В общем, детективы и криминалисты хотели посмотреть на арсенал Ламонта Андервуда, и это их желание следует признать совершенно оправданным.
1 февраля 1994 года в 11:45 следственная группа приступила к обыску дома № 405 по Лэйк-драйв (Lake Drive) в Солсбери — места проживания Ламонта Андервуда. Довольно быстро выяснилось, что последний ждал визита полиции и тщательно к нему подготовился.
На столе в гостиной лежала записка, сообщавшая, что законным представителем владельца дома является адвокат Дэвид Бингэм (David Bingham). А в магнитоле стояла аудиокассета, содержавшая такое же точно устное заявление Андервуда. Детективы немедленно пригласили упомянутого адвоката присутствовать при обыске.
Дом содержался в идеальном порядке — всё было вычищено, уложено единообразно и стояло на своих местах. Рассказы о необычайном перфекционизме Андервуда оказались во всём точны, и притом без преувеличений! Довольно быстро детективы отыскали коробку с письмами, написанными Кей Веден, но так и не отправленными. Тон этих посланий казался напыщенным, неуместным и не очень искренним, судя по всему, Ламонт специально написал их и оставил в легкодоступном месте, дабы полицейские убедились в его нежных чувствах к женщине, обвинившей его в убийствах близких ей людей.
Другой интересной находкой, привлёкшей внимание детективов, стала опись ценного имущества, составленная Андервудом. Опись эта была подготовлена на случай кражи из дома с целью облегчить составление перечня похищенного и опознание вещей в случае их обнаружения. В этом «кондуите» указывались наименование предмета, его серийный номер, время приобретения и стоимость. Под эту опись Андервуд выделил целый блокнот, и начиналась она с № 11. На 6-и листах были приведены данные 29-ти предметов [с № 11 по № 39 включительно]. А после № 39 — на 7-м по счёту листе — следовала опись вещей под номерами… от 1 до 10 включительно.
Не подлежало сомнению, что первую страницу он вырвал, а затем вписал вещи под номерами 1—10 после № 39. Почему он это сделал? Детективы полагали, что знали правильный ответ, хотя и не могли это доказать — по их мнению, изначально на 1-й [уже вырванной] странице были указаны пистолеты, которые Андервуд не предоставил для отстрела. Теперь этих пистолетов в списке вещей не было вообще.
Андервуд явно постарался создать видимость того, что пистолеты эти никогда ему не принадлежали.
В доме оказалось довольно много оружия — помимо 2-х револьверов 38-го калибра, передававшихся криминалистам для баллистических экспертиз, в оружейном шкафу находились винтовка 30/30, дробовик 12-го калибра, 9-миллиметровая винтовка и пневматический пистолет «Daisy Red Ryder» [это был не тот пневматический пистолет 22-го калибра, что интересовал следствие].
В шкафу оказалось большое количество полицейской формы, которую Ламонт Андервуд был обязан сдать при увольнении, но не сдал. Проводившие обыск полицейские описали 5 летних рубашек с коротким рукавом, 7 рубашек с длинным рукавом и 17 (!) форменных брюк. Надо быть очень жадным человеком, чтобы в товарных количествах хранить подобное барахло.
Изучая бытовую технику, имевшуюся в доме, один из криминалистов обратил внимание на кустарно отремонтированную «вилку» провода питания стиральной машины. Она была обмотана несколькими слоями сантехнического «скотча» (клейкой ленты). Криминалист из материалов следственного дела помнил, что похожая клейкая лента фигурировала при осмотре места обнаружения трупа Гунарсона — если точнее, она была найдена под мёртвым телом.
Криминалист обратил внимание адвоката Дэвида Бингэма на то, что желает изъять эту клейкую ленту, после чего под его придирчивым взглядом и при непрерывной видеофиксации размотал «скотч», положил его в пакет для улик, после чего, используя собственную изоленту, привёл «вилку» в рабочее состояние.
