«Ты маг».
Он некоторое время молчал, а затем заговорил.
«Давным-давно я тоже был ребёнком. Обычным ребёнком, ничего особенного. Я не помышлял стать фокусником и не думал, как сложится моя жизнь. Но на десятилетие мне подарили настоящую ракету. Фейерверк, представляешь себе? Мой личный маленький салют. Отец строго-настрого запретил запускать ракету без него. Но он никак не мог найти для меня время. Никак не мог собраться, чтобы запустить фейерверк вместе. Тогда я украл огниво и убежал на пустырь. Собрал друзей, сказал: будем фейерверк запускать. Все обрадовались. Я установил ракету, поджёг фитиль — и всё. Ракета взорвалась прямо у меня в руках. Сразу, через секунду, наверное. Очнулся я уже дома. Думал, что остался без рук и лица, но всё было в порядке. Получил, конечно, нагоняй от отца и от матери. А потом мальчишки мне рассказали, как это выглядело со стороны. Ракета и в самом деле взорвалась в моих руках, и когда я упал на землю, рук у меня не было, только две кровоточащие обугленные культи. Лицо было покрыто пеплом, глаза выжжены, кожа содрана. Они испугались и разбежались. Кто-то позвал мою мать (отца не было дома). Мать нашла меня без сознания — но совершенно здорового, без единой царапинки. В тот день я избрал свою дорогу».
«Ты бессмертен?»
«Нет, я же старею. Меня можно убить. Но меня нельзя покалечить. Я могу себя излечить».
Я чувствовала, что он хочет сказать что-то ещё, но молчала, давая ему шанс.
«…и я могу исправить тебя», — сказал он.
«И других?»
«Нет, не других. Тебя. Потому что я люблю тебя».
Естественным порывом было бы сейчас навалиться на него и целовать, целовать его до исступления, моего Жоржо, человека, который сумел полюбить меня, с моими странными и страшными ногами, девочку тринадцати лет. Но я лежала и смотрела в небо, потому что не могла двигаться. У меня перехватило дыхание.
«Под Волосами Вероники — созвездие Девы», — сказал Бассини и легко поцеловал меня в губы. Я улыбнулась и ответила ему.
* * *
Сентябрь 1886 года выдался довольно тёплым. Цирк приехал в Атланту за неделю до выступления. Трюк Бассини был анонсирован ещё в июле, и мальчишки-расклейщики не знали покоя более чем в 50 городах Соединённых Штатов.
Бассини не открыл сути своего трюка даже мне. Но он сказал мне гораздо более важную вещь: после фокуса мы с ним уедем, и он меня исцелит. Честно говоря, тогда я не представляла, что смогу когда-либо передвигаться на собственных ногах.
Однажды он доказал возможность моего исцеления, когда я проткнула ступню валявшимся на земле гвоздём. Бассини взял мою ногу, прикрыл глаза — и через минуту отверстия не было. Я поверила ему. Но у меня ещё оставались сомнения. Однажды я спросила его серьёзно:
«Жоржо, скажи честно: ты сможешь это сделать? Ты действительно заставишь Луну исчезнуть?»
Он посмотрел на меня и ответил:
«Когда я пришёл к Харрису, я хотел обмануть его. Теперь понимаю, что не обману».
За эти четыре месяца Жоржо не отходил от меня ни на шаг. Он помогал мне во всём, он снял с меня львиную долю работы по хозяйству, приносил цветы и шоколад, рассказывал истории о своей жизни (в основном, выдуманные) и изобретал специально для меня новые фокусы. Харрис некоторое время возмущался нашими отношениями, но потом махнул рукой. «Девушка созрела!» — воскликнул он то ли сердито, то ли одобрительно, и больше мы от него не слышали ни слова.
Миледи Бэрд подмигивала мне со словами «Ух, какого кавалера-то отхватила верблюжонка-то наша…». Комптон откровенно ревновал. Прекрасно понимая, что шансов у него нет (в первую очередь ввиду мужской несостоятельности), он, тем не менее, иногда демонстрировал мне различные знаки внимания. Я знала, что он в меня влюблён чуть ли не с первой нашей встречи, но с собой поделать ничего не могла. Многие уроды подшучивали, мол, когда свадьбу играть-то будем. Бассини отнекивался и усмехался.
Я не раз задавала ему вопрос, почему он не может исцелить всех.
«Они — мои друзья, но не более. Я могу исцелять только себя. А ты — часть моего сердца, ты для меня значишь даже больше, чем я значу для себя сам…»
Знаковый день приближался неумолимо. Представление в ночь с 18 на 19 сентября обещало быть грандиозным. Толпа собралась просто безумная. Было объявлено, что со специально отгороженной территории можно будет увидеть постепенное угасание Луны, связанное с пассами иллюзиониста, а с остальных зрительских мест зрелище будет несколько более скромным: Луна просто исчезнет в одну секунду. Конечно, внутри забора места были платными. Сборы превысили все ожидания, и Харрис жалел, что завысил цену лишь вдвое, а не втрое.
