Может быть, удастся в другой раз исполнить Вашу просьбу, а пока ещё раз спасибо за любезность —
Всем тюменцам кланяюсь.
В. Астафьев. 17марта 74 г.»
Много позже, а именно в 1991 году, мы договорились с Виктором Петровичем о поездке по Тюменской земле. При разговоре о предстоящем путешествие лицо его крупное полыхало красками, глаза теплились, брови вздрагивали, и весь он оживлялся, махал руками, как будто это уже случилось — явь, те земли...
— Хочется посмотреть Салехард, покрутить Полярный круг, — вспоминал он не раз, — Мужи, Саранпауль — одни названия чего стоят!.. Побродить по предгорьям, там, говорят, геологи открыли много точек с залежами разных дорогих и редких металлов, золото прямо в траве валяется... А народец этот северный — зыряне зырят по тундре, ненцы, ханты. Северяне, пожалуй, единственные на земле, не потеряли свои вековые традиции, самобытность, привычки и повадки. Вот моё письмо:
«Здравствуйте, Виктор Петрович! Докладываю о поездке по Оби: она возможна.
1.Я написал о Вашем желании Юре Афанасьеву, нашему хорошему прозаику, он всю жизнь живёт в Мужах (Шурышкарокого района) и попросил его помощи, Юра — северянин, рыбак и чудак.
2.Договорился с Тюменским пароходством (вёл разговор с главным инженером Яшиным Валентином Николаевичем, начальник в отпуске), они обещают отдельный катер. Яшин заверил, что сделает всё для удобного плавания. Время — июль, август самое подходящее.
Хотелось бы у Вас узнать: откуда лучше отплыть — из Тюмени, Тобольска или из другого места? Нужна ли встреча здесь с местным начальством? С первым секретарём обкома я познакомился, он неплохой русский мужик. Но я ему, помня Ваш наказ, не говорил о предстоящем плавании. Короче, черкните по необходимости, время терпит. А может быть, я до лета появлюсь в Красноярске, у меня есть туда нужда, там живут старший брат и сестра.
И я бы, разумеется, хотел с Вами сплавать.
После съезда сидел в Голицино, ездил на Новый год в Запорожье с сынком к старшему брату-фронтовику, Вашему ровеснику. Вернулся на прошлой неделе.
С Наступающим 1991 Вас, Виктор Петрович, пусть он для Вас будет добрым, прибыльным (рынок же!) и здоровым. Травами я по-прежнему занимаюсь, много выращиваю в огороде — если будет желание, посмотрите. А если есть теперь какая нужда подправить что, скажите, напишите, чем могу.
Всего Вам лучшего! Ваш земляк С. Шумский.
26 янв. 91 г.»
«Дорогой Серёжа! Очень рад, что ты не забыл о моей просьбе, что хлопочешь и готов сплавать со мной.
Конечно, хорошо бы уплыть прямо из Тюмени, зайти в Тобольск и посмотреть на Васюганские болота, проплыть устье.(название невозможно прочесть, а неточность с болотом простительна),... катер-то тем хорош, что где надо остановиться можно и порыбачить и поговорить с народом спокойно.
А насчёт встреч? Я потерял к ним всякий интерес, в надсаду они мне, но коли надо — с творческим активом и с секретарём — готов поговорить. Ну, и у Коли Шамсутдинова надо побывать, погутарить.
Вот теперь буду жить мечтой о поездке, в которую давно собираюсь. Лечиться, Серёжа, некогда, живу на износ. Люди наши беспощадны, сами себе покоя не дают и своим писателям, как могут мешают, особенно корреспонденты и репортёры всякие и приблудные творцы.
Ну, да Бог им судья. Обнимаю — Виктор Астафьев.
12 февраля 1991 г., Красноярск
В Красноярске будешь — мой телефон 25-39-94, деревня рядом с огородом, дом на улице Щетинкина, дом 27 (нижний конец села). С весны я живу там. Жену звать Мария Семёновна».
К большому огорчению многих, эта многообещающая и интересная поездка не состоялась: Виктор Петрович приболел и прислал телеграмму об отмене путешествия.
Особенно тёплые и радостные воспоминания у меня остались от трёх поездок в Красноярск и в родную деревню В. Астафьева Овсянку, где проходили всероссийские дни «Литературные чтения в русской провинции».
Каждая поездка — это прежде всего встреча с Родиной, с родными людьми, местами, улицами и домами, где когда-то пришлось жить, работать, учиться. Особенно памятны выступления перед людьми в самой Овсянке с участием Виктора Астафьева, в Дивногорске, Красноярске, Уяре, где меня принимали как земляка, так как рядом Канск, куда съездил проведать свою сестру Аню, могилу матери. Да и до родного Тасеевского района было недалеко, по сибирским меркам каких-то полтораста вёрст. И один раз выбрался, побывал в Тасееве, Сухове и Струкове.
