«Императрица Мария» шла с грот‑брам‑стеньгой вместо грот‑стеньги, с грот‑марса реем вместо грота‑рея. Перебитые ванты и штаги заменяли более тонкими снастями. Все было сделано временно, наскоро, а потому очень ненадежно. Вместе с Панфиловым Бирилев все время без сна и отдыха был на шканцах «Марии».
Утром 22 ноября ветер наконец‑то несколько стих. Пароходы вновь взяли корабли на буксир. Когда буксировавший «Марию» «Крым» догнал линейный корабль «Константин», то Нахимов поднял сигнал: «Благодарю контр‑адмирала Панфилова».
В Севастопольскую гавань эскадра входила при огромном стечении народа и несмолкаемых криках «ура».
За Синопское сражение Бирилев по представлению Нахимова был награжден орденом Святой Анны 3‑й степени с бантом. Представляя лейтенанта Бирилева к награде, вице‑адмирал Нахимов писал: «Находясь при контр‑адмирале Панфилове. С отличным присутствием духа и точностию исполнения его приказания».
Тогда же лейтенанта официально назначили адъютантом командира 1‑й бригады 4‑й флотской дивизии контр‑адмирала Панфилова. По существу, адъютант в то время исполнял обязанности начальника штаба, так что новое назначение Бирилева следует считать значительным повышением.
В начале 1854 года на пароходофрегате «Крым» Бирилев выходил в море для наблюдения за англо‑французским флотом противника. А 3 июля он участвовал на том же «Крыме» в составе отряда пароходов в знаменитой перестрелке с тремя неприятельскими судами.
После начала осады Севастополя союзниками началась и блокада порта с моря. Чтобы противник не прорывался в бухту, наши моряки затопили на входе несколько кораблей и фрегатов. Остальные корабли заняли позиции для усиления обороны. Большая часть офицеров была списана на берег. Разумеется, нетерпеливый Бирилев тоже туда просился, но Панфилов его не отпустил, а определил исполнять должность старшего офицера на линейный корабль «Ягудиил». И хотя «Ягудиил» стоял на якорях на внутреннем рейде и на выход в море для сражения с неприятелем уже никакой надежды не было, все равно старший офицер есть старший офицер.
Однако Бирилев не был бы Бирилевым, если бы в конце концов не добился своего. Выбрав удобную минуту, он обратился напрямую к Нахимову:
— Ваше превосходительство! У меня немалый опыт боев в горах кавказских, почему же мне сидеть теперь на «Ягудииле», когда я могу на бастионах немалую пользу принести!
— Экий ты настырный, Бирилев! – только и хмыкнул вице‑адмирал.
Назавтра на линейный корабль пришел приказ об откомандировании лейтенанта Николая Бирилева на бастион № 3.
С собой лейтенант забрал и отчаянного марсового Игнатия Шевченко, к которому уже давно испытывал симпатию. Среди марсовых трусов не бывает, ибо место на самой верхушке мачты, у проносящихся мимо туч. В дождь и снег, ветер и шторм они взбираются на головокружительную высоту. И первым всегда на «Ягудииле» взбирался по обледенелым вантам Игнатий. Сам командующий эскадрой вице‑адмирал Нахимов за лихость и молодечество жаловал его рублем серебряным. Матросов «Ягудиила» по бастионам не распределяли, зато почти ежедневно команду строили на шканцах и выкликали охотников в ночные вылазки. Далеко не все возвращались на корабль, однако каждый раз от желающих отбоя не было… Среди тех, кто не пропускал ни одной вылазки в стан неприятеля, был и матрос Игнатий Шевченко.
— Ухожу на бастион! – сказал марсовому лейтенант. – Пойдешь со мной?
— Конешное дело, ваше благородие, счас вмиг соберусь!
Начальствующий над бастионом капитан 2‑го ранга Попандопуло встретил Бирилева приветливо. Черноморский флот не столь велик, и все офицеры хоть немного, но друг друга знают.
— Ну, здравствуй, Николя! Рад, что мне именно тебя прислали. Мне везучие нужны! Ты уж извини, но должность у меня для тебя осталась только одна – убойная – заведующим аванпостами против бастиона.
— А что с предшественником? – поинтересовался лейтенант.
— Убит. Да и его предшественник тоже три дня прожил! Я же говорю, что место убойное. Ты можешь отказаться!
— Напротив! – остановил его жестом Бирилев. – Это то, что мне надо! Я согласен!
Из послужного списка Н. А. Бирилева: «Поступил в состав Севастопольского гарнизона с назначением заведовать аванпостами против бастиона № 3 9 (21) сентября 1854 г., причем выезжал за городскую черту с 25 казаками и участвовал в стычках с неприятельскими разъездами каждую ночь с 25 сентября (7 октября) 1854 г.».
