Во утоленье жажды.
LIX
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ - снопы
Пред Божьи упадут стопы
В служении высоком,
Созреют яблоки сперва,
Но дивный персик и айва
Равно нальются соком.
LX
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - заодно
И сарачинское пшено
Дает прирост великий,
Там удивительны сады,
Где и гранатные плоды,
И заросли гвоздики.
LXI
Роскошествует лавр листвой,
Но и подснежник стебель свой
К светилу нежно тянет;
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ в саду
Блистает мирт на холоду,
Взгляни - теплее станет.
LXII
Фазан обличием - гордец,
А в горностае - образец
Обидчивой натуры,
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - соболь весь
Сияет, предъявляет спесь
Своей бесценной шкуры.
LXIII
Терновник, падуб, тис - листву
Переменили к Рождеству;
И на исходе года
Вся тварь в лесах сыта весьма;
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ закрома
Заполнила природа.
LXIV
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ умов
Сложил Давид слова псалмов
Господне славя царство,
Людская плоть и дух людской
Умеют в них найти покой,
Приять их, как лекарство.
LXV
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ снегирь
Рулады шлет в лесную ширь,
Сплетает песню споро,
И трелью громкою всегда
Зарянка лихо от гнезда
Прогнать умеет вора.
LXVI
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - небеса
Овна являют, Розу, Пса
И строй планет единый,
С восторгом озирая высь,
Ты Божью лику поклонись
В черве, что взят из глины.
LXVII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ льнут ветра
Ко струнам арфы, чья игра
В себе несет услады,
Внимай! Чуть слышен Божий глас,
Но стихнет море в тот же час,
Иссякнут водопады.
LXVIII
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ Бог нам дал
Стиракс, и мускус, и сандал
И смирны запах знойный;
Но дух молитвы, дух святой
Исполнен большей чистотой,
Чем аромат бензойный.
LXIX
И апельсин, и ананас
Растут, чтоб радовали нас
И нежный сок, и цедра,
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ меж людьми
Желанным числится вельми
То, что дано столь щедро.
LXX
Для ПРЕКЛОНЕНИЯ - вода
В ключах и в родниках всегда
Желанна и прохладна,
Ее взыскует плоть - дабы
Даримой в Господе судьбы
Сопричаститься жадно.
LXXI
Для ПРЕКЛОНЕНЬЯ - воробья
И ласточку влечет сия
Олива под жилище;
И человеков, и скотов
Равно приемлет ДОМ ХРИСТОВ
И нет приюта чище.
LXXII
Сколь сладок росный маргарит,
В Ермонских липах он горит,
Благой и беззащитный,
И крин, раскрытый на заре,
И запах свеч, что в алтаре
Предчувствует хвалитны.
LXXIII
Кормилица сколь хороша
В миг пробужденья малыша
Иль думы о младенце;
Сколь чуден ликом музыкант,
Скользящий мыслью средь гирлянд
Изысканных каденций.
LXXIV
Сколь чист пронизанный теплом
Влюбленной горлинки псалом:
Легко и величаво,
Он возлетает в эмпирей:
Да возгремит Царю Царей
Неслыханная слава.
LXXV
Сколь мощен конь, идя в намет,
Сколь мощен коршуна полет,
Но есть мощнее птица
О страусе высоком речь;
Мощней всех в море - рыба-меч,
Попробуй с ней сразиться.
LXXVI
В пустыне знойной мощен лев
Кто восхотел бы, осмелев.
Сердить сего владыку?
В просторах мощно гриф парит.
В пучинах океана - кит
Являет мощь велику.
LXXVII
Но мощью наибольшей полн
Среди земель, ветров и волн
Тот, кто мольбу возносит,
Изгнав из разума разброд:
Кто в дверь стучится, тот войдет,
И обретет, кто просит.
LXXVIII
Роскошен парусный фрегат,
Равно - роскошен строй солдат
И шлемы, и кирасы,
Роскошен дикий водопад,
Ухоженный роскошен сад
И все его прикрасы.
LXXIX
Роскошен месяц в облаках,
И во супружеских руках
Невесты стан прелестный;
Роскошен храм, когда народ
Из оного молитвы шлет
Под небеса небесны.
LXXX
Но роскошь лучшая земли
Зреть, как благие короли
Склонились в Божьем страхе:
Зане уведал государь:
Ничтожна иль всесильна тварь,
Она - лишь прах во прахе.
LXXXI
Вдовицы лепта - дорога,
Но Богу и богач слуга,
Сойдут для десятины
Столь восхищающие глаз
Смарагд, и жемчуг, и алмаз
И жаркие рубины.
LXXXII
Раскаянье ведет к слезам,
Они - целительный бальзам,
Какого нет дороже;
И драгоценные цветы
Певцам Израилевым Ты
Ниспосылаешь, Боже.
