Вышло так, что эти последствия не реализовались в наиболее жёсткой версии: система просто отвергла меня. Не выплюнула даже, а не стала пожирать. После комиссования я вернулся в Москву полным аутсайдером: я не мог ни вернуться к образованию, ни устроиться на какую-то приличную работу, потому что стоило работодателям ознакомиться с моим личным делом, и от меня шарахались, как от огня. После этого я поставил точку над i, выйдя из комсомола. Бессмысленно было оставаться членом этой организации после разрыва со всеми возможными вариантами будущего в рамках советской системы. Началась новая жизнь, я стал двигаться совершенно иным путём, с другими людьми, которые также были вне системы. Именно этот выбор, выбор пути, на котором я выхожу из системы и принимаю то, что в отместку она уничтожает меня как физическую единицу, я считаю самым важным решением в своей жизни. Тогда был сформирован алгоритм, который работал во мне всю жизнь и определял мои поступки во всех ситуациях. Без этого шага всё остальное было бы лицемерием, ведь быть радикалом, который ни разу в жизни не принял радикального решения и не совершил радикального поступка, конечно, было бы подлостью. Такой радикализм просто ничего бы не стоил. Если ты против, то ты против. Не может быть никаких кукишей в кармане и разговоров на кухне. Бери и садись в тюрьму. Всё должно быть настоящим.
Вскоре после возвращения в Москву из армии мне встретились два человека, сильнейшим образом повлиявшие на мою жизнь. Это были Мамлеев и Головин.
До этого ещё подростком я формировался под влиянием немецкой классической философии. Когда мне было восемнадцать, главным авторитетом для меня был Гегель. Я был убеждённым панлогистом. Мамлеев открыл мне сферу иррационального, бездны психологии глубин. Благодаря Головину я познакомился с метафизикой традиционализма. Зная французский язык, я в подлиннике проштудировал ключевые работы Генона и его школы. Однако к 1972 году для меня встал вопрос о преодолении традиционализма в принципе. Я интуитивно знал, что в доктрине о "Верховном тождестве", где "я" идентично всерастворяющему абсолюту, заложена фальшь. В продолжении нескольких лет я продумывал критику генонизма, итогом чего стала работа "Ориентация — север". Это был кабинетный период, подготовка к опасной жизни, которая началась, когда я попал на Памир.
С 1980 года был Таджикистан, вхождение в круги подпольного таджикского движения, исламской партии возрождения… но всё это происходило уже перед концом советской системы. Я всегда чётко знал, что она подойдёт к концу. Не к полному концу — как я уже говорил, эта система сохраняется и поныне. Но, по крайней мере, закончилось господство партократии, прямого лицемерия, когда абсолютно ни во что не верившие бюрократы говорили на языке "красного проекта", а в действительности мечтали поскорее сдаться врагу и лечь под него.
"ЗАВТРА". Гейдар Джахидович, как человек, посвятивший немало сил изучению истории, её метафизики, в чём вы видите подоплёку событий в арабо-мусульманском мире, их глубинный подтекст?
Гейдар ДЖЕМАЛЬ. В мире идёт борьба между мировым правительством (традиционалистский клуб) и национальными суверенитетами (либеральный клуб). В этой борьбе радикалы идут параллельным курсом с повесткой дня мирового правительства, потому что национальные сувере- нитеты являются для них гораздо более близким, понятным и доступным противником. Задача снести условного Каддафи или Асада для них очевидна. Именно поэтому сейчас радикалы занимаются борьбой с национальными суверенитетами, и внешне ситуация выглядит так, будто они — инструмент в руках мирового правительства. На самом деле мировое правительство — тоже их враг, просто сегодня этот враг менее актуален. Я сравнил бы эту ситуацию с тем, что в какой-то момент Ленин использовал кайзеровскую Германию как фактор свержения Временного правительства. Затем вновь созданная Красная Армия была брошена уже против кайзеровских войск и стала продвигать мировую революцию дальше в Европу, в первую очередь в Германию. На каком-то этапе задачи генштаба немецкой армии и большевистской партии шли параллельным курсом, но затем последовала поляризация интересов. Так же дело обстоит и с временным совпадением целей мирового правительства и радикалов. Единственное отличие состоит в том, что Ленин прекрасно понимал свою повестку дня и чётко осознавал, когда стоит заключать тактические союзы, а когда их рвать. У современных радикалов такой ясности нет.
