Действие фильма, поставленного по роману лауреата Пулицеровской премии Кормана Маккарти, происходит в конце 1970-х годов, когда в Америке, охваченной постиндустриализацией и вьетнамским синдромом, поменялся характер преступности — на смену прежним злодеям, жившим по «понятиям», пришли беспредельщики. Если с первыми можно было бороться, то справиться со вторыми не в силах даже шериф Эд Том Белл (Томми Ли Джонс) — живое воплощение общественного блага, порядка, справедливости и целесообразности. Закон, всегда побеждающий и в этом жанре, и вообще в американской ментальности, в американском мифе, здесь проигрывает. И зло уходит ненаказанным, как это случается в самых жестоких фильмах Сэма Пекинпа.
Образ отморозка-терминатора без страха и упрека блестяще удался испанскому актеру Хавьеру Бардему. Его герой — психопат Антон Чигур — не признает никаких моральных барьеров и с неподражаемой миной изображает из себя философа, решая с помощью брошенной монеты, жить его очередной жертве или нет. Сила этого образа такова, что его тут же принялись сравнивать с другим совершенным воплощением зла — героем Денниса Хоппера в «Синем бархате» Дэвида Линча. Но при всей метафизичности зло в мире Коэнов происходит не от сатаны, а от подлой человеческой природы.
Мрачный взгляд на вещи всегда был присущ братьям Коэнам, и он становится еще мрачнее по мере того, как из вечных подростков они превращаются в «стариков». Шериф Томми Ли Джонса куда матерее и мудрее, чем Мардж из «Фарго», а толку нет. Беда в том, что корневая система перестала работать, вирусы сожрали ее.
Вопрос о том, остаются ли Коэны до сих пор культурными героями «независимого кино» или они уже интегрированы в голливудский истеблишмент, относится к числу «вечных». Об этом спорили после «Перекрестка Миллера», «Бартона Финка», «Фарго» и первых двух «Оскаров». Спорили, хотя и без пены у рта, после недавнего падения Коэнов в бездну под названием «Игры джентльменов». Но оказалось, что бездна им нипочем, и братья играючи выбрались из нее к четырем «Оскарам», включая два главных, которые заработали «Старики», признанные всеми людьми доброй воли за fucking masterpiece.
«Старикам тут не место»
Это был настолько ловкий кульбит, что некоторые не поверили, принявшись доказывать, что перед нами не «настоящие Коэны», а какая-то подделка. Нет уж, увольте, самые что ни на есть настоящие. Просто напугали публику попроще, в том числе голливудских академиков, тем, что превратятся в катастрофически стареющих вуди-алленов — и ничего не оставалось, как признать «Стариков» с их тотальным негативизмом. Десять лет назад это было бы невозможно.
А что будет еще через десять? Коэны анонсировали свои планы надолго вперед. Фильм «После прочтения — сжечь» уже снят, остальные варятся в разных котлах их сценарно-режиссерско-продюсерской кухни.
«Мы решили всю славу делить пополам»
Встреча с Кознами отличалась от других тем, что оставшаяся от нее магнитофонная запись состояла большей частью из смешков и междометий. Кроме того, ни по голосу, ни по памяти не представлялось возможным установить, какие реплики принадлежат Итану, а какие — Джоэлу. Так что попытаюсь передать только общий смысл разговора.
— Вы выходцы из профессорской семьи. Что привело вас в кинематограф?
— Мы жили в Миннеаполисе, зимой там чертовски холодно, как у вас в Сибири. Так что всю зиму по субботам смотрели по телику старое кино. А летом… любой теплый день проводили за кинокамерой. Роли исполняли наши друзья, а сюжеты брали те самые, из старых картин. Гораздо позднее узнали, что это называется «ремейки».
— Ваши функции как режиссера, сценариста и продюсера срослись с самого начала?
