Ностальгические пути завели меня в редакцию одного из «толстяков». Я узрел те же самые памятные мне столы, только более вытертые и обшарпанные, нежели два десятка лет назад. Столы прежние, а те, кто за ними?.. Мне с гордостью было заявлено: «Из прежних никто не остался!» Однако хватило и пяти минут разговора, дабы укрепиться в мысли: «На фоне теперешних редакционных седоков их предшественники, чей вид вызывал у меня в своё время неизменную усмешку, выглядят просто патрициями!..» Конечно, можно подметать двор Литинститута и при этом зваться Андреем Платоновым. Но уместно ли, будучи курьером или фотографом, прыгать на десять голов выше – в главные редакторы?!
– Я думаю, вы совершенно правы, говоря о «последних в первых рядах», – сказал мне, быть может, самый последний из «Первых» – возглавляющий журнал «Континент» Игорь Виноградов. – Но приходят другие фигуранты. И вовсе не обязательно, чтобы у руля того или иного журнала оказывались личности одного масштаба. Хуже другое: то, что смена вех, которая, за исключением времени Сергея Залыгина, происходила, допустим, в «Новом мире», где мне довелось работать рядом с Твардовским, обозначалась как отход от традиций Александра Трифоновича. И сейчас, мне кажется, этот журнал позиционирует себя, скорее, как продолжение «Нового мира» 30-х годов, нежели продолжение «Нового мира» Твардовского…
Но давайте сравним: кто на стыке тысячелетий приезжал из столицы в города русской провинции? В ту же пожароопасную Пермь, наречённую Маратом Гельманом «культурной столицей России» с угрозой перерасти по щелчку его иллюзионных пальцев к 2016 году в «культурную столицу Европы», а в действительности ставшую площадкой для эксперимента по вымыванию и выветриванию породы? Андрей Вознесенский, Белла Ахмадулина, Евгений Евтушенко, Александр Кушнер, Иван Жданов, Алексей Парщиков, Георгий Гачев… Из этого списка в Перми продолжает давать концерты только самый работоспособный – Евтушенко. Возможно, некогда навестивший этот губернский центр юный Пётр Вяземский, нарёкший его стихотворно «в царство злата бедный вход», что-то провидел, ежели на излёте первого десятилетия ХХI века сюда валом зачастили Станислав Львовский, Лев Рубинштейн, Дмитрий Кузьмин, Евгения Лавут, Вера Полозкова, Всеволод Емелин, Андрей Родионов и другие сопровождающие их лица. Не улавливаете разницу – между прежними ездоками и нынешними? А москвич Родионов даже получил новое назначение в том самом «царстве злата» – стал рулить пресс-службой Музея современного искусства PERMM.
Вообще Пермь с некоторых пор начала напоминать ванну Архимеда. Сдаётся, сколько москвичей в неё погружается, столько пермяков отсюда выталкивается. Поселились на берегах Камы Марат Гельман, Эдуард Бояков и Андрей Родионов, из Перми вынесло в Москву и Питер её коренных жителей – поэтов Андрея Пермякова, Дениса Голикова и Андрея Цоя. Даже не в знак протеста – по закону Архимеда.
Если верить Сети, Андрей Родионов – «один из самых заметных поэтов, дебютировавших в России в 2000-х годах», известный «своим жёстким субмаргинальным рэп-лиризмом». Однако я – человек Степи. И меня всегда коробило словосочетание «поэтическая продукция». Но когда я, паче чаяния, прилунился к поверхности размазанных по Сети родионовских текстов, то лицезрел полное соответствие этому словосочетанию. Налицо именно продукция. С банально-неряшливыми рифмами типа «виршах–книжки», «соседом–на землю», «зарплаты–кафе-баров», «усталая–палево». Впрочем, не исключаю, что я излишне строг и предвзят. Тогда обратимся к мнению тоже «одного из самых заметных» – известного в Перми и за её пределами книжного редактора Надежды Гашевой, через чьи руки проходили творения многих авторов – от Виктора Астафьева и Алексея Решетова до Леонида Юзефовича и Алексея Иванова. «Это не слэм и не рэп. По-моему, это спам», – замечает она.
Впрочем, покамест Степь уходит в саму себя, а боярская дума в образе жюри премии «Поэт» высиживает отгадку, кого бы определить в те самые премиальные «Поэты», расторопная Сеть – и за Степь, и за литбояр – уже всё решила, даже установила планку повыше: определяет не кому быть-называться «Поэтом», а кому ходить в Главных. «…главный поэт будет назначен…» – авторитетно утверждает Андрей Родионов в интернет-газете «Соль». «А претенденты есть?» – любопытствует корреспондент. И Родионов со знанием дела ответствует: «У каждой партии. Есть, например, Емелин».