Дело было за Бассини.
Посреди ограждённого пространства стояло нечто вроде деревянного постамента, на который можно было взобраться по лестнице.
За день до представления Бассини поручил мне собрать все свои вещи и в любой момент быть готовой к отъезду. Он просил не прощаться ни с кем из труппы лично и не разглашать нашей тайны. «Оставь им записку, напиши проникновенное письмо, оставь им какие-либо подарки, но ничего не говори. Они узнают о нашем исчезновении только после него», — говорил он.
Представление стартовало в полночь, и, конечно, была выбрана ночь полнолуния. Огромная круглая луна ярко освещала окрестности: её исчезновение заметили бы сразу.
Больше всего я боялась того, что Бассини — обманщик. Мне не хотелось в это верить. Мне хотелось, чтобы трюк и в самом деле удался, — если это был трюк. Но где-то в глубине души я допускала вероятность того, что Бассини просто хотел сбежать со мной, а весь этот балаган устроил для привлечения внимания. Впрочем, тогда было непонятно, почему он предложил его Харрису в самом начале, до знакомства со мной. В общем, я терялась в догадках и надеждах.
Бассини медленно поднимался на деревянный постамент. Его освещал луч прожектора, сконструированного умелыми ручками Комптона. Толпа что-то кричала. Смотрели, в основном, не на фокусника, а на Луну.
Бассини начал производить какие-то пассы руками. Я во все глаза смотрела наверх и очень, очень волновалась.
И тут Луна начала меркнуть.
По толпе пронёсся гул. Толпа всегда так реагирует: она приходит в цирк, чтобы увидеть что-либо необыкновенное, но когда видит, никак не может поверить.
И тут я поняла те слова, про «обману — не обману». Когда Бассини пришёл, он не мог сделать с Луной ничего. Он даже исцелять мог только себя. А теперь он верит, что ради меня сможет стать сильнее. Что сможет исцелить меня. Что сможет совершить чудо с Луной. Ради меня. Или ради нас.
Луна меркла неровно, какими-то рывками. Эти рывки точно совпадали по длительности с пассами фокусника. Наконец, он поднял руки вверх. Луны уже не было — единственный свет исходил от прожектора.
А потом прожектор погас.
Я тут же зажгла фонарь и хотела побежать к условленному месту — но не смогла. Что-то произошло с моими ногами. Я смотрела на них и видела нормальные девичьи коленки. Я стала обычной девушкой, я перестала быть фриком. С трудом, на коленях, я поползла к палатке Бассини: новые ноги не держали меня. Мне было довольно неудобно ползти на четвереньках и одновременно нести фонарь, но я более или менее приспособилась к такому передвижению за годы тренировок.
Бассини появился через полминуты. Фонаря у него не было, но он ориентировался в темноте, как кошка. Он вытащил из палатки заранее подготовленную сумку с моими вещами и свой саквояж, мы пробрались через дыру в заборе и пропали во всеобщей суматохе.
* * *
Он исцелил их всех. Всех фриков из цирка Харриса. Думаю, недоволен остался только Харрис — но он нашёл себе новых уродцев и продолжил свой бизнес.
Сумасшедшие сборы за трюк с исчезновением Луны стали прощальным подарком от Бассини.
Трипп стал довольно известным фотографом. Несмотря на наличие рук, он по-прежнему демонстрирует своё искусство обращаться с камерой ногами. Миледи Бэрд вышла за Харриса замуж. О Комптоне я больше ничего никогда не слышала: наверное, он пропал, как и я.
Спустя две недели после побега мы обосновались, наконец, на новом месте. И тогда — только тогда, а не раньше, как вы могли подумать — между нами впервые произошло то, о чём нельзя говорить вслух. Вы можете сказать, что я была тогда очень молода. Да, это так. Но это не помешало мне забеременеть и родить ему сына, здорового хорошего мальчика, который улыбался его улыбкой и смотрел на меня его глазами.
Жоржо умер в возрасте 61 года от рака желудка. Он не смог исцелить себя. Собственно, он больше никогда не исцелял ни себя, ни меня. Слишком сильное напряжение сил вызвала у него необходимость «исправить» меня, моих друзей и заодно заставить исчезнуть Луну.
Он рассказал мне, как он это сделал. Массовый гипноз, не более чем. Воздействие на других ради меня. Просто ушло очень много энергии, очень много.