— Мы несколько раз экспериментировали: один из нас был в титрах режиссером, другой продюсером, и оба — сценаристами. Но потом сами запутались: кто несет финансовые расходы, кто на самом деле пишет, кто отвечает за команду action? В итоге мы решили всю славу делить пополам.
— К вопросу о славе. Равнодушие, которое вы к ней демонстрируете, немного показное?
— Мы знали не только славу, например, «Невыносимая жестокость», можно сказать, провалилась. Жалеем ли мы? Да, потому что успех дает больше возможностей. А так, можно прожить и без него.
— Для ваших фильмов, включая «Старикам тут не место», характерны идеальные воплощения зла. А вам какое из них больше по душе?
— Убийца Карл из «Бартона Финка», носящий в жизни маску страхового агента Чарли. Это самый симпатичный из наших персонажей, хотя критики и нашли, что он напоминает разжигателей Второй мировой войны. А ведь этот чувак просто придумал свой способ решения собственных проблем.
— Именно эта картина принесла вам первое международное признание на Каннском фестивале. Вы благодарны ему?
— Иначе мы бы не втиснули в свой съемочный график новеллу для юбилейного каннского альманаха «У каждого свое кино». Сначала мы отказались: ну никак было не успеть. Тогда Жиль Жакоб выставил в компьютере самый большой шрифт и написал нам: «SHAME ON YOU!» Мы вспомнили, что фестиваль «столько сделал для нашей карьеры», — куда было деваться?
Дэвид Линч
Жертва аборта
Перед премьерой в Венеции фильма Дэвида Линча «Внутренняя империя» (2006; режиссер настаивает, чтобы название было прописано заглавными буквами) ее создателю был вручен почетный «Золотой лев» за карьеру, а кинематографический бомонд во главе с председательницей жюри Катрин Денев, стоя навытяжку, чуть не отбил руки, аплодируя.
В то же время сюжет «Внутренней империи» поставил в тупик даже давних прихожан церкви Линча. Уловить и сделать достоянием внятного пересказа им удалось не так уж много. Актриса Ники вселяется в роскошный дом, где слуги говорят по-польски и все пропитано «нездешней» атмосферой. Приходит познакомиться соседка, говорит с жестоким восточно-европейским акцентом, и есть в ее внешности что-то специфически неприятное — если не нервный тик, то какая-то деформация в лице, сразу напоминающая соседей героини «Ребенка Розмари» Романа Поланского, являющихся, как известно, агентами дьявола. Гостья сообщает, что фильм, в который пригласили Ники (ради съемок она и арендовала этот польский дом «с прошлым») и который основан на «старой цыганской легенде», уже начинали раньше снимать, но исполнителей главных ролей убили.
Ники слушает рассказ соседки с нарастающим напряжением, ее лицо (надо знать пластику Лоры Дерн) уродливо искажается. Вероятно, она, вышедшая замуж по расчету и потерявшая маленького сына, и раньше была не в ладу с собой, а визит соседки пробудил дремлющие страхи и чувство вины. Ее преследует навязчивое видение: плачущая перед телевизором женщина; преследует образ ребенка-дьявола. Впрочем, возможно, все это происходит не с самой Ники, а с ее героиней Сью, которую она играет. Или эти образы пришли из опыта людей, занятых в предыдущем, так и неосуществленном фильме, поди разберись.
«Внутренняя империя», снятая на цифровую камеру, предлагает еще немало загадок. В ней много персонажей разных национальностей, от поляков до японки, не играющих особой роли в сюжете. В то же время режиссер снял, а потом вырезал сцену со звездой Настасьей Кински. Несколько лет назад Дэвид Линч, приглашенный польскими киноманами, приехал на киностудию в Лодзь и полюбил эту страну с ее мечтательным настроением, таинственно струящимся серым светом, не похожей ни на что архитектурой и потрясающими молодыми актрисами без калифорнийского гламура, но со славянской красотой и змеиным шармом.
