В 1990-е именно Louis Vuitton одним из первых понял всю силу современного искусства в люксе и начал делать совместные проекты со звездами современного искусства — их знаменитые разноцветные монограммы, придуманные Мураками, заполонили тогда буквально все, от московских подземных переходов до парижских и нью-йоркских бутиков. И с тех пор Louis Vuitton всегда искусно использовал каждый такой повод. Сейчас компания показала результат нового сотрудничества — серию платков, сделанную тремя современными художниками: французом Андре Сарайва, автором серии работ о персонаже по имени Mr. A; американцем Кенни Шарфом и чилийцем Инти. Первый на забрызганном краской фоне изобразил своего Mr. A, состоящего из синих линий и кругов, второй — солнце, символ Виракочи, бога цивилизации Тиуанако, и древний орнамент, а третий — астрономическо-психоделическую композицию в стиле сразу и поп-арта, и стрит-арта, и чего-то еще.
Prada сделала новую сумку — Twin, которая кажется практически идеальной не только для весны, но и вообще для жизни. Простой и довольно жесткой прямоугольной формы, с блестящей металлической планкой застежки, она выглядит минималистично и вместе с тем очень эффектно. Сумка сделана из кожи saffiano, это кожа козленка самой тонкой выделки, которую так любил использовать основатель марки Марио Прада еще в начале века, — а Prada, как всякая историческая итальянская люксовая марка, начиналась с кожи. Внутри у Prada Twin три отделения, два из которых — на молнии. Кроме общей красоты у новой сумки есть еще одно важное достоинство — чрезвычайно широкая палитра. От насыщенного ультрамарина до словно припудренного голубого, главного оттенка будущего лета, от оранжевого и лимонного до классического бежевого, ну и черный, конечно, тоже есть.
Крещенская оттепель 1944-го
section class="box-today"
Сюжеты
Вокруг идеологии:
О пиджин рашене
Рубль пошел по наклонной
«Прекрасная N. S.»
/section section class="tags"
Теги
Вокруг идеологии
Религия
/section
Обыкновенно Крещение знаменуется лютыми морозами, на сажень промораживающими землю. Зима в северной столице вообще сурова, блокадные же зимы, когда человек лишен и домашнего укрытия — в нетопленых домах стоял такой же пронизывающий холод, как и на улице, — делали Ленинград ледяным адом. Но в январе 1944-го погода явила все свое своенравие. Вслед за оттепелью установилась совершенно весенняя погода, совпавшая с решительным наступлением Ленинградского фронта, отбрасывающим немца со всего Северо-Запада. Причуды погоды были не вполне кстати: оттепель, граничащая с распутицей, не лучшее время для наступления, более надежным союзником Красной Армии по старинке считался генерал Мороз, но наступление было не удержать, и в аномальной январской оттепели настало 27 января — день, когда в честь окончательного снятия блокады город салютовал двадцатью четырьмя артиллерийскими залпами из трехсот двадцати четырех орудий.
figure class="banner-right"
figcaption class="cutline" Реклама /figcaption /figure
Как писал очевидец, «...не знаю, как описать и с чем сравнить мгновенье, когда на углу Ковенского и Знаменской толпа женщин — не одна, не две, а целая толпа женщин — навзрыд зарыдала… Город буквально на глазах оживал. Людям казалось, что вообще кончилась война. Дни стояли совсем весенние, первомайские. И люди ходили в пальто нараспашку по солнечной, “обстреливаемой” стороне и не верили: неужели можно действительно спокойно ходить, неужели ни один снаряд не упадет и не разорвется теперь ни у подъезда Пассажа, ни в Доме кино, ни в Елисеевском магазине, ни в кинотеатре “Аврора”, ни на Аничковом мосту?!»
