Как свидетельствует в своей новой книге «Конец американской эры» (The end of the American era) видный американский неоконсерватор и интеллектуал Чарльз Купчан (Charles Kupchan), США стали заложниками своей глобальной миссии, которую они не в состоянии выполнить, но от которой не в состоянии отказаться. В интервью итальянскому журналу «Imperi» на вопрос: «Какие выгоды получили европейские страны взамен поддержки политики Буша в войне против Ирака?» — Купчан жестко ответил: «Никаких». То же самое верно для Турции. Усилив сегодня связи с Вашингтоном, Анкара только еще более противопоставит себя не только исламскому миру, но и Европе, снова начнутся трения с Россией, внутренняя нестабильность, а значит, колоссальный виток социально-политической энтропии.
События улицы, которые сопровождали стамбульский саммит, подтвердили однозначно: евразийство постепенно становится фундаментальной составляющей турецкой политики. И отныне России, странам СНГ, Европе, исламскому миру следует также посмотреть на Турцию новыми глазами. Турция — это отныне нечто новое.
Проект стратегической интеграции Евразии
Теперь можно заглянуть в будущее и набросать основные направления евразийской стратегии Турции. Конечно, речь идет о чисто теоретическом проекте, но, как мы видели выше, конкретная политическая и социальная реальность в определенные моменты подходит очень близко к теоретическим разработкам, а некоторые теоретические установки, напротив, корректируется этой реальностью, как своего рода reality check.
Если мы руководствуемся предпосылкой евразийской идентичности Турции, то новая стратегия в регионе должна строиться исходя из 4 осей: Анкара — Москва, Анкара — Тегеран, Анкара — Брюссель, Анкара — Эр-Рияд. В такой ситуации Анкара становится пятым — и при этом центральным! — элементом в двух огромных геополитических интеграционных проектах — в проекте евразийской интеграции по оси Москва — Тегеран и в евроафриканском проекте будущей Великой Европы.
Если Турция будет рассматриваться не как форпост атлантизма, а как самостоятельный региональный игрок, определяющий свои интересы в системе региональных центров силы, то она может сыграть огромную, возможно, решающую роль в создании мощного евразийского стратегического блока. До последнего времени кавказская и в меньшей степени центральноазиатская проблемы рассматривались геополитиками как конкуренция российско-иранской оси (региональные державы Евразии, жизненно заинтересованные в независимости всего этого пространства) и турецкого полюса притяжения, представляющего атлантистскую реальность. Эта дуальная модель сказывалась на маршрутах прокладывания трубопроводов, на смысле дипломатических встреч и стратегических договоров, на разыгрывании азербайджанской карты, в том числе на вопросах Карабаха и Южного Азербайджана, и т. д. Но как только Анкара оказывается в этом пространстве не как антироссийская и антииранская одновременно сила, а как полноценный евразийский игрок, то вся картина мгновенно меняется. Инструменты турецкого влияния на Кавказе оказываются не дезинтеграционными, но интеграционными, и Турция входит в полноправный процесс евразийской интеграции вместе с Москвой и Тегераном, оговаривая, безусловно, свои собственные национальные интересы. Но это совершенно иной вектор. С Москвой у Турции отношения улучшаются, но системный евразийский характер это улучшение приобретет только в случае согласования общей последовательной стратегии, с учетом всех факторов. С Тегераном дело обстоит сложнее, хотя, возможно, эти сложности связаны больше с исторической инерцией. Турция опасается Ирана по соображениям опасности исламизма, но здесь стоит учитывать, что современный Иран явно отказался от идеи экспорта своей политической системы вовне и заинтересован, скорее, в региональной стабильности и сохранения своей системы перед лицом возрастающего давления со стороны атлантизма. У Турции, России и Ирана, по сути, одни и те же проблемы. Государственность этих стран, их суверенность и независимость в атлантистском и глобалистском сценарии подлежат отмене: неважно через прямую конфронтацию (Иран отнесен к «оси зла») или мягкое партнерство. Мы знаем, что в некоторых случаях друзья опаснее врагов, а soft power эффективнее hard power.
