И – тема 1884 г. – дурнушка в доме богатых родственников:
Робко притаившись где-нибудь с игрушкой
Или в сад забившись с книжкою в руках,
Ты растешь неловкой, смуглою дурнушкой,
Дикой, словно зайчик, дома – как в гостях.
Дом ваш – целый замок: пышные покои,
По стенам портреты дедовских времен… …
Дышат и растут в стенах оранжереи
Редкие цветы и пышные плоды.
Анфилады комнат устланы коврами,
Окна в пышных складках шелковых гардин.
В длинной галерее тянутся рядами
Пыльные полотна выцветших картин…29
В "Старой актрисе" есть еще одна тема, близкая обоим поэтам, – тема суетности, бренности бытия. В данном случае речь не о смерти (об этом ниже) – речь об увядании красоты. Смерть неизбежна, но на пути к ней – "беспощадное время", старящее тело и… душу. Былую красоту можно лишь "законсервировать", как это удалось старой актрисе в ее мини-музее. Но и это преходяще.
У Заболоцкого сама ценность искусства ставится под сомнение через призму восприятия ребенка:
И когда ее старая тетка бранит
И считает и прячет монеты, –
О, с каким удивленьем ребенок глядит
На прекрасные эти портреты!
Разве девочка может понять до конца,
Почему, поражая нам чувства,
Поднимает над миром такие сердца
Неразумная сила искусства!30
Юношеская увлеченность Надсоном осталась у Заболоцкого навсегда. Отдавал ли он себе в этом отчет? Ведь скрывал же он свое увлечение Мандельштамом. Скрывал ли он от себя влюбленность в вечную юность безвременно ушедшего поэта? Трудно ответить на этот вопрос, но стихотворения Николая Алексеевича хранят следы заимствований, "скрытых цитат". Вот почти наугад взятые строфы:
В младенчестве я слышал много раз В детстве слышал я старую Полузабытый прадедов рассказ… сказку о том…
Н. Заболоцкий С. Надсон Или удивительная параллель стихотворений "Я не ищу гармонии в природе" и "Север" Заболоцкого со стихотворением
Надсона, которое стоит привести полностью:
Когда, спеша во мне сомненья победить –
Неутолимые и горькие сомненья –
Мне говорят о том, как много совершить
Уже успели поколенья;
Когда на память мне приводят ряд
Побед ума над тайнами природы
И вдалеке меня манят
Волшебным призраком блаженства и свободы,
– Их гордость кажется мне детской и смешной,
Их грезы кажутся мне бредом,
И не хочу кадить я робкой похвалой
Всем этим призрачным победам.
Да, гордый человек, ты мысли подчинил
Все, что вокруг тебе когда-то угрожало,
Ты недра крепких скал туннелями прорыл,
Ветрам открыл причину и начало,
Летал за облака, переплывал простор
Бушующих морей, взбирался на твердыни
Покрытых льдом гранитных гор,
Исследуя прошел песчаные пустыни,
Движения комет ты проследил умом,
Ты пролил свет в глубокой мгле –
И все-таки ты будешь на земле
Бессильным трепетным рабом!..31
Вообще философская лирика Заболоцкого много заимствовала у Надсона. Перечислим стихотворения, наиболее ему близкие: "Не знаю отчего, но на груди природы…", "На кладбище", "Гаснет жизнь, разрушается заживо тело", "Это было давно". Последнее примыкает к такому наброску Надсона:
Вот он, взгляни – безобразный, худой,
Платье в лохмотьях на нем,
Тихо бредет он пугливой стопой,
Робко глядит он кругом… (1878)
И последнее, вполне кафкианское дополнение. Я приехал в Израиль в 1971 г., когда существовала газета "Наша страна", надо думать, не имевшая достаточно подготовленных в литературном отношении сотрудников. Однажды на ее страницах появилось стихотворение с предуведомлением, что поэт живет в Ленинграде и по понятным причинам не может покинуть СССР – он "отказник". К своему восторгу я увидел знакомые надсоновские строфы: "Я рос тебе чужим, отверженный народ". Понятно, что через несколько дней редакция принесла читателям извинения: ведь репатриироваться с "литераторских мостков" Волкова кладбища невозможно. Насмешник и виновник небольшого скандала хорошо знал дело – фактура стиха свободно вписывалась в контекст начала 70-х, что не вызвало никакого подозрения редактора, а вдохновил озорника на сей фокус Владимир Владимирович Маяковский. Судите сами: один из персонажей "Клопа" говорит: «…он – писатель. Чего писал – не знаю, а знаю только знаменитый! "Вечорка" про него три раза писала: стихи, говорит, Апухтина за свои продал, а тот обиделся, опровержение написал. Дураки, говорит, вы, неверно всё, – это я у Надсона списал»32.
Попытавшись определить место Надсона в истории русской литературы, мы должны коснуться совершенно неожиданного вмешательства Льва Николаевича Толстого в посмертную судьбу поэта.