Мы присутствуем при попытке мирового правительства снести национальные суверенитеты и создать единую империю с переходом к новому общественно-политическому порядку. При этом общественном порядке многие институты демократии будут упразднены за ненадобностью, будет восстановлено рабство, но без экономического и силового принуждения. Новое рабство будет основано на психологическом контроле и на промывке мозгов, огромное число людей будет просто выброшено из истории. Единственным оппонентом всего этого может оказаться только радикальный клуб, но лишь при условии, что он будет выведен на дорогу глубинного понимания своей роли, своих задач и своего места на исторической сцене. Надо сказать, что вероятность успеха микроскопически мала. Шаг влево, шаг вправо — и все окончится очередным провалом, потому что в мире чудовищно велики силы инерции, силы бытия, а присутствие Святого Духа крайне эфемерно, и может превратиться в действующий фактор истории лишь при условии глубинного понимания этого присутствия, когда интеллектуальная воля превращает все ресурсы человеческого фактора в инструмент на службе Духа. Это тот момент, когда король Лир понимает, что его место — рядом с той дочерью, которую он прогонял с порога с самого начала, считал, что та его не любит, и ехал за поддержкой и убежищем к другим дочерям, на самом деле предавшим его. Вот, что происходит сегодня. Так метафизика входит в нашу каждодневную практику.
"ЗАВТРА". С учётом всего сказанного вами, каким вы видите дальнейшее развитие ситуации в глобальной политике? И какое место в том новом миропорядке, который формируется у нас на глазах, займёт Россия?
Г.Д. У России очень сложная ситуация. С одной стороны, она представляет собой типичную национальную бюрократию, противостоящую мировому правительству. Но это национальная бюрократия с большими оговорками. Ноги нынешней нашей бюрократии растут из партийной номенклатуры советской эпохи, которая формировалась на базе отнюдь не национальной, а коминтерновской бюрократии. Советская номенклатура обязана своим созданием попытке сформировать альтернативное мировое правительство. В начале XX века уже существовало реальное мировое правительство, состоящее из монархов, однако оно не в полной мере осуществляло свои возможности. "Вилли", "Ники", "Эдди" — все тогдашние главы европейских династий, которые состояли друг с другом в родстве, постоянно встречались, — однажды пришли к выводу, что нужно покончить с парламентами и партиями, взять под абсолютистский контроль свои народы и создать единое мировое правительство аристократии. Помочь им осуществить задуманное должна была общеевропейская война длиной в несколько месяцев. После этого монархи планировали обвинить парламенты, партии, банкиров в развязывании кровавой бойни из-за своих меркантильных интересов и разгромить либералов, исполнив волю народа, шокированного кровопролитием. Ничего из этого не вышло, потому что война продлилась не несколько месяцев, а четыре года, охватила весь мир и была куда более кровопролитной, чем ожидалось. Либералы смогли перехватить инициативу и не позволили монархам использовать эту бойню в качестве повода для разгона демократий. В России полностью "зачистили" аристократическую верхушку, уничтожили Романовых. Впервые в истории в мире возникла территория без непосредственного присутствия на ней традиционалистского клуба. С точки зрения этого клуба одна шестая суши стала чёрной дырой. Но одновременно с этим стал реализовываться проект альтернативного мирового правительства, уже не правительства монархов, а антимонархического мирового правительства "снизу" — Коминтерна. Это было реальное собрание людей, имевшее представительства и связи во всём мире и выступавшее против существовавшей системы. Корни номенклатуры КПСС — в Коминтерне. Национальная бюрократия современной России сформирована людьми, которые были комсомольцами, коммунистами, секретарями обкомов, они не настоящие национал-бюрократы, как сирийская партия Баас или китайская КПК, они привыкли быть завязанными на международные интересы. Они или их предшественники стояли у истоков создания ООН, которая сейчас является базовой организацией мирового правитель- ства. Поэтому национальная бюрократия России всей душой мечтает влиться в мировое правительство, сдать свои государственные интересы и перейти к обслуживанию интересов фининтерна и стоящего за ним традиционалистского клуба. Если бы их туда приняли, они бы давно уже сбежали на ту сторону. Однако не принимают! Мировое правительство заинтересовано, чтобы российский правящий класс сидел на своём месте и оставался национальной бюрократией, а силы мирового правительства его громили. Российские лидеры вынуждены дальше играть роль национал-бюрократии, однако им плохо верят и в Пекине, и в Дамаске, и в Тегеране, все понимают, что в Кремле сидят люди, готовые в любой момент сдать свои позиции и перебежать на другую сторону. Свою роль защитников интересов России они продолжают играть исключительно потому что у них нет выбора. Но каждый раз, когда традиционалисты намекают на некую возможность сотрудничества в будущем, наши "лидеры" с радостью готовы прислуживать потенциальным новым хозяевам: дать базу в Ульяновске натовцам, начать портить отношения с Пекином, отказаться от поддержки Сирии или Ирана. Стоит только услышать: "Мы готовы подумать о том, чтобы взять вас к себе", — как вся патриотическая риторика обрывается.
