Ознакомительная версия.
А профессиональный историк ставит себя на место Сталина: вспоминает, как сам он в своем институте писал доносы и интриговал, чтобы сместить с должности коллегу и занять его место (т. е. его кормушку). И начинает выдумывать, как бы он дрался за свою кормушку, если бы был на месте Сталина. А о том, что Сталину нужно было организовать великие и жизненно важные для СССР дела, такой историк и не думает — ведь он никогда не организовывал даже мелких, но общественно значимых и обязательных для исполнения дел. Поэтому в описании такого историка Сталин — прямо-таки вурдалак, который только и думал о том, какого еще невиновного гения расстрелять, — точь-в-точь как сам этот историк.
— Как вы относитесь к критике в ваш адрес?
— А я уже почти 20 лет постоянно веду с кем-нибудь споры. И боюсь, что если меня перестанут критиковать, то я быстро отупею и стану как журналисты нынешних СМИ. Поэтому критику я слышу постоянно и сам на нее напрашиваюсь. Критика — это благо, она не только делает тебя умнее, но и делает более знающим, так как критики поставляют тебе ранее неизвестную информацию точно по теме. Полезные люди эти критики, и я им благодарен.
Правда, не все критики одинаковы, бывают и такие, у которых вместо ума одни амбиции и претензии. Они обычно покритикуют меня, а потом жалуются, что я неинтеллигентный грубиян. Бывает.
— Кстати, как вы относитесь к такому сегодняшнему явлению, как «альтернативная» история?
— Считаю этот термин неудачным и даже вредным. Что значит в истории альтернатива? Другая история? Такого не бывает! Скажем, Иванов женился. Задача историков: выяснить, на ком? И вариант, когда один историк утверждает, что на Гале, а второй, что на Свете, и при этом оба («как интеллигентные люди») соглашаются с таким «альтернативным» положением, — это глупость. А причиной такой глупости является непонимание этими историками того, как все это было на самом деле, — ни один из них на самом деле не уверен, на ком же был женат Иванов. Поэтому альтернативной истории быть не может — история одна. И либо ты согласись со мною, либо я соглашусь с твоими доводами, а серединка на половинку — это не история.
К сожалению, рынок исторической литературы забит книжным мусором, в котором любителю истории невозможно разобраться, и вызвано это низкой квалификацией издательств и их желанием заработать. Ради этого заработка они штампуют и штампуют все новые книги бесчисленных «историков», которые поражены стукнувшей им в голову идеей и спешат изложить ее в виде книги. По сути, это страшный мусор, из-за которого читатель не может пробиться к произведению действительно стоящему. Это издатели выдумали термин «альтернативная история», чтобы оправдать издаваемую ими глупость.
Но сегодня не знаешь, что и предложить. По уму, этот поток мусора должны были бы пресечь редакторы издательств, но у них самих такая низкая культура, что страшно им это предлагать — они «зарубят» и действительно стоящих историков. Приходится терпеть эту «альтернативную историю» в надежде, что читатель по мере приобретения опыта научится сам отбирать себе книги для чтения.
— Получается, что вы, приехав в Москву, в очередной раз сменили профессию?
— Мне как-то рассказывали историю приезда в СССР известного физика Нильса Бора. В то время в СССР физику окружал ореол романтики, быть физиком считалось очень престижно, кипели споры между «физиками» и «лириками» с явным преимуществом «физиков». Бора пригласили на встречу со студентами МГУ, и глупцы с физического факультета при выходе Бора начали скандировать речевку: «Физики — соль, химики — ноль!» Бор попросил перевести ему, а поняв, что именно студенты кричат, развернулся и ушел со словами: «Я всегда считал себя химиком!»
Так вот, я всю жизнь считал себя инженером-исследователем. Думаю, что я им и остаюсь.
