Ознакомительная версия.
Могучий зов Европы
В Новое время с евреями стало происходить примерно то же самое, что и в античное время: они сами начали меняться. Евреи Британии, Голландии и Франции начали быстро ассимилироваться — прямо как евреи Александрии. Были, конечно, и не вполне нормальные раввины, проклинавшие Баруха Спинозу (а он плевать хотел на их проклятия, потому что голландские ученые принимали его очень хорошо). Но это все же исключение из правила.
Евреи ассимилировались сначала в культурном отношении, как граждане страны. А их дети и внуки обычно принимали христианство.
Если же вера и сохранялась — все равно евреи вели такой же образ жизни, как и люди «титульной нации», говорили на том же языке и мало отличались от «всех остальных».
В Германии же шла острая идейная борьба между разными группами евреев. И конечно же, не обошлось без религиозных партий… Хотя некоторые из них вообще отрицали религию, суть та же.
Часть из них попросту выкрещивалась, как Генрих Гейне или отец Карла Маркса. В 1848 году они писали: «Близится приход Мессии, мы обретем нашу родину; Мессия это свобода, а наша родина Германия!»
Сторонники равноправия и открытости, «маскилим», хотели сохранить свою религию, но ассимилироваться как можно больше. В их среде родилась реформаторская синагога. Маскилим изучали еврейскую религию и культуру с позиций науки XIX века. Так же точно, как изучали свои национальные культуры братья Гримм в Германии или Андерсен в Дании. Маскилим были патриотами своих отечеств и искренне хотели стать полноценными гражданами своих стран.
«Наши сердца отданы родине — Германии. Она может и должна потребовать от нас всего, чего вправе потребовать от своих граждан, и мы с радостью пожертвуем всем ради нее».
Так писал Габриэль Риссер (1806–1863) — адвокат, который из-за иудаистской веры не мог ни вести дела, ни преподавать в своем родном Гамбурге. Он опубликовал больше сотни книг и статей, доказывая необходимость равноправия евреев.
Сильной была и тенденция ни в коем случае не изменяться, а обособиться и замкнуться.
Наконец, многие евреи начали искать радикальные революционные идеи, которые бы изменили общество — так, чтобы в него можно было войти, не изменяя веры. Михаил Агурский предполагает, что участие в революционном движении было своего рода «более приличной ассимиляцией», потому что позволяло войти в русскую общественную среду и притом не требовало крещения. К тому же оно и выглядело более благородно, потому что шла ведь пропаганда и против еврейской буржуазии, а не только против русской.{86}
Не бесспорная, но очень, очень интересная мысль…
С ростом еврейских общин в Британии, Нидерландах и США в XVII–XVIII веках евреи в этих странах стали переходить к самым разным занятиям, включая земледелие и самые разные виды ремесел. В XIX, тем более в XX веке нет буквально ни одного рода занятий, которое не освоили бы евреи.
Европа XVIII–XIX веков оказывается перед явлением удивительным, неприятным, раздражающим: евреи мгновенно выпускают облачко интеллектуалов, играющих огромную роль в интеллектуальной, деловой и политической жизни «своих» стран.
В XVIII веке европейский город жил еще по средневековым традициям. Все производство и вся торговля находились в руках гильдий и корпораций… Внедриться в эти области производства «чужакам» не было ни малейшей возможности. Евреи получают равные права… Но реализовать их можно только там, где рынок еще не поделен. Торговля «колониальными» товарами — сахаром, кофе, табаком, какао — как раз такая область, и евреи устремляются в нее. Даже когда возникают большие торговые компании, евреи и входят в состав акционеров этих компаний, и торгуют в розницу колониальными товарами.
Эти товары нуждаются в системе сбыта. А существующие цеха плохо умеют налаживать систему торговли новыми товарами, они чересчур неповоротливы. Именно евреи налаживают эту систему.
Евреи занимают важные позиции в торговле шелком, монопольные — в торговле алмазами и огранке бриллиантов. Никто не мешал христианам их обогнать — просто евреи действовали быстрее и активнее. В 1748 году рабочие-христиане обратились в муниципалитет города Амстердама с просьбой ограничить деятельность евреев-огранщиков. Но времена вытеснения евреев из городских ремесел кончились вместе со Средневековьем. Муниципалитет резонно рассудил, что ведь это евреи основали такое производство… А раз так, никто не будет их ограничивать по закону. Пусть работают.
