателей хотелось бы предложить тексты авторов, принадлежащих как той, так и другой категории.
Среди живущих сегодня и пишущих на русском поэтов Узбекистана выделяются два имени, состоявшихся и приобретших известность ещё до 1991 года, – Сабит Мадалиев и Рифат Гумеров. От следующей волны, начинавшейся в 90-х, в литературном строю остались Шамшад Абдуллаев и вернувшийся в Ташкент после нескольких лет, проведённых в Санкт-Петербурге, Алексей Кирдянов. 2000-е принесли литературе Узбекистана знакомство с Сухбатом Афлатуни, Ларисой Дабижей, Людмилой Бакировой, Викой Осадченко, Баходыром (Бахом) Ахмедовым, Николаем Ильиным, Алиной Дадаевой… Массовый исход русскоязычной интеллигенции из региона заметно перетасовал литературные карты и сделал возможным выход на первые позиции в том числе и тех авторов, кто в силу разных причин в 80-е и 90-е находился за спинами коллег. Неслучайно на семинарах для пишущих на русском языке литераторов, которые ведёт с недавнего времени Алексей Устименко, можно встретить сегодня авторов любого возраста.
Трудно прогнозировать дальнейшее развитие в республике литературы на русском. Одно можно утверждать наверняка: наиболее плодотворным для неё остаётся путь взаимопроникновения, обмена и активного культурного взаимодействия, с одной стороны, с литераторами, пишущими на узбекском; с другой – с авторами, живущими за пределами Узбекистана. Русская литература здесь может взять на себя функцию своеобразного мостика, соединяющего Запад и Восток, одинаково важного как для узбекской, так и для русской культуры.
Сухбат Афлатуни
гнездо на моей голове
проснулся с гнездом на моей голове
сколько же я проспал?
а родные решили что я в чалме
что не снял перед сном тюрбан
потом заполз мне в постель соловей
и спросил сколько ж ты проспал?
он гнездо от моей головы отклеил
и на крыльях в окно убежал
а родные спросили а где чалма?
я в окно показал во-он там
но окно целиком занимала зима
и густел тишины фонтан
Бах Ахмедов
* * *
Мне хочется уснуть, забыв о том,
как тело светится, как плачут наши руки,
бессильные найти во тьме другого…
Забыть о той стене, что делит ложе,
о странном одиночестве, что любит
обоих нас сильней, чем мы – друг друга.
Проходит ночь, и всё, что остаётся, –
твой бледный силуэт на фоне утра,
и пустота над нами, в нас, за нами,
и старая, почти слепая жалость,
и время, что уснуло, как котёнок,
на тающем тепле одежды нашей.
Рифат Гумеров
* * *
Домой вернулся – не узнал
Двора.
Не год – домой не приезжал –
Не два.
И вот приехал – вырвавшись
Едва…
Кружится здесь от детства
Голова.
И пахнут апельсинами
Дрова.
И кажутся красивыми
Слова –
Простые, словно небо и
Трава.
И славы словно не было –
Молва…
И жизни словно не было –
Была.
Людмила Бакирова
* * *
Ставлю белые – в вазе – кувшинки,
закругляю дневные дела,
предзакатно алеют тропинки,
из подсолнуха жёлтой корзинки
мёд на лапках уносит пчела.
Птицы прячутся вечером в гнёзда,
дремлет сад, отступает жара,
месяц тает,
хозяйка с утра
топит печь и упавшие звёзды
