Мы и наши слова
В одном из писем осени 1935 года Марина Цветаева писала: «Итог лета: ряд приятных знакомств (приятельств) и одна дружба – с молодым русским немцем – в типе Даля, большим и скромным филологом, – о нем был отзыв в последней книге Совр<еменных> записок: специалист по русскому языку XVI в. с странной фамилией (Унгеб) вот и ошиблась – Унбегаун». В чем Марина Ивановна точно не ошиблась – в сравнении немца Бориса Унбегауна с немцем (полу-датчанином-полунемцем, если быть точным) Владимиром Далем. Обозначая удивительный немецкий триумвират нашей филологии, я бы добавил сюда еще одного ученого – Макса Фасмера, составителя самого авторитетного этимологического словаря русского языка. Три этих человека – каждый по-своему – коснулись важнейших струн нашей культуры и сделали их слышимыми.
Хотя, в отличие от трудов Даля и Фасмера, главная книга Унбегауна «Русские фамилии» не словарь, многими чертами словаря она, несомненно, обладает. Прежде всего – сотнями тщательно подобранных примеров. Но объединяет тройку великих не только вкус (очень, замечу, немецкий) к систематизации. Общим для них является дар одухотворять знание, превращать скучную, казалось бы, материю в настоящую поэзию.
Борис Генрихович Унбегаун, западным коллегам знакомый скорее как Boris Ottokar Unbegaun , родился в 1898 году в Москве. Начало пути было для филолога, вообще говоря, нетрадиционным: Константиновское артиллерийское училище в Петербурге. Участвовал в Первой мировой войне, затем сражался в Белой армии. Эмиграция. Учился в Люблянском университете и в Сорбонне. Среди его учителей – такие известные филологи, как А. Вайан и А. Мазон. Во время Второй мировой войны Унбегаун оказался в Бухенвальде. Выйдя на свободу, написал работу о славянском жаргоне в немецких концлагерях, что на удивленье напоминает судьбу Д.С. Лихачева, после советского концлагеря написавшего статью об особенностях воровской речи (все-таки устройство головы исследователя – особое, она не прекращает работу ни при каких условиях). После войны преподавал в Страсбурге, Брюсселе, Оксфорде. Последние восемь лет – до смерти в 1973 году – в Нью-Йоркском университете. В сфере интересов Унбегауна – морфология русского языка, история сербского языка, топонимика и много чего другого, но славу ему принесло прежде всего фундаментальное исследование русских личных имен.
Капитальный труд Унбегауна, вышедший за год до его смерти, представил новый вид истории России – историю, отраженную в фамилиях. Если такое утверждение кому-то кажется преувеличением, возьмем лишь один частный аспект – суффиксы русских фамилий. Как известно, по происхождению своему наши фамилии в большинстве своем являются краткими прилагательными и формируются посредством суффиксов – ов (-ев) или – ин. Почему при этом у нас менее распространены (в отличие, допустим, от Польши) фамилии с суффиксом – ский (-цкий, – ской, – цкой) – ведь суффикс этот вроде бы и для русского языка не чужой?
Вот здесь и начинается история. Все дело в том, что на раннем этапе формирования фамилий (XV–XVI вв.) на Руси было мало вотчинных (то есть наследственных) владений, и поместья могли менять своих владельцев. Суффикс – ский связывал семью с определенным местом, и малочисленность подобных фамилий как раз и показывает отсутствие в земельном вопросе постоянства. От Московской Руси осталось очень немного таких фамилий, и относятся они в основном к княжеским родам: Волконский (река Волконь), Вяземский (город Вязьма), Пожарский (деревня Пожарка), Трубецкой (город Трубеч).
В той же Польше землевладение было наследственным, и фамилия на – ский стала не просто распространенным типом – она стала продуктивной моделью, по которой формировались фамилии самых широких масс, к наследственному землевладению не имевших уже, понятно, никакого отношения. Именно с этой моделью связано большинство наших нынешних фамилий на – ский, возникших в польско-украинско-белорусском языковом ареале и пришедших к нам в более поздний период.
Статистические вопросы Б. Унбегаун решал на материале справочника «Весь Петербург» за 1910 год. Сразу скажу, что достигнутые им результаты можно считать в целом корректными и сейчас. Они, как правило, подтверждаются подсчетами, проведенными на современном нам материале. И это закономерно. В отличие от имен, бытование фамилий зависит от моды в очень небольшой степени, ведь фамилию не выбирают – по крайней мере мужчины. Строго говоря, и женщины выбирают не фамилию: в первую очередь они оценивают ее носителя.