LXXXIII
Но есть ценнейшее средь благ:
Судьба, в которой каждый шаг
Велик и бескорыстен
Давидов жребий, ибо впредь
В нем люди могут лицезреть
Суть истины из истин.
LXXXIV
Сколь славен солнечный восход,
Сколь славен звездный небосвод,
Сколь славен хвост кометы:
Сколь славен мощный зов трубы,
Сколь славен грозный перст судьбы,
Сколь славен гимн пропетый.
LXXXV
Сколь славен северный сполох,
Сколь славен богомольный вздох,
Сколь славен глас громовый,
Сколь славен подвиг средь пустынь.
Сколь славен радостный аминь,
Сколь славен шип терновый.
LXXXVI
Но сколь же славен блеск венца
Который Сыну от Отца
Достался непреложно;
Ты - колос веры и зерно,
В котором все завершено,
Что должно и возможно.
ДЖОН КИТС
(1795-1821)
ОДА МЕЛАНХОЛИИ
Не выжимай из волчьих ягод яда,
Не испивай из Леты ни глотка,
И Прозерпине для тебя не надо
Сплетать из трав дурманящих венка;
Для четок не бери у тиса ягод,
Не позволяй предстать своей Психее
Ночною бабочкой, пускай сова
Тебя не кличет, и пускай не лягут
Над тенью тени, став еще темнее,
Печаль твоя останется мертва.
Но если Меланхолия туманом
Внезапно с неба низойдет к земле,
Даруя влагу травам безуханным,
Скрывая каждый холм в апрельской мгле,
Тогда грусти: над розою пунцовой,
Над блеском радуги в волне прибрежной,
Над несравненной белизной лилей,
А если госпожа с тобой сурова.
То завладей ее рукою нежной
И чистый взор ее до дна испей.
Она дружна с Красою преходящей,
С Весельем, чьи уста всегда твердят
Свое "прощай", и с Радостью скорбящей,
Чей нектар должен обратиться в яд,
Да, Меланхолии горят лампады
Пред алтарем во храме Наслаждений,
Увидеть их способен только тот,
Чей несравненно утонченный гений
Могучей Радости вкусит услады:
И во владенья скорби перейдет.
ОДА ПРАЗДНОСТИ
Трех человек увидел я однажды
В рассветной грезе, - все они прошли
Передо мной, и облечен был каждый
В сандальи и хитоны до земли,
Фигуры, что на мраморную вазу
Нанесены, - они прошли кругом
И вновь пришли в порядке регулярном,
Дотоле мной не виданы ни разу
И странны мне, - так часто незнаком
Бывает скульптор с ремеслом гончарным.
Но отчего, таинственные тени,
Не опознала вас моя душа?
Затем ли, чтоб чредою наваждений
Скользили мимо вы, не разреша
Меня от сна? - Стоял дремотный час,
И Праздность без услады и без боли
Вливалась в ощущения мои;
Я цепенел, и пульс мой тихо гас,
Зачем пришли вы и не дали воли
Остаться мне в моем небытии?
Да, в третий раз приблизились они
О, для чего? Мне виделось в дурмане
Сонливом, что душа моя сродни
Цветами изукрашенной поляне;
Висел туман, но сладостным слезам
Упасть на землю не было дано;
Сминало рамой листья винограда
Открытое в весенний сад окно,
О тени! Слез моих не видеть вам!
Ступайте прочь, свиданья длить не надо!
На миг оборотясь, опять ушла
Фигур неторопливых вереница,
И мне хотелось обрести крыла,
Лететь за ними - я узнал их лица:
Любовь ступала первою из них,
Затем Тщеславье мерной шло походкой,
Отмеченное бледностью чела,
И третья шла, чей шаг был мягок, тих,
Я знался с нею, с девою некроткой,
И то сама Поэзия была.
Они ушли - мне крыльев не хватало...
Ушла Любовь - на что тебе она?
Тщеславие? - Оно берет начало
В безумии, и суть его бедна.
Поэзия? - Отрады нет в тебе,
Какую в полднях склонен усмотреть я
И в вечерах, в которых брезжит сон,
Я покорился бы такой судьбе,
Но как суметь вернуться в те столетья,
Когда Маммоной не был мир пленен?
Прощайте! Вам не пробудить меня,
Почиющего на цветочном ложе,
Мне похвалами не прожить и дня,
Что получает баловень пригожий,
Пройди, видений строй благообразный,
Останься лишь увиденным во сне
Орнаментом античного сосуда;
Оставьте гений мой в дремоте праздной,
Исчезните, фантомы, прочь отсюда
И больше не тревожьтесь обо мне!
ОДА ПСИХЕЕ
Внемли, богиня, звукам этих строк,
Нестройным пусть, но благостным для духа:
Твоих бы тайн унизить я не мог
Близ раковины твоего же уха.
То явь был? Иль, может быть, во сне