Ту январскую оттепель 1944-го, предвосхитившую своей пасхальной радостью 9 мая 1945-го, легче понять, если вспомнить, что ленинградская блокада — это не только смертный голод. С каким-то налаживанием продовольственного снабжения и тем более с частичным деблокированием города в январе 1943-го все-таки отошли в прошлое самые черные месяцы зимы 1941–1942 гг., когда от голода в месяц умирали по двести тысяч человек. Да и то: блокадника узнавали даже не через годы, а через десятки лет — по особенному отношению к хлебу.
Была и другая жатва смерти: с 4 сентября 1941 г. по 22 января 1944 г. — 870 дней — город подвергался методическим артиллерийским обстрелам. «Граждане! При артобстреле эта сторона улицы наиболее опасна». То ослабляясь, то учащаясь — в 1943 г. артиллерийская бомбардировка города даже усилилась, самый тяжелый артналет датируется июлем 1943 г. — эта молотилка не прекращалась все время блокады, и жители города уже приобрели навык (хоть и не дай бог каким-либо горожанам его приобретать) по звуку летящего снаряда определять — «наш» или «не наш». Навык, которым прежде владели лишь бывалые фронтовики.
872-дневная блокада — длительностью более чем в половину всей войны — в рамках одного города повторила страшную драматургию всего советско-германского театра военных действий. Сперва германский блицкриг, затем долгое — нестерпимо долгое и давшееся нестерпимо огромной ценой — разжимание смертного захвата.
Осенью 1941 г. — как если бы не хватало катастрофического положения, сложившегося 8 сентября, с перерезанием последней железной дороги, — продолжалось наступление немца на северо-восток. После падения Тихвина оставалось всего ничего до соединения германской армии с финской на восточном берегу Ладожского озера, после чего блокада Ленинграда сделалась бы абсолютной. При двойном охвате не нашлось бы места даже для тонкого ручейка Дороги жизни. Первое, совсем незнаменитое деблокирование города состоялось в декабре 1941 г., когда Красной армией был отбит Тихвин, снята угроза двойного охвата и существенно сократилось транспортное плечо по Дороге жизни. Поток грузов в Ленинград увеличился втрое. И это была капля в море, но…
Второе деблокирование — уже в полном смысле слова — состоялось спустя год. Войска Ленинградского и Волховского фронтов 18 января пробили Шлиссельбургский выступ и соединились, уже 7 февраля на Финляндский вокзал пришел поезд с Большой земли — первый за полтора года. Другое дело, что вся деблокада держалась на единственной ниточке рельсов и коридоре шириной от 7 до 11 километров, являвшемся превосходной мишенью для германской артиллерии и прозванном поэтому Коридором смерти. Смертельные объятия слегка разжались, с Октябрьского вокзала в Москве даже стала ходить «Красная стрела» (поезд № 20; правда, шел он 36 часов вместо 12, как до войны), но Ленинград по-прежнему оставался фронтовым городом, снаряды при артобстрелах по-прежнему попадали в Зимний дворец. Потребовался еще год смертей и страданий, чтобы окончательно отогнать немца от северной столицы. Лишь 27 января 1944 г. поставило точку в истории ленинградской блокады.
Исторически говоря, осада городов есть стариннейший способ боевых действий. С тех пор как люди выучились строить крепостные укрепления, они выучились и брать эти крепости измором. Или по крайней мере пытаться взять. Однако новым словом, внесенным Второй мировой войной в эти старинные стратагемы, стал масштаб. Бесчисленное количество городов подвергалось осаде — как успешной, так и неуспешной, — но единственный раз в осаду был взят трехмиллионный город. Подобно тому — это тоже случилось в эту войну — бесчисленное количество раз, начиная с Трои, города делались ареной самого жестокого боя — уличного, но единственный раз ареной уличного боя сделался трехмиллионный мегаполис — Берлин.
Не дай бог новым поколениям пережить ничего подобного, нам же остается передать им оставшуюся от дедов память: «Выпьем за тех, кто командовал ротами, // Кто умирал на снегу, // Кто в Ленинград пробивался болотами, // Горло ломая врагу».