Шелковую промышленность в Голландии и в Италии основали именно евреи. Из Голландии их потом вытеснили христиане — ведь закон вовсе не предоставлял евреям каких-то преимуществ, он был совершенно нейтрален к национальности предпринимателя и работника, и только. Из области огранки алмазов вытеснить евреев христиане хотели, но не смогли, а из шелкового производства — смогли. И вся мораль.
Но в Италии шелковая промышленность осталась в еврейских руках, и в середине XIX века ее основали и в Германии. Хлопчатобумажные ткани в Германии тоже начали производить евреи.
Поистине «основание новых отраслей промышленности, сбыт новых товаров и модернизация коммерческой системы произвели гораздо больший переворот в экономической деятельности евреев, чем среди городского сословия христиан, еще не вышедшего из общественных и экономических рамок, унаследованных от Средневековья. Поэтому неудивительно, что методы еврейских купцов воспринимались горожанами как нарушение традиций и подрыв освященных веками устоев».{87}
Говоря попросту — евреи оказываются неизмеримо динамичнее, они меньше связаны традициями, условностями, предрассудками. Кроме того, они попросту двигаются быстрее.
А дальше больше — корпоративная система в странах Европы рушится весь XIX век, и к его концу уже ничто не мешает евреям развивать активность решительно везде, где им хочется. В результате получается как… Вовсе не евреи разводили виноградники в долине Рейна — но минимум половина всей винной торговли оказывается в их руках. Совсем не евреи основывали в Германии производство фарфора; более того — к фарфоровой мануфактуре немцы относились сентиментально, как к достижению своего народа. Но к 1920-м годам, по одним данным, 65 % акций этого производства, по другим — даже 80 % акций оказались в руках у евреев и выкрестов.
Поразительно, но сами евреи вовсе не видели в этом никакой опасности для самих себя. С их точки зрения, все происходило вполне справедливо, а что на справедливость могут быть разные точки зрения, их не интересовало. Мало ли что болтают всякие там туземцы-гои и чем там они недовольны?!
В XIX и XX веках поле интеллектуальной деятельности во всех странах Европы, где произошла эмансипация евреев, заполняется этими умными (а с другой точки зрения, хитрыми и юркими) людьми. Действительно, вот кто появился в эти два века в Германии: Гейне, Анна Зегерс, Фейхтвангер, Кафка, Цвейг. В США… Впрочем, одного имени достаточно — Марк Твен.
Этих писателей можно любить и не любить, это дело вкуса, но попробуйте представить себе германскую (если хотите — германоязычную) или американскую литературу без этих имен. Получается? У меня — нет.
Так что сказали они о себе на этот раз совершенную правду: «Большое разнообразие и резкие перемены в занятиях евреев и в экономических функциях, которые они выполняли в хозяйстве тех стран, в которых они жили в Средние века, опровергают легенду об особом «еврейском духе» в этой области. Однако они, бесспорно, указывают на предприимчивость, гибкость и жизнеспособность евреев даже в условиях ограничений, лишений и опасностей».{88}
Уже задолго до 1791 года многие евреи во Франции добились высокого и почетного положения. И задолго до революции граф Альфред де Виньи стонал и сетовал, что приходится вводить процентную норму: ведь «всего сто тысяч израильтян среди тридцати шести миллионов французов, но они без конца получают первые призы в лицеях. Четырнадцать из них завоевали первые места в Нормальной школе. Пришлось сократить число тех, кому разрешается участвовать в конкурсе…».
Альфред де Виньи хотя бы стонет и плачет, спасая 36 миллионов от конкуренции 100 тысяч. А Вольтер прямо обвиняет евреев в том, что они «соединяют грязнейшее корыстолюбие с отвратительнейшим суеверием и непреодолимейшей ненавистью ко всем народам, среди которых они терпимы и за счет которых они обогащаются».
А дальше — только хуже.
Казалось бы — уж военное дело никак не сфера приложения еврейских талантов. Но «дело Дрейфуса» ясно показывает — евреи обходят по службе французов-христиан, и христиане начинают их бояться.
Процент французских граждан еврейского происхождения, получивших крест Почетного легиона за участие в Первой и Второй мировых войнах, выше, чем процент французов-христиан. И в окружении генерала де Голля были евреи.
Ознакомительная версия.