Эта печальная история началась в 1886 г., когда молодому поэту киевская газета "Заря" предложила вести обзор современной литературы. Надсон работал в "Заре" полгода: с мая по сентябрь, до того как резкое ухудшение здоровья не позволило ему продолжать трудиться. И надо же было тому случиться, что в одной из своих статей Надсон "прошелся" по творчеству некоего графа Алексиса Жасминова. За таким претенциозным псевдонимом скрывался известный нововременский фельетонист Виктор Петрович Буренин (1841-1926). Начав с либеральных изданий, он затем сотрудничал в "Колоколе" (анонимно), "Искре", "Зрителе" и других "передовых" изданиях и постепенно оказался в черносотенном лагере. Замечу, что литературный талант Буренина признавали многие достойные писатели: Лесков, Некрасов, Достоевский, Толстой и др. Но уже в 1876 г. И.А. Гончаров писал о Буренине как о беспринципном цинике, пренебрегающем приличиями в печати, а Лесков в частном письме – как о человеке, который "только и делает, что выискивает, чем бы человека обидеть, приписав ему что-нибудь пошлое и мало ему свойственное"33.
Очень метко "припечатал" Буренина в эпиграмме Д.Д. Минаев:
По Невскому бежит собака,
За ней Буренин, тих и мил…
Городовой, смотри, однако,
Чтоб он ее не укусил34.
И вот за разбор творчества такого человека взялся Надсон. Дело в том, что граф Жасминов, искренне или неискренне восхищаясь Толстым и ни в грош не ставя других писателей, утверждал, что после шедевров "Льва нашей литературы" все прочие по сравнению с ним "козлы, бараны и поросята (!!)". Один из критиков заметил, что, посвятив несколько статей Толстому и отнюдь не разделяя его взглядов, Буренин "развязно" использовал его в полемике; в "Дневнике" Е.И. Раевской Толстому приписываются слова о Буренине: "Он дерется мной"35. В хвалебной статье о Чехове Буренин не преминул "посмеяться над мертвым Чеховым"36. Собственно, Надсон вступился за честь русской литературы, ибо к тому времени среди стада означенных выше "животных" числились и Гончаров (кстати, Надсон считал его виртуозом стиля, что говорит о вкусе поэта, но любовь, как увидим ниже, не была взаимной), и Лесков, и Салтыков-Щедрин, и Гаршин – все высокоценимые самим Толстым, которому, естественно, такие уничижающие братьев по перу сравнения вряд ли приходили в голову. Надсон заметил, что графу Жасминову стоит в первую очередь обратить внимание на собственное творчество, вполне порнографическое и трафаретное: «порнография самого низкого качества бьет в глаза с каждой страницы этих "реалистических повестей из действительной жизни". "Вздрагивающие бедра", "обнаженные плечи", "античные руки",
"неприкрытая грудь", "падение" в начале рассказа, "падение" в середине и "падение" в конце… сцены в спальнях, будуарах, купальнях и иных местах, излюбленных порнографистами». При этом Надсон процитировал сетования Буренина по поводу отсутствия в современной литературе серьезных раздумий о правде и глубине37.
Вероятнее всего, не критика задела Буренина. Надсон несколько раз указал графу Жасминову на ошибки (один из его очерков так и называется "Маленький урок по истории культуры г. Буренину") и на то, что он "изобретает велосипед". На жалобы Буренина, что рифмованный стих изжил себя и теперь можно писать лишь белым стихом, Надсон ответил блестящим переложением в рифмованных стихах бездарных виршей Буренина в балладе "Олаф и Эстрильда". Этого граф не вынес. Впрочем, он не вызвал поэта на дуэль, что было вполне в духе литературных нравов того (и более позднего) времени. Буренин предпочел клевету и, надо сказать, весьма в сем деле преуспел. Он поместил в "Новом времени" несколько злобных статей, в которых касался не только творчества Надсона, что, конечно, вполне допустимо, но и его личной жизни. И что совсем уж возмутительно, намекал на то, что болезнь поэта – сплошное притворство и средство получения всевозможных пособий. Эти статьи графа Жасминова усугубили болезнь Надсона и ускорили его смерть.
Когда произошла трагедия, то кто-то из друзей поэта вспомнил, что Семен Яковлевич писал о нововременских писателях следующее: "На каждом шагу читатель натыкается на какое-нибудь возмущающее душу неприличие: тут под видом рецензии ловкий критик пишет донос на своего личного врага; там не менее ловкий беллетрист выводит в пасквильном виде рецензента, давшего о нем неблагоприятный отзыв". И далее: "Тайны псевдонимов раскрываются самым наглым образом, как сделал это, напр., г-н Буренин, глумясь над книгою O.K. Нотовича… Несколько лет тому назад некоторыми органами был поднят вопрос о литературном суде чести.
