Но на этой стадии требовалось либо расширить движение, либо отступить. Реформистское крыло профсоюзов пошло на компромисс с хозяевами. Прошло чуть более трех недель оккупационной стачки, и рабочим пришлось освободить заводы в обмен на обещание введения рабочего контроля, которое, впрочем, не было выполнено хозяевами. Революционное крыло движения, левые социалисты и анархисты, кричали об измене, но тщетно.
Это левое крыло располагало теорией, печатным органом, рупором. Первый номер еженедельника «Ордине нуово» («Ordine Nuovo», «Новый строй») вышел в Турине 1 мая 1919 г. Его редактором был левый социалист Антонио Грамши, помогали ему профессор философии Туринского университета, исповедовавший анархистские идеи и писавший под псевдонимом Карло Петри, а также ядро туринских либертариев. На заводах группа «Ордине нуово» опиралась, в частности, на двух ведущих анархо-синдикалистских активистов в металлургической отрасли, Пьетро Ферреро и Маурицио Гарино. Манифест «Ордине нуово» был подписан совместно социалистами и либертариями, которые сошлись на том, что рассматривали фабричные советы как «органы, подходящие для будущего коммунистического управления как отдельными фабриками, так и обществом в целом».
Группа «Ордине нуово» стремилась заменить классический, традиционный синдикализм структурой заводских советов. Она была отнюдь не враждебна по отношению к синдикатам, которые считала «крепкими позвонками большого пролетарского тела», но критиковала, на манер Малатесты в 1907 г., упадок бюрократического и реформистского профсоюзного движения, ставшего неотъемлемой частью капиталистического общества. Она изобличала органическую неспособность профсоюзов играть роль орудий пролетарской революции.
С другой стороны, «Ордине нуово» приписывала рабочим советам все мыслимые достоинства. Она рассматривал их как органы, объединяющие рабочий класс, единственные органы, которые могут поднять рабочих выше узких интересов разных отраслей и связать «организованных» в профсоюзы рабочих с «неорганизованными».
Она приписывала советам заслугу формирования психологии производителя и подготовки трудящегося к самоуправлению. Благодаря советам самый простой рабочий мог понять, что захват предприятия есть конкретная, доступная ему перспектива. Советы расценивались как прообраз социалистического общества.
Итальянские анархисты обладали более реалистичным складом ума и были менее многословны, чем Антонио Грамши, поэтому иногда они не отказывали себе в том, чтобы иронически прокомментировать драматургические излишества его проповедей в пользу рабочих советов. Разумеется, они были осведомлены о достоинствах рабочих советов, но все же не были склонны гиперболизировать их. Грамши осуждал реформизм профсоюзов, не без причины конечно, но анархо-синдикалисты указывали, что в нереволюционный период рабочие советы также могут выродиться в органы классового сотрудничества.
Те из них, кто являлся наибольшими приверженцами синдикализма, считали также несправедливым, что «Ордине нуово» одинаково резко клеймила реформистский синдикализм и синдикализм революционный, исповедуемый их профсоюзным объединением, Итальянским синдикальным союзом (ИСС).[94]
Наконец, и это самое главное, анархисты в некоторой мере были встревожены двусмысленным и внутренне противоречивым толкованием, которое «Ордине нуово» давала прототипу рабочих советов — российским Советам. Конечно, перо Грамши часто выводило эпитет «либертарный», он ломал копья в баталиях с закоснелым авторитарием Анджело Таской, предлагавшим недемократическую концепцию «диктатуры пролетариата», которая сводила роль рабочих советов к простому инструменту коммунистической партии, при этом размышления Грамши клеймились как «прудонистские». Но Грамши был недостаточно хорошо осведомлен о событиях в России, чтобы видеть разницу между свободными Советами первых месяцев революции и прирученными Советами большевистского государства. В силу этого его формулировки были двусмысленными. Он усматривал в рабочих советах «модель пролетарского государства», которое, по его представлениям, должно было стать частью мировой системы — Коммунистического Интернационала. Он силился примирить большевизм с постепенным отмиранием государства и демократической интерпретацией «диктатуры пролетариата».
Итальянские анархисты поначалу приветствовали российские Советы с энтузиазмом, лишенным критического духа. 1 июня 1919 г. один из них, Камилло Бернери,[95] опубликовал статью, озаглавленную «Автодемократия», прославлявшую большевистский режим как «наиболее практический эксперимент всеобщей демократии в невиданном до сих пор масштабе» и «антитезис централизаторскому государственному социализму». Однако год спустя, на конгрессе Итальянского союза анархистов, Маурицио Гарино держал совсем иную речь: Советская власть, установленная в России большевиками, по своей природе противоположна рабочему самоуправлению, как его понимают анархисты. Она «формирует базу для нового государства, неизбежно централизованного и авторитарного».
