Это поразило меня до глубины души. Ведь так долго я пытался привлечь внимание этих ребят. Три последних года я регулярно пишу в это ведомство различные жалобы и заявления. И ни разу. Ни разу эти мощные борцы за денежные знаки не сочли мою писанину достойной своего внимания. Один раз за все время с меня взяли объяснения по одному из «газпромовских» дел, но на этом всё и закончилось. Их не заинтересовал ни один из коррупционных конкурсов, обнаруженных и обжалованных РосПилом. Сотни людей копаются в госзакупках, а тысячи перечисляют деньги на проект потому, что нет никаких надежд на ФСБ, милицию, ДЭБ, прокуратуру, СК и всех прочих дармоедов. Но угрозу дармоеды видят как раз только в том, что люди сами объединяются на борьбу с коррупцией, да еще и сами финансируют такую борьбу.
Из беседы с Алексеем Навальным:«…К моменту запросов ФСБ мы собрали достаточно денег, чтобы не собирать дальше, но этот наезд сразу увеличил объем поступлений. Вот Чичваркин, типичный пример. Он дал деньги именно после того, как они начали на нас давить. Это не связано с тем, что они делают нам рекламу. Это самая настоящая месть – ах, вы так, тогда я вот так! Я, может, могу сделать против вас мало, но я это делаю!
РосПил оказался намного более рутинным делом, чем я думал поначалу. В нем по плану должны работать шестеро юристов, но пока мы их не набрали, работают четверо. Я исхожу из того, что лучше меньше, да лучше. Это очень специфическая отрасль права, мало людей, кто ее знает, поэтому отбираем тех, кто разбирается или может разобраться. По каждому человеку я отчитываюсь в Интернете, по каждому даются показатели. Вся информация о работе публикуется на сайте. Как оказалось, здесь значительно меньше вещей, которые можно попиарить и всем рассказать, что мы снова победили жуликов и воров, чем мы думали сначала. Нет такого, что мы каждый день можем демонстрировать какие-то успехи. Но текущая работа идет: мы находим нарушение в документации, пишем жалобу, они исправляют нарушение.
Рассказывать тут особо не о чем, но это происходит постоянно, и всеми признается, что после появления Рос-Пила качество конкурсной документации существенно выросло. Они перестали, по крайней мере, допускать какие-то грубые нарушения. С другой стороны, можно сказать, что коррупция стала более изощренной. Но никто и не обещал победить их за полгода. Теперь, когда они готовят документацию, включается такой „фактор Навального“: они все держат в голове, что мы это проверим и напишем жалобу…»
Есть классическая фраза, приписываемая Махатме Ганди: «Сначала тебя не замечают, потом над тобой смеются, затем с тобой борются. А потом ты побеждаешь». Правда это или нет, знают только те, кто прошел всю цепочку до конца. Неизвестно, суждено ли это Навальному, но пока события развиваются именно так: стадия глумления со стороны «эффективных менеджеров» закончилась, теперь с ним воюют на равных.
После публикации доклада по «Транснефти», когда Алексей еще был в Америке, в его офисе раздался телефонный звонок. Звонивший – по голосу, пожилой мужчина – заявил: «Мишень не один Навальный! Вам всем будет плохо!». Узнав о звонке, Алексей сразу потребовал от своих сотрудников написать заявление в милицию. Дело, конечно, возбуждать не стали. «Он же не сказал, что придет в четверг и зарубит вас топором!» – обосновали отказ милиционеры. «А то, что вам будет плохо… Всем нам рано или поздно будет плохо, дедушка прав…» – философски добавили они.
Навальный говорит, что пока это был единственный случай прямой угрозы, да и звонивший, признает он, скорее всего был не вполне психически нормален. Его противники не хулиганы, и действовать они предпочитают с помощью более им привычных и эффективных инструментов – провокаций и уголовных дел. Давление на многочисленных спонсоров РосПила дало противоположный эффект – поток пожертвований после звонков из ФСБ только увеличился, – но в дело идет все. Однажды возле проходной Кобяковской фабрики по лозоплетению остановился джип, и вышедший из него человек заявил отцу Навального Анатолию Ивановичу, что привез деньги на РосПил. На резонное предложение жертвовать через Интернет, человек из джипа сообщил, что не умеет им пользоваться. Разумеется, он уехал несолоно хлебавши. Но это не значит, что противники Навального не изобретут что-то, что рано или поздно сработает.
