Из ста шести человек, приступивших к изучению чжунго хуа, в Китай поехали двадцать шесть. Отбор по Дарвину. Китайский сдавался не по конспекту товарища (за шпаргалку полагалось три наряда вне очереди) — бессонницей, головными болями, порой доводившими до нервного истощения, хотя курс изучения языков был продуман до деталей. Поднимали в семь, физзарядка на плацу до шести градусов мороза — голые по пояс, до десяти градусов — в нижней рубашке, до пятнадцати — в гимнастерке, после тридцати — прогулка в шинелях, в сорок мы делали гимнастические упражнения в казарме.
Физподготовку вынесли на экзамены. После занятий, по пути на обед, мы прыгали через коня, подтягивались не менее десяти раз на перекладине, и кто не мог, нагонял мускулы за счет послеобеденного сна. Полтора часа сна после обеда было спасением, ты точно проваливался в яму и вставал с чистой головой, после чего стрелковый тренаж, чистка оружия, затем изучение военных премудростей, после ужина три часа самоподготовки, не считая полутора часов утренней, в итоге шесть-семь часов в день на китайский и английский. В воскресенье обязательно спортивные соревнования. Я бегал, преодолевал, колол, снимал, прыгал, стрелял, честно зарабатывал увольнительную в город на танцы. Два года я был чемпионом округа по боксу в среднем весе, за что получил четыре дня дополнительного летнего отпуска.
И знать каждое чтение и значение иероглифа числом около пяти тысяч, даже если тебя разбудят среди ночи и спросят…
<…>
В Канске производил нас в лейтенанты сам начальник школы полковник Налбандов. Курсанты стояли на плацу в каре, мы, досрочно выпускаемые (началась корейская война), по одному подходили к полковнику, и он по старинному русскому обычаю брал лейтенантские погоны и подсовывал под правый курсантский. Потом мы пошли в казарму, переоделись в офицерскую форму и строем, под оркестр прошли строевым шагом перед трибуной.
— До встречи в Нью-Йорке!
А потом месяц жили в клубе, ходили через сутки в наряды. Генштаб выдергивал нас пачками по четыре-шесть человек. И тогда галопом, быстро-быстро в Москву, без передыха в Китай!
Тренировался в то время АН и в переводах. В архиве сохранилась простая школьная тетрадка: Арисима Такэо «Видение старого капитана». Двадцать страниц, исписанных мелким аккуратным почерком. В конце дата перевода: 15.04.50. В числе персонажей: «спасенные при кораблекрушении — призраки». Так в творчестве АНа начали переплетаться его главные увлечения: Япония и фантастика. Упоминает он этот перевод и в письме:
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 20 АПРЕЛЯ 1950, КАНСК — Л.
Дорогой Боб!
Прости, долго не отвечал на твое «двуединое» письмо. Кстати, лентяй ты, я вижу, преизрядный — целую неделю не мог дописать письмо, скотина. Очень рад всему хорошему и искренне огорчен всем плохим, о чем ты писал. Не можешь ли прислать ту задачку, коию ты не решил на городской олимпиаде? Хочу тряхнуть стариной, попробовать, есть ли еще порох в пороховницах, или моя сабля[43] (математика) уже покрылась ржавчиной лингвистики настолько, что ни в состоянии разрубить — да что там разрубить, хоть поцарапать какую-нибудь математическую тушку.
У меня все благополучно, жизнь полнокровная, но однообразная. Приходится очень много работать, тем не менее удается урвать время и для своих занятий. Так я окончил и отработал набело перевод японского классика-декадента Арисима Такэо, о котором я тебе, кажется, уже писал — пьеса «Видение старого капитана». Это первая классическая японская вещь, которую я перевел от начала до конца (если не считать одной институтской курсовой работы — фантастическая средневековая новелла «Разврат змеиной натуры(!)»,[44] вещь очень пикантная, но, к сожалению, переводил я ее наспех, казенно, лишь бы с рук сбыть, и самое главное — отдельные гм… места пришлось по цензурным соображениям выбросить: средневековые японцы не стеснялись). Пьесу эту переводил я тщательно, и лишний раз убедился, какие огромные трудности стоят перед японистом-переводчиком нестандартного текста… Такие выражения, которым нет совершенно эквивалентов в русском языке, слишком уж рядом встречаются там.
Далее, медленно, но верно, с упорством, достойным, несомненно, лучшего применения, читаю «Теорию отражения» Тодора Павлова,[45] болгарского философа-марксиста, освещающую ряд любопытных вопросов теории познания.
Наконец, главная моя работа — собираю матерьялы для моих будущих «Очерков по истории японской литературы».[46] «Собираю» — слово, возможно, неподходящее. Лучше сказать — высасываю, высасываю почти из пальца, копаясь в Древних фолиантах, японских, английских и русских энциклопедиях, учебниках истории и т. д. Да, лингвисту, особенно японисту, больше чем кому-либо другому нужна такая добродетель, как терпение.