В дальнейшем пути итальянских анархистов и сторонников Грамши разошлись. Последние заявили, что социалистическая партия, как и профсоюзы, есть организация, интегрировавшаяся в буржуазную систему, и, следовательно, не только не необходимо, но и не обязательно вступать в нее (правда, они сделали «исключение» для коммунистических групп внутри соцпартии, которые позднее, после раскола в Ливорно 21 января 1921 г., образовали Итальянскую коммунистическую партию, вошедшую в Коминтерн).
Итальянским же анархистам пришлось расстаться с некоторыми из своих иллюзий и вспомнить о том, что летом 1919 г. в письме из Лондона Малатеста предостерегал их от «нового правительства, установившегося [в России] над революцией, чтобы затормозить ее и подчинить частным целям одной партии (…) или, скорее, руководителей одной партии». Эта диктатура, — провидчески утверждал старый революционер, — «с ее декретами, карательными санкциями, исполнителями и, сверх того, вооруженными силами, которые должны служить для защиты революции от внешних врагов, но завтра будут служить для того, чтобы навязать трудящимся волю диктаторов, остановить ход революции, укрепить и упрочить новые интересы и защищать от масс новый привилегированный класс. Ленин, Троцкий и их соратники являются, конечно, искренними революционерами, но они готовят правительственные кадры, которые послужат тем, кто придет после них, чтобы воспользоваться революцией и убить ее. Они сами будут первыми жертвами своих собственных методов».
Два года спустя Итальянский союз анархистов собрался на съезд в Анконе 2–4 ноября 1921 г. и отказался признать российское правительство в качестве представителя революции, вместо этого осудив его как «главного врага революции», «угнетателя и эксплуататора пролетариата, от имени которого оно якобы осуществляет власть». В том же году либертарный писатель Луиджи Фаббри[96] приходит к следующему заключению: «Критическое изучение Российской революции имеет огромное значение (…), потому что западные революционеры смогут упорядочить свои действия с целью по возможности избежать ошибок, на которые российский опыт пролил свет».
Анархизм в Испанской революции
Советский мираж
Отставание субъективного сознания относительно объективной реальности — одна из констант истории. Урок, вынесенный российскими анархистами и свидетелями российской трагедии начиная с 1920 г., стал известен другим и признан ими лишь несколько лет спустя. Ореол первой победоносной пролетарской революции в одной шестой части света был таким ярким, что международное рабочее движение долгое время оставалось зачарованным этим чудесным примером. По образу российских Советов повсюду зародились «Советы» — не только в Италии, как можно увидеть из предыдущей главы, но также в Германии, Австрии, Венгрии. В Германии система Советов явилась основным пунктом программы «Союза Спартака» Розы Люксембург и Карла Либкнехта.
В 1919 г. в Мюнхене, после убийства Курта Эйснера, министра-президента Баварской республики, была провозглашена Баварская советская республика, в правительство которой вошел, в том числе, анархистский писатель Густав Ландауэр, позднее также, в свою очередь, убитый контрреволюционерами. Его друг и соратник, анархистский поэт Эрих Мюзам,[97] написал «Марсельезу Советов», в которой рабочие призывались к оружию, но не для того, чтобы образовывать батальоны, а для того, чтобы образовать Советы по образцу Советов России и Венгрии и покончить со старым многовековым миром рабства.
Но в сентябре 1920 г. германская оппозиционная группа, ратовавшая за «коммунизм Советов» (Rate-Kommunismus), отделилась от Коммунистической партии Германии и образовала Коммунистическую рабочую партию Германии (КАПД). Идея Советов вдохновляла и подобную группу в Голландии, возглавляемую Германом Гортером и Антоном Паннекуком. Первый, в ходе острой полемики с Лениным, не побоялся возразить, в чисто анархистском духе, непогрешимому вождю Российской революции: «Мы все еще в поисках истинных вождей, не стремящихся господствовать над массами и не предающих их, и пока мы их не найдем, мы хотим, чтобы все происходило снизу вверх, в силу диктатуры самих масс. Если мой проводник в горах ведет меня к пропасти, лучше его не иметь вовсе». Второй провозгласил, что Советы были формой самоуправления, которая могла бы заменить правительства старого мира; так же, как Грамши, он не проводил разницы между ними и «большевистской диктатурой».