Отношения с Евросоюзом и арабском миром — это вторая половина проблемы. Европа сама сегодня становится в чем-то Евразией, она занимает промежуточное положение между азиатской материковой массой и трансатлантическими США. Изменился и этно-конфессиональный состав Европы. Поэтому и перед ней предельно остро стоит вопрос о новой идентичности. Те, кто считает, что вхождение в Европу — это ответ на все вопросы, жестоко ошибаются: Европа сегодня — это вопрос, поиск, кризис и неопределенность. Европа не может и не хочет больше быть лишь совокупностью стран, но пока еще не пробудилась как новая демократическая империя. Для Турции важно выстроить с Евросоюзом паритетные отношения. Независимо от того, войдет Турция в состав Евросоюза или нет (скорее всего, нет), она должна выстроить с Брюсселем систему сбалансированных позитивных отношений, основываясь на отказе от выполнения антиевропейских и антиарабских функций, заложенных в основу атлантистской стратегии. Как это ни парадоксально, именно евразийская Турция, сконцентрированная на своих национальных интересах и активно участвующая в интеграционных процессах как с Европой, так и с Россией (шире, СНГ) и Ираном, будет ближе и дружественней Европе, нежели ближневосточная держава, истово настаивающая на своей светскости, враждебная всем соседям, исповедующая жесткую национальную идеологию, постоянный источник волнений для бдительных наблюдателей за «правами человека», в частности, по курдскому вопросу.
Тот же самый вектор идеально вписывается в стратегию отношений с исламским миром. Турция лучше сохранит уникальность своей системы, совмещающей светскость и традиционный ислам, не в том случае, если она примется, как предполагает Вашингтон, пропагандировать эту модель у арабов или в странах континентального ислама — это обречено на провал, но в том, если она выстроит со странами уммы сбалансированные партнерские отношения. Исламская традиция имеет свое достойное место в евразийском концерте конфессий, причем место очень влиятельное, а следовательно, евразийский ислам, евразийство как таковое сможет служить оптимальным форматом для диалога с мусульманскими странами, с гарантией сохранения за Турцией права самой выбирать политическую систему и определять баланс между религией и политикой на основе собственных национальных традиций.
Четыре довольно условные оси, лучами звезды расходящиеся от Анкары, представляют собой краткий набросок евразийской стратегии для Турции в том случае, если она сделает именно такой выбор. Как и любой исторический выбор, он сопряжен с риском, всегда имеет издержки. И эти издержки должны быть обязательно просчитаны и минимализированы. Вряд ли имеет смысл делать слишком резкие шаги в евразийском направлении: надо учитывать, что евразийство еще не стало официально принятой стратегией основных действующих субъектов — ни Москвы, ни Тегерана, ни Брюсселя, ни арабских стран. Но все движется именно в этом направлении. Важно заранее очертить основные вектора, а остальное — дело тайминга и политической конъюнктуры, где мы сталкиваемся с широким полем борьбы различных сил, группировок, тактик, идей, влияний, что, собственно, и составляет содержание конкретной политики.
Евразийский завет и геополитика Турции
Империя «разбойников суши»
Базовым импульсом турецкой геополитики следует признать древнейшие пласты тюркского этногенеза, которые и лежат в основе исторического возвышения турок, создавших гигантскую мировую империю (чьим сердцевинным фрагментом остается и современная Турция).
Степные кочевники, древние тюрки, были носителями ярко выраженного континентального, сухопутного начала. Они сложились в этнос на просторах Евразии и там же впитали энергию экспансии, воли и власти. Как и другие евразийские кочевники — монголы, скифы, гунны, авары, готы, аланы и т. д., — тюрки несли в своей культуре принцип кочевой империи, объединяющей под своим контролем как пустынные пастбища, так и оседлые — более миролюбивые — цивилизации. Кочевые империи являются постоянным интегрирующим элементом всей евразийской истории. По выражению Хэлфорда Маккиндера, основателя геополитики, эти империи являются ярким выражением импульса «разбойников суши». Собственно, этот экспансионистский интегрирующий имперский импульс, идущий их глубин континента, максимально далеких от береговых линий или граничащих с холодными несудоходными океаническими пространствами, и называется в геополитике евразийством.