Конечно, Алексей осторожен: он не может себе позволить давать взятки гаишникам или платить «черные» зарплаты, на него смотрят даже не через увеличительное стекло, а прямо через электронный микроскоп. Наверное, памятуя об истории с Катей Муму (Мумугейт[47]), он не сможет завести себе и любовницу, даже если захочет. Но есть методы, уже неоднократно обкатанные, которые при настойчивости и умении правильно пользоваться правоохранительной системой дают результаты.
Пример тому – дело «Кировлеса», метко прозванное в Интернете «делом криволеса», тянущееся за Навальным с 2009-го.
Из беседы с Алексеем Навальным:«…„Кировлес“ – это гигантское предприятие, самое большое унитарное предприятие в регионе, фактически монополист в своей области. В тот момент, когда Белых пришел, у него уже была задолженность 200 миллионов рублей. Там творился полный бардак: они говорили, что у них огромные остатки продукции, но продукции этой никто не видел. На каждом совещании у губернатора их обсуждали, потому что они все время требуют денег. Денег им дать не из чего, даже если бы было желание. Местный Минфин их ненавидит, потому что не хочет давать дотации этой черной дыре. Они же говорят – дайте, а иначе уволим 4000 человек. В общем, кошмар. Всем ясно, что надо либо как-то оптимизировать, либо банкротить.
Когда стали в первом приближении смотреть, оказалось, что они заготавливают и продают лес через 38 филиалов. Причем никто не знает, сколько и по какой цене, из документов это понять нельзя. Даже нет единой бухгалтерии. Кому-то может показаться, что такое невозможно в 2009 году, но это факт. Самое забавное, что все эти филиалы не были юридическими лицами и не имели права продавать, то есть они занимались незаконным предпринимательством.
Первое, что я им сказал, – все продажи, пожалуйста, делайте через единый головной офис, чтобы вас можно было контролировать. Им это крайне не понравилось, потому что за годы там, разумеется, была выстроена своя система: все филиалы делают чего хотят, с кем надо – делятся, и все довольны.
Кроме того, там был один важный политический момент: из этих 38 филиалов некоторые в своем отдаленном лесном районе были градообразующими предприятиями. Поэтому директор филиала вместе с главой района и главным милиционером – они и есть власть, которая дает людям работу, они вместе там всем управляют. Таким образом, отнять право решать, кому давать лес, а кому не давать, означало нарушить сложившуюся систему взаимодействия этих местных микроэлит. На самом деле, пусть бы оно так и оставалось, если бы они сами справлялись. Но 200 миллионов рублей долгов, задолженность по зарплате нарастает, и стало понятно, что необходимо предприятие банкротить. Поэтому я им говорил, чтобы централизовали продажи, чтобы начинать считать и запускать процедуру. Параллельно Белых усиленно агитировал по всей стране, чтобы в регион приезжали работать предприниматели.
Одним из тех, кто приехал, был некто Офицеров. Хочу, говорит, заниматься лесом. Тогда ему, как и всем остальным, сказали – иди в „Кировлес“ и занимайся. Он заключил договор, начал торговать. Дело у них сразу не пошло, он все время приходил на них жаловаться. И в конце концов, все бросил и уехал. Ну, уехал и уехал, его право. А потом, по прошествии некоторого времени, директор „Кировлеса“ придумал „гениальную“ комбинацию и написал заявление в милицию, что это я его принудил заключить договор с Офицеровым и что именно из-за этого предприятие находится в таком плачевном состоянии. Разгорелся скандал, обвинение же серьезное. Стали разбираться. В результате оказалось, что в объеме продаж „Кировлеса“ этот несчастный Офицеров занимает 1,3 %, общий объем их торговли был 12 миллионов рублей. А самое главное, что все деньги, на которые Офицеров торговал, они у него в фирме остались, было совершенно ясно, что никто никуда ничего не выводил. Нельзя было сказать, что их кто-то похитил.
Это все ненадолго затихло, а потом, насколько я могу судить, корпорации, с которыми я сужусь, начали что-то на меня искать и нашли это заявление. Стали пытаться собрать из этого уголовное дело. Дело все время разваливалось, потому что было понятно, что все это не стоит выеденного яйца. Хищения или мошенничества инкриминировать так и не удалось, но сейчас, когда они уже по-серьезному за это взялись, они насчитали так называемую упущенную выгоду. Например, они говорят, что Офицеров покупал у них пиломатериалы по цене, скажем, 3000 рублей, а рыночная была – 3300 рублей. Но в это же время „Кировлес“ кому-то еще отгружал по 2700 рублей. Получается, что упущенной выгоды не было? Или надо так же сажать всех остальных контрагентов?