В это же самое время проводились тщательные обыски принадлежавших Андервуду автомобилей — «Dodge Diplomat» и «Chevrolet Monte Carlo» — находившихся в гараже возле дома. Автомобили были идеально очищены с использованием чистящих средств, запах которых сразу же ощущался при открытии дверей. Обыски машин дали результат до некоторой степени озадачивавший — в «додже» на коврике под водительским сиденьем лежал патрон типа «Super X» 22-го калибра, а в «шевроле» на внутренней стороне крышки багажника оказался пыльный след подошвы ботинка. Учитывая чистоплотность и методичность Андервуда при наведении порядка, казалось невероятным, чтобы он не заметил патрон и след ботинка во время чистки автомобилей. Гораздо более вероятным казалось то, что Андервуд умышленно оставил эти улики [не являвшиеся в действительности уликами!], рассчитывая подразнить полицейских, которым предстояло проводить обыск.
Целая коробка патронов «Super X» находилась в оружейном шкафу в доме Андервуда, так что наличие одного такого патрона в салоне автомобиля вообще ничего не доказывало и ни о чём не свидетельствовало. Кстати, в том же самом оружейном шкафу находились и 2 набора для чистки оружия 22-го калибра, то есть Андервуд явно не собирался делать вид, будто у него не было такого оружия и боеприпасов к нему. Да, было! Всё легально… абсолютно ненаказуемо!
Собственно, перечисленным выше результаты обыска и ограничились — кусок сантехнического «скотча»… патрон 22-го калибра из-под автомобильного сиденья… отпечаток ноги… несданная на склад полицейская форма… В общем, чепуха! После 12-часовой возни полицейские сообщили адвокату, что ждут от Андервуда добровольного представления для экспертизы всего оружия, имеющегося в его распоряжении, после удалились.
Следовало признать, что ситуация с точки зрения дальнейших перспектив расследования убийства Виктора Гунарсона выглядела не очень хорошо. Да, вроде бы имелся неплохой подозреваемый — социопат, ревнивец, истерик, имеющий представление о приёмах детективной работы и правилах ведения уголовных расследований, но следовало признать, что и жертва была ему под стать. По мере того, как детективы следственной группы собирали всё больше информации об убитом, образ его становился всё более и более несимпатичным.
Категории «хороший» и «плохой» при описании личностных качеств зачастую оказываются слишком субъективны и малоинформативны, поэтому человека гораздо лучше характеризует другой критерий. А именно ответ на вопрос: «Хотели бы вы такого человека видеть рядом с собой в качестве друга или соседа?» Так вот, Виктор Гунарсон был настолько фееричен, что мало кто из приятелей хотел бы видеть его своим соседом или другом. С одной стороны, он казался вроде бы неплохим парнем в том смысле, что никогда не демонстрировал агрессии, был очень дружелюбен и общителен, такой, знаете ли, компанейский бодрячок, готовый пить и есть без перерыва столько, сколько его готовы угощать. Однако этим список его положительных качеств и исчерпывался. А вот перечень негативных черт характера был куда богаче! Люди, хорошо знавшие Виктора, описывали его как человека бесцеремонного, весьма наглого при определённых обстоятельствах, ленивого, склонного к «халяве» и обману. А то, что он никогда не дрался — так это не в следствие необыкновенного миролюбия, а лишь по причине совершеннейшей трусости. В этом месте нельзя не отметить того, что люди крупные, с большими кулаками и широкие в плечах, привыкшие подавлять оппонента зычным голосом и крупноформатной «фактурой», очень часто демонстрируют малодушие, теряются и уступают, встречая адекватный жёсткий отпор — и это не домысел автора, а объективно существующий психологический феномен. Его легко объяснит любой мужчина, занимавшийся контактными единоборствами.
Виктор Гунарсон мог очаровывать людей — как женщин, так и мужчин — что очень помогало ему завязывать знакомства. Однако развивать и поддерживать связи он не желал и не умел. Это был довольно эгоистичный и не очень-то умный мужчина, что и выяснили детективы по мере сбора информации. В какой-то момент им даже показалось удивительным то, что Гунарсон не был убит раньше — его образ жизни и манера общения с людьми не способствовали долголетию.
