Очередной удар царя обрушился на местничество. Поскольку читатель наверняка подзабыл, что это такое, объясню популярно. Предположим, живут себе два боярина - Курятин и Щенятин. Как-то однажды случилось, что Курятин попал под начальство Щенятина - совершенно неважно, на войне или на гражданской службе…
Все! Сколько бы лет ни прошло, как бы ни менялись цари, отныне ни один Щенятин не согласится встать под начало кого-то из Курятиных, занять должность ниже, чем занимает кто-то из Курятиных. Потому что некогда Щенятины «были выше».
Вот это, приблизительно, и есть местничество, от которого государству выпадали одни убытки и вред. Как это выглядело на практике? Извольте. Крымские татары нагрянули на Русь очередным набегом, горят деревни, разбегаются жители, повсюду стон и плач - а собранное для отпора войско не может тронуться с места, потому что воеводы Курятин и Щенятин, наплевав на ситуацию, таскают друг друга за бороды, выясняя, кто из них будет главным, а кто - заместителем…
Честное слово, я нисколько не преувеличиваю и не сгущаю краски. Возможно, того, что я только что описал, в действительности не происходило, но в 1514 г. русское войско потерпело поражение в битве с литовцами под Оршей как раз из-за того, что два воеводы вели себя в точности как вымышленные мной Курятин и Щенятин… Пока они упоенно выясняли отношения и щеголяли знанием истории, литовцы взяли да и ударили по оставшимся без командования полкам…
Местничество проникло буквально во все области жизни. «Тягались» не только из-за руководства войсками или места на царской службе - даже на дружеской вечеринке с вином непременно завязывались долгие скандалы: кому как сидеть… Боярские жены по тем же мотивам ссорились, кому где стоять в церкви. Духовенство не отставало: один из архиепископов, например, отказался есть с одного блюда с низшим. Во время крестного хода монахи препирались из-за более почетного места в процессии, выясняя оскорблениями и пинками, кто тут «старик», а кто - «дух». Купцы старались не отставать. Зафиксирован вовсе уж анекдотический случай (правда, происшедший уже после Грозного): два лихих орла, воевода Басманов и князь Кашин, получили царскую грамоту, адресованную не каждому по отдельности, а обоим вместе (чем-то они там занимались совместно). Естественно, ее нужно было прочитать - но где? Басманов ехать на дом к Кашину не соглашался - бесчестье! Кашин точно так же не хотел грамоту читать в доме у Басманова - невместно! После долгих переговоров через третьих лиц оба встретились где-то посреди московской улицы, так сказать, на нейтральной территории - и только там грамоту прочитали…
Целиком Грозному местничество ликвидировать не удалось (это получилось только сто лет спустя, у царя Федора Алексеевича), но он категорически продавил требование «быть без мест» по крайней мере на военной службе. История сохранила резолюции Грозного по этому поводу: «Местничаешься бездельем!», «То князь Захарий плутует!», «И он бы впредь не дуровал!»
Бояре, как легко догадаться, все же пытались дуровать. Тогда их по царскому указу били батогами (тонкие палки), лишали воинских чинов. Князя Петра Барятинского, не пугавшегося в местническом раже ни батогов, ни тюрьмы, Грозный сослал в присоединенную к тому времени Сибирь - по мнению профессора Альшица, князь стал первым зафиксированным в писаной истории ссыльным в Сибирь…
Кроме гонений на местничество, Грозный провел еще одну, важнейшую реформу государственного управления. Вместо личных канцелярий боярина-наместника или занимавших посты при дворе сановников, создал систему приказов. Приказ, предок современного министерства, был уже постоянным, чисто государственным учреждением, не принизанным к конкретной личности и исправно функционировавшим по одним и тем же правилам, независимо от смены руководства.
Чем занимался Посольский приказ, ясно из названия - это было тогдашнее министерство иностранных дел. Приказ большого прихода - нынешнее министерство по налогам и сборам, одновременно и таможенный комитет. Печатный приказ занимался вовсе не книгоиздательством, как можно подумать, - там хранилась большая государственная печать, которой скреплялись важнейшие государственные документы. Поместный и Холопий приказы - ясно из названия, как и Разбойный. И так далее, и так далее. Руководил приказом дьяк, которому подчинялись подьячие.