Пришлось Бирилеву пережить и первый день первой бомбардировки. В тот день 5 октября на бастионе творилось нечто невообразимое. Ядра и бомбы сыпались с неба непрерывно. Смерть царила повсюду. Вскоре осколком бомбы был ранен Попандопуло. Наскоро перевязав рану, он продолжил руководить обороной бастиона. И вскоре был ранен вторично, на этот раз уже смертельно. Капитана 2‑го ранга отнесли в госпиталь, где, умирая, он успел проститься с сыном. В командование бастионом вступил капитан‑лейтенант Лесли. Прибыл на бастион и начальник артиллерии дистанции капитан 1‑го ранга Ергомышев. Возле орудий был и Бирилев. Несмотря на царящую вокруг смерть, прятаться в блиндажах было нельзя. Никто не знал, чем закончится бомбардировка: может, ничем, а может, генеральным штурмом. В любую минуту французы могли кинуться на приступ, а потому и артиллерийская прислуга и стрелки должны были быть на своих местах, в готовности отразить атаку. А затем очередная бомба поразила пороховой погреб. В вихре взрыва погиб капитан‑лейтенант Лесли, тяжело контужен Ергомышев. Последний час бомбардировки полуразрушенным бастионом командовал уже Бирилев. К счастью, в тот день на штурм Севастополя союзники не решились. Трудно представить, чем закончился бы штурм, так как на третьем бастионе к концу бомбардировки из двадцати двух орудий невредимыми остались только два. Потери в людях исчислялись многими сотнями.
В историю Севастополя третий бастион вошел под наименованием «Честный», так называли его защитники города. Почему «Честный»? Наверное, потому, что там стояли насмерть люди чести. Союзники уважительно звали третий бастион «Большим Реданом», придавая ему особое, почти мистическое значение, но до самого последнего дня обороны никто из них так и не вступил за его бруствер.
Практически все вылазки Бирилева были на редкость дерзкими и удачными. Поэтому с каждым разом начальство доверяло в его распоряжение все больше охотников‑добровольцев. Если в первую вылазку с ним пошло 150 человек, то в следующую уже за три сотни.
Севастопольские бастионы были укомплектованы прежде всего моряками и напоминали по организации корабли. Офицеры и матросы не хотели отвыкать от своих флотских порядков, поэтому на бастионах были «вахтенные по батарее», а не «дежурные», как в армейских подразделениях.
Подъем патриотизма и готовности к самопожертвованию у офицеров, матросов и солдат Севастопольского гарнизона был небывалый.
20 ноября 1854 года, из письма артиллерийского офицера Л. Н. Толстого брату: «Город осажден с одной стороны, с южной, на которой у нас не было никаких укреплений, когда неприятель подошел к нему. Теперь у нас на этой стороне более 500 орудий огромного калибра и несколько рядов земляных укреплений, решительно неприступных. Я провел неделю в крепости и до последнего дня блудил, как в лесу, между этими лабиринтами батарей. Неприятель уже более трех недель подошел в одном месте на 80 сажен и не идет вперед; при малейшем движении вперед его засыпают градом снарядов. Дух в войсках выше всякого описания. Во времена Древней Греции не было столько геройства. Корнилов, объезжая войска, вместо “Здорово, ребята!” говорил: “Нужно умирать, ребята, умрете?” – и войска отвечали: “Умрем, ваше превосходительство, ypa!” И это не был эффект, а на лице каждого видно было, что, не шутя, а взаправду, и уже 22 000 исполнили это обещание».
Не сразу, а постепенно под началом Бирилева сформировался отряд самых отчаянных храбрецов, тех, кому и сам черт не брат. Имена некоторых из них остались известны потомкам: Петр Кошка, Игнатий Шевченко из 30‑го флотского экипажа, Петр Ананьин, боцман 38‑го флотского экипажа, матрос Петр Заика из 40‑го экипажа…
Вскоре о Бирилеве и его сорвиголовах уже заговорили в гарнизоне. Почти каждую ночь – бой, почти каждую ночь – победа. Обычно вылазки были небольшие: шороху у французов навести да пленных забрать. Но время от времени перед третьим бастионом разгорались целые баталии.
Так, в ночь на 9 декабря с полутора сотнями охотников он организовал вылазку на Зеленую гору, овладел первой параллелью и удерживал ее до утра, а при отступлении захватил с собой 2 офицеров, 20 рядовых пленными, много оружия и до 500 штук шанцевого инструмента; за эту вылазку его наградили золотой саблей с надписью «За храбрость».