Огромное множество русских фамилий образовано от крестильных имен. 60 % представленных в справочнике «Весь Петербург» фамилий восходит к полной форме крестильного имени. Из 20 самых употребимых фамилий 15 принадлежат к этой категории. В порядке убывания назову первые пять: Иванов, Васильев, Петров, Михайлов, Федоров.
Но многие фамилии, образованные от крестильных имен, восходят вовсе не к полной их форме, а к уменьшительной. Замечу в этой связи, что использование уменьшительных имен в прежнее время было несколько шире. Оно имело ряд оттенков, сейчас частично утраченных. Например, иерархический. Обозначение себя уменьшительным именем при обращении к начальству делом зазорным не считалось и, прямо скажем, приветствовалось. Современный телезритель был бы шокирован, если бы на встрече с президентом министр, допустим, образования и науки называл бы себя Андрюшкой. Телезрителя же средневекового это, полагаю, совершенно бы не смутило.
Так вот: уменьшительная форма крестильного имени дала большое количество известных ныне фамилий. Фамилия Аверинцев ведет свое происхождение от формы Аверинец , которая, в свою очередь, образована от имени Аверкий. Фамилия бывшего всероссийского старосты Калинина связана не с растением, как можно было бы подумать, а с формой Калина , восходящей к имени Калинин. Что же касается растений, то фамилия Мичурин связана с формой Мичура , образованной от Дмитрия. К уменьшительному имени Радище ( Родион ) восходит фамилия Радищев: в отличие от нашего времени, когда суффикс – ище стал увеличительным, в старину он был уменьшительным. Продолжая литературную тему, можно указать, что к этому же типу фамилий принадлежит и Есенин ( Есеня от Есип).
От уменьшительных имен ведут свое начало фамилии современных режиссеров ( Михалков – Михал-ко ~ Михаил ), телеведущих ( Малахов – Малах – Малахия) , артистов ( Леньков – Ленько – Александр) , мимов (. Полунин – Полуня – Полуект), футболистов ( Алдонин ~ Алдоня ~ Евдоким ), ученых ( Велихов – Велих – Вельямин, Веньямин ), генералов ( Трошев – Трош – Трофим) и олигархов ( Потанин – Потаня – Потаиий).
Но в фамилиях отразились не только крестильные имена. Многие фамилии являются ответом на вопрос, выражаясь по-анкетному, о месте жительства и роде занятий наших предков. Так, выясняется, например, что у ряда лиц, профессионально связанных с пением, предки занимались вещами более прозаическими. Речь здесь может идти о Гребенщикове (.гребенщик – изготовитель гребней), Сукачеве (сукач – прядильщик), Хлебниковой (хлебник – пекарь) и даже Токареве , чей уход от профессии предков кому-то может показаться ошибкой.
Особой частью антропонимии, связанной с родом занятий, являются фамилии русского духовенства. Есть несколько типов таких фамилий, которые легко узнаются. Это фамилии, образованные от названий церковных праздников ( Вознесенский, Рождественский, Троицкий) или слов, связанных с церковной традицией вообще ( Архангельский, Ливанов, Са-ульский ), фамилии, имеющие церковнославянские (Глаголев), греческие ( Аристов) или латинские ( Кандидов) элементы. Человек, незнакомый с этой традицией, может подумать, что фамилия Велосипедов образована от слова «велосипед». На самом же деле фамилия эта – из среды духовенства и восходит (как и «велосипед») к латинскому veloces pedes («быстрые ноги»). К духовной же среде восходят многие «цветочные» ( Тюльпанов ), двусоставные (, Добронравов) и некоторые другие фамилии. Тип этих фамилий в каждом конкретном случае связан со вкусами духовного училища, где учащимся, по большей части бесфамильным, фамилии присваивались в массовом порядке.
О фамилиях, отражающих географические названия, я уже упоминал. На более поздних этапах образования фамилий к этому типу, представлявшему первоначально социальную верхушку, примкнули и другие слои населения. Так, параллельно с княжеской фамилией Белозерский ( Белоозеро) образовалась фамилия Белозерцев. Подобным же образом появились параллели Оболенский – Оболенцев (город Оболенск ), Вяземский – Вяземцев (город Вязьма). В русскую антропонимию в позднее время вошло большое количество «топонимических» фамилий на – ский, принадлежащих славянскому и еврейскому населению западнорусских областей. Еврейские фамилии, образованные по подобному типу, отражают, как правило, «черту оседлости»: Гомельский (город Гомель ), Овруцкий (город Овруч), Слонимский (город Слоним).