«Собственно, кого можно назвать бунтарём? Разве что Емелина», – вторит в «ЛГ» Родионову Игорь Панин. Кажется, это где-то уже звучало: «Поэзия сейчас на подъёме. Очень интересные ребята появляются. Дальше всех, я думаю, Роберт пойдёт. Рождественский. Не слышали? Есть в нём какая-то сила, дух бунтарский». Это – из фильма «Москва слезам не верит». Не правда ли, очень похоже?
Только вот что я скажу «интересным ребятам»: может, Емелин – «бунтарь» в столице нашей Родины – Москве? А в «культурной столице России» – то бишь Перми, по версии начавшего здесь выходить гламурного журнала «Соль», Сева «зажигает» на его страницах и подмостках Музея современного искусства, ослепляя фотовспышкой едва ли не галкинской улыбки пьющих и жующих vip-персон.
И «Вся Россия смотрит, как вся Россия ест!» – когда-то припечатал на годы вперёд Андрей Вознесенский. Он ещё долго будет доставать из отпущенной ему Вечности тужащуюся играть в породистость всю беспородную чернь. Емелин – это то же, что Павел Лобков на НТВ. Только гигантский Лобков. Но ведь тот, сочиняющий между занятиями генетикой и политикой злободневные вирши в духе разжиженного Маяковского, не отрекомендовывает себя поэтом.
Был бы сейчас среди нас другой человек породы – легендарный Юрий Влодов, покинувший этот бренный мир больше года назад, он мигом бы поставил на место тех, кто привык гонять вторяки. Избранные жертвы его ударов кулаком по столу соврать не дадут:
– Встать, графоманская рожа, когда с тобой разговаривает Поэт!
Грубо, но – будто кием, загоняющим бильярдный шар в лузу! У Влодова была своя ТГР – Теория Генетических Расщелин. А в ней – строгая градация, согласно которой между гением и графоманом – воробьиный скок, но между графоманом и способным – бездна, равно как и между способным и одарённым, а вот одарённый может развиться в талант, но талант, в свою очередь, никогда не достигнет уступов гения. И если применить эту теорию к нашему разговору, то получается: тот, кого тщатся назначить в «главные поэты», не более чем способный. Только вот способный к чему?
А дальше уже начинается по Давиду Самойлову: «Вот и всё. Смежили очи гении… Нету их. И всё разрешено». Не всё. Это Сеть полагает, что всё. Может быть, она ушла не в ту Степь? Думает, что все поэты Степи давно уже переметнулись на службу Сети? Опять-таки – не все. Есть катакомбные поэты, у которых и в мыслях нет оказаться в лучах премии «Поэт». Правда, здесь – потеря за потерей.
Это те, кого я называю дикороссами, чьё творчество практически не знают в столицах или только начинают узнавать. Извините, вот кому бы премия «Поэт» могла пойти в поддержку. Кстати, это не противоречило бы первому пункту её устава, гласящему, что она «вручается за наивысшие достижения в современной русской поэзии». Что касается уровня перечисленных поэтов (Царствие им Небесное!), пусть мне кто-то докажет обратное. И здесь весьма точной представляется реплика ещё одного участника дискуссии из Санкт-Петербурга – Александра Танкова, сказавшего о лауреатах премии: «Этих поэтов читатели стиха и так знают. То есть ничего нового она им не даст. Получается какая-то, собственно говоря, тавтология». А я бы добавил: даже скрытое или непроизвольное издевательство над нынешними обладателями премии. Хочешь пошатнуть известного поэта – дай ему премию «Поэт»!
Конечно, каждый мог бы привести имена из своего списка. Слава богу, живы и продолжают творить: в Екатеринбурге – Юрий Казарин, в Нижнем Новгороде – Елена Крюкова, в Челябинске – Нина Ягодинцева, в станице Полтавской Краснодарского края – Алексей Горобец, в Воронеже – Константин Кондратьев, в Красноярске – Сергей Кузнечихин, в Омске – Юрий Перминов и, наконец, в Москве – Юрий Годованец и Анна Павловская… И таких по городам и весям Степи немало. В Перми, например, живёт Александр Кузьмин, не обращённый гельманами и родионовыми в их веру:
Трижды не объехать Степь,
как вкруг дуба не объехать,
и не переехать Степь,
поперёк не переехать.
Степью можно только вдоль,
вдоль и вдоль, и к чёрту, к чёрту.
Отвечает духу спёрту
эта скудная юдоль.
Вот скажите: кто из беспородных, да и тех, кого уже растворили в реторте премии «Поэт», выбрал бы катакомбы: «скудную юдоль», отвечающую «духу спёрту»?
Статья опубликована :