Кстати, не помню, рекомендовал ли я тебе книгу Сафонова «Загадка жизни»[47] — чудесная вещь, образец научно-популярной литературы высшего класса, т. е. не для дошкольников, а для людей уже имеющих общее представление по вопросу о появлении жизни на земле. Там дается неплохое обоснование возможности появления жизни только на планетах в одиночных системах. Гвоздь этой книги — это подробно разработанная и превосходно изложенная гипотеза превращения вещества в существо. Из этой же книги можно понять, какая грызня идет сейчас по этому вопросу среди наших ученых: автор то жалуется на своих оппонентов, то приглашает читателя в свой лагерь.
Да, совсем забыл. Ведь тебе, братишка, уже семнадцать лет. До сих пор всё шло хорошо, мы с мамой имеем все основания гордиться тобой, отец сказал бы о тебе: «Каков лоботряс!» — это было его высшей похвалой. Желаю тебе, друг и брат мой, всего хорошего и, как говорили в старину, «исполнения желаний», ибо твои желания — желания советского парня, идущего прямой дорогой к вершинам знаний. И поменьше увлекайся выпивками. Впрочем, ты, конечно, сам знаешь меру. Пока всё. Пиши, крепко жму руку, целую, твой Арк.
ПИСЬМО АРКАДИЯ БРАТУ, 19 МАЯ 1950,[48] КАНСК — Л.
Дорогой Боб!
Пишу тебе это коротенькое письмо в перерыве между занятиями. Устал страшно, ведь фактически после госэкзаменов еще не отдыхал. У меня всё в порядке, телеграмму получил, льщу себя надеждой получить плащ до начала дождей. Сейчас небо безоблачно, навозом, молоком, тухлятиной какой-то воняет повсюду. В воскресенье возьму бинокль и пистолет и побреду за город проветриться, поваляюсь на травке, постреляю. Плохо, что в нашем Кане купаться можно только месяц — в августе. Течет он с Саян, вода очень холодная.
Последствия наводнения уже ликвидированы, горсовет широко отпускает деньги пострадавшим, и бреши понемногу заделываются. Как оказалось, утонул всего один человек, и тот бухой был.
Смотрел: «Похитители велосипедов»[49] — очень сильная картина, «Мститель из Эльдорадо»,[50] «Капитан армии Свободы»[51] — о мексиканских революционерах-бандитах, полуприключенческие вещи, «Долина гнева»[52] — сплошная стрельба и оплеухи. Тщусь посмотреть «Женщина отправляется в путь»,[53] но всё нет времени.
Очень много я узнал нового по части вооружения. Знаешь, оказалось, что мы в свое время очень бедно фантазировали. То, о чем мы писали в наших фантастических романах, уже устарело и снимается с вооружения. Приеду — расскажу. Кстати, Б-29 отнюдь не черного, но серебристого цвета, и потом я сомневаюсь, чтобы реактивные истребители могли бы вокруг него «увиваться». Впрочем, об этом я, кажется, уже писал.
В «Литературной газете» была помещена статья о новом в учении о вирусах. Это то, о чем ты писал. Это, брат, очень интересная штука, революция в естествознании. Ведь если самозарождение продолжается и в наше время, и его можно наблюдать, а может быть и вызывать — полное подтверждение последнего неподтвержденного тезиса материализма. Да здравствует человеческий гений! Как тебе нравится преследование во Франции Жолио-Кюри?
Пока всё. Эх, браток, скоро увидимся, гульнем, поговорим. Сдай только экзамены как следует.
Жму руку и целую, твой Арк.
Поцелуй мамочку, ведь ты, скотус, делаешь это редко, больше насчет розанчиков! Ну, шучу, не обижайся.
«В „Литературной газете“ была помещена статья о новом в учении о вирусах», — пишет АН.
«Литературная газета», № 37 от 6.05.1950, статья Г. Бошьяна, руководителя биохимической лаборатории Всесоюзного института экспериментальной вакцинации «Новое о природе вирусов и микробов». Несколько цитат из статьи Бошьяна, последователя «идей» Т. Лысенко: «…Вирус и микроб не только близки по своей природе, но… они представляют собой лишь разные формы существования одного и того же микроорганизма. Выделенные в чистом виде вирусы в особых условиях превращались в микробов. Новая перемена условий — и искусственно полученные микробы снова становились невидимыми, обращались в вирусы», «…В результате наших работ потребовался также серьезный пересмотр некоторых положений Пастера, что нет сейчас самозарождения жизни>. Опираясь на факты, мы пришли к убеждению, что жизнь зарождалась и зарождается всегда, когда для этого существуют соответствующие условия», «…Профессор Лепешинская наблюдала образование живых клеток из частичек желтка куриного яйца».