Самыми тёплыми были встречи с братьями по перу, с некоторыми знакомился, с другими встречались как со старыми друзьями — крепкие пожимания рук, обнимания, взгляды, улыбки, стопки за обедом. На всех чтениях бывали Валентин Курбатов из Пскова, Михаил Кураев из Санкт-Петербурга, Анатолий Буйлов, Владимир Полушин, Валерий Латынин, Алексей Бондаренко и многие другие.
В каждый приезд — памятное, волнующее событие. Во второй в 98-ом — освящение часовни Святителя Иннокентия Иркутского, которую построили и сложили из тёсаных брусов без единого гвоздя за несколько дней, И в этот же день — большой литературный вечер на берегу Енисея, на крыльце библиотеки, построенной с помощью знаменитого земляка. С этих литературных чтений я увозил домой пудовый груз — пятнадцатитомное собрание сочинений В. Астафьева. Факт исторический: за всю историю русской литературы ни у кого из писателей не выходило полного собрания при жизни.
В свою очередь я подарил Виктору Петровичу несколько своих книг, вышедших в разные годы.
А на «Литературные чтения» в 2000 г. собралось очень много народу — писатели, критики, библиотечные работники из разных мест России. Публики тоже стекалось из окрестностей много.
Заходили с Алексеем Бондаренко в гости к В. Астафьеву, пили чай, вспоминали былое. Виктор Петрович чувствовал себя неважно, глухо подкашливал. Но всё равно выходил с батожком за калитку, встречал гостей — бодрился, приветливо вступал со всеми в разговоры, бросал шутки.
Во дворе, сразу за узким дощатым проходом, за низким штакетником росли два маленьких кедра, ёлка, раскидистый куст калины с кистями красных ягод, которые гости мимоходом срывали и клали в рот. Я тоже отведал спелой калины.
А в полдень прямо на берегу Енисея были накрыты столы длинные с разной снедью и выпивкой. Лавки, как и столы, из свежеструганных плах вод пологами из плёнки на случай дождя — от всего исходил первозданный дух сибирского раздолья!
Светило яркое сентябрьское солнце. Енисей катил свои тугие воды, ласкали глаз вековые сосны на противоположном берегу. Чудо: как они удерживались на склонах и скалистых глыбах?! Чудо природы и всего живого на этой прекрасной родной земле!
Нарядные бабки водили хороводы, толкли мелкий галечник, звучали песни, тосты, музыка, говор, смех — что ещё лучше может расположить к умным беседам и душевному умиротворению?! Есть в нашей России два великих достояния — необъятные земные просторы и такая же широта души. Загадка русского человека — называют те, кому это недоступно понять и ощутить сполна!
...Потом прогулка на речном трамвае к стодвадцатиметровой плотине ГЭС, подъём в водной камере, плавание по морю, уходящему ширью и изгибами в далёкие южные плоскогорья. Не раз обозревал и снизу и сверху Красноярскую ГЭС — это творенье рук человеческих производит неизгладимое впечатление.
В последние перестроечные года вокруг В. Астафьева велось много всяких толков о его изменчивых взглядах и настроениях, о его размолвках с В. Распутиным и В. Беловым и другими писателями, с кем он раньше поддерживал отношения...
Думается, что всё это суета, и она уляжется и забудется, как сон бредовый. Всё это уже было и всё прошло: скучно, господа! Какие и с кем были размолвки и перепалки у наших классиков девятнадцатого и двадцатого веков — кто о них сейчас вспомнит и вспоминает?
Всё определяет творчество и творения, которые оставляет писатель будущим поколениям. В. Астафьев, несомненно, останется как Мастер русского Слова — это бесспорный факт.
Небольшой домик на бугристом берегу Енисея виден отовсюду, его знают и к нему идут люди, чтобы поклониться таланту. Маленький огородник с цветами и грядками, банька, беседка... И столько теплоты от разговоров и незаметных откровений и взглядов — радость встреч с талантливым писателем-земляком ношу в себе постоянно.
г. Тюмень
Номинанты Фонда Астафьева 2009
Светлана Савицкая
Я верю тебе, мама
Серый каменный город проснулся раньше солнца. А его сны ещё спали. Они, как беспризорные бомжи, разлеглись прямо на лестницах у закрытых ворот Павелецкой. И их не трогал дворник Мамед, будто знал места утреннего ночлега утомлённых за ночь сновидений.