Владимир Высоцкий явно был нетверд в русской истории, когда пел «Дьяки курят ладан…». Ладан в церкви мог курить как раз дьякон, а дьяк, несмотря на кажущуюся близость названия должности, был сугубо светским чиновником, примерно равным министру…
В 1549 г. царь создал еще и Приказ тайных дел, которому поручалось присматривать за деятельностью всех остальных приказов, - мера вовсе не напрасная.
Легко догадаться, что новые учреждения вовсе не были ни панацеей от всех бед, ни пристанищем идеалистов. Там, конечно же, брали взятки, бессовестно «волокитили» дела, а то и потребляли водочку на рабочем месте, но в общем и целом это все же был шаг вперед на пути государственного устройства - опять-таки вдогонку Европе, где аналогичные органы управления давным-давно имелись.
Отдельного разговора заслуживают военные реформы Ивана Васильевича.
До него армия, собственно, и не могла так именоваться, потому что была насквозь феодальным учреждением. Если объявлялся неприятель (или русские сами собирались в поход), войско состояло из трех частей.
Первая - дружины крупных вотчинников. Вторая - поместное дворянство. Еще Иван III установил порядок, по которому дворянин получал земли с крестьянами на то время, пока служил в войске. Третья - навербованные среди горожан отряды пищальников. Были еще относительно небольшие отряды «служилых татар». Для второй «категории» военная служба уже стала пожизненной и наследственной. Периодически устраивали военные сборы, смотр имеющихся в наличии «годных к строевой». И все равно это никак нельзя было назвать регулярной армией - хотя европейские страны уже давно таковую имели. Исключение, как водится, составляет Польша с ее извечной спецификой - но мы сейчас ведем речь не о курьезах, а о серьезных вещах…
После неудачного похода на Казань 1549-1550 гг. (сорвавшегося еще и потому, что бояре-воеводы местничали вовсю) царь Иван взялся за серьезные реформы. Сначала он провел нечто вроде «учреждения постоянного генералитета»: всех воевод заранее расписали по конкретным полкам. На местничество уже в этом случае почти не обращали внимания, следя главным образом за тем, чтобы командирам полков был «ратный обычай известен».
Тут же ввели железную иерархию - какой воевода кому подчиняется (опять без оглядки на местничество). Для надежности весь «генералитет» был сформирован не из «вольных» бояр, а исключительно из тех, кто состоял при дворе и имел какой-то придворный чин. Обязательная военная служба теперь устанавливалась не только для поместных дворян, но и для вотчинников, которые прежде были «белобилетниками».
И наконец, в 1500 г. было создано стрелецкое войско - первое постоянное войско на Руси. Первоначально оно состояло из трех тысяч человек, разбитых на шесть полков, или «приказов», как их тогда именовали. Во главе приказа стоял «стрелецкий голова», которому подчинялись сотники, пятидесятники и десятники. Имена всех шести первых «полковников» дошли до нашего времени:
1. Гриша Желобов, сын Пушечников. 2. Дьяк Ржевский (ну никуда не деться российскому воинству от этой фамилии! Дьяк, кстати - не должность, а имя).
3. Иван Семенов, сын Черемисинов.4. Васька Фуников, сын Прончищев.5. Федор Иванович, сын Дурасов.6. Яков Степанов, сын Бунтов. Каждый стрелецкий приказ селился своей отдельной слободой и имел свой «штаб», или «съезжую избу» - там хранился архив, при необходимости производился суд и наказывались стрельцы. Был организован и «большой» Стрелецкий приказ, занимавшийся всем войском. Там разработали «наказы» и «памяти», имевшие сходство с современными уставами. Набор в стрельцы предписывалось
производить из «не тяглых и не пашенных и не крепостных людей, которые были собою добры и молоды и резвы и из самопалов стрелять были горазды». Без разрешения головы стрельцы не могли ни покидать «гарнизон» (т.е. слободу), ни пускать в слободу посторонних. Утром и вечером проводилась поверка. Если на ней обнаруживалось, что кто-то отсутствует, а пятидесятник или десятник об этом не знают или скрыли, разгильдяям полагалась тюремная отсидка.
Вооружены стрельцы были самопалами (гладкоствольными ружьями), саблями и бердышами - боевыми топорами на длинном древке, которые читатель должен помнить по фильму «Иван Васильевич меняет профессию» (коли уж об этом фильме зашла речь, нельзя не уточнить: в сцене, когда Шурик впервые видит Ивана Грозного, тот диктует писцу, очень близко к тексту, подлинное письмо Грозного игумену Кирилло-Белозерского монастыря).