— Но главный редактор общеполитической газеты — это далеко не инженер. — Формально — да, а по сути — не очень сильно. Дело в том, что я и по своей прежней профессии много писал — и отчеты о научно-исследовательских работах, и статьи в научно-технические журналы. Кроме того, напомню, что в середине 1980-х годов я заинтересовался вопросом основ бюрократизма и через несколько лет исследований пришел к открытию объективности законов поведения людей. Надо было популяризировать открытие, потому я уже публиковался в «Правде», «Огоньке», журнале «ЭКО». А в 1990-х годах уже вышли мои книги по этой теме: «Путешествие из демократии в дерьмократию и дорога обратно» (1993 г.) и «Наука управления людьми в изложении для каждого» (1995 г.). Тогда же я между делом написал небольшую книгу «Катынский детектив», где разоблачил так называемое «Катынское дело» — геббельсовско-горбачевскую фальшивку. Так что организация производства газеты поначалу мне была незнакома, но я к тому времени уже столько организовал производств, что никакой «трудности» я просто не заметил, а в публицистике у меня уже был опыт.
— И как вас встретила Москва?
— Как самородка с деньгами, приехавшего из захолустья, которого каждый в Москве обязан научить жизни. Когда выяснилось, что это я учу их жизни, а денег у меня мало, то меня просто стали замалчивать…
— Это утверждение непонятно. Вы единственный известный писатель и журналист, который в наше время осужден судом за экстремизм, и считаете, что на вас не обращают внимания?
— Я далеко не единственный осужденный. Нас довольно много, причем довольно много журналистов были осуждены до меня и продолжают осуждаться сегодня: скажем, Борис Миронов, Александр Аратов, Константин Душенов — это только те, кого я знаю и кто был осужден. Но я не это имел в виду в данном случае.
Да, разумеется, я тот, кто ненавидит правящий режим во всех его проявлениях, и естественно, что режим платит мне той же монетой и тихо меня давит. Кстати, в данном случае обеспечила мое осуждение даже не явная, а тайная власть России — израильское или еврейское лобби — политическая организация части российских евреев. Они через своих клевретов в судах и прокуратуре организовали мое осуждение. Но, с другой стороны, для меня это осуждение как медаль: признание того, что я реально дерусь с этой бандой мерзавцев, а не отворачиваю рыло от этой проблемы в страхе, что меня эта банда назовет антисемитом. Тут все ясно и понятно.
Но я начал говорить о другом замалчивании. Ведь даже если не упоминать моих политических противников, то у меня много коллег-журналистов, писателей, историков, которые стараются держаться подальше от режима и в какой-то степени являются моими союзниками. Я говорю о молчании этих ягнят. Ведь что возмущает — меня два года судят по совершенно вздорному делу, между прочим, такое же дело без проблем может быть возбуждено и против них. Казалось бы, они должны были поддержать меня хотя бы из чувства самосохранения, но… промолчали.
— Дело только в страхе этой оппозиционной элиты?
— Разумеется, нет. Полагаю, что у «нелюбви» ко мне московского политического и научного истеблишмента есть множество причин. К примеру, причиной может быть моя открытая ненависть к пустопорожней болтовне, моя решительность в выдвижении версий и идей тогда, когда этот истеблишмент еще и вякнуть не решается.
Образно говоря, истеблишмент годами обсуждает, какую позицию нужно занять читателю в том или ином вопросе. Прихожу я, исследую проблему и определяю, что эта позиция должна быть в 100 километрах к северу. Они не решаются сказать такого определенно, а я — говорю! И начинаются попреки в моей «неграмотности»: типа, на самом деле не просто в 100 километрах к северу, а еще и на два метра к востоку. И поскольку я про эти два метра не знаю, то и мои рекомендации про 100 километров «грамотный ученый» принять не может.
Вот, скажем, в Катынском деле претендующие на объективизм историки ставят себя мне в пример: «И постепенно, шаг за шагом, идем к своей цели». На практике это означает: балаболим, балаболим и детям оставляем балаболить. А результат этой болтовни? Кто же все-таки убил 12 тысяч польских офицеров — наши или немцы?
Должна ли любая болтовня о проблеме иметь предел или нет? Должна ли она устанавливать истину и воплощаться в практику? Если этот словесный понос не устанавливает истину, то чем он отличается от информационного мусора? Если мы вместо истин, на которые можем опереться в практических жизненных решениях, тратим годы на потребление совершенно ненужного нам словесного поноса, который мы никак не можем применить в нашей жизни, то ведь мы эти годы не прожили — мы сами сунули их псу под хвост! И эти балабольщики убивают нашу жизнь тем, что ты читаешь их книги и статьи в надежде узнать или понять что-либо полезное, а они подсовывают тебе дерьмо своего убогого умствования без выводов и без единой оригинальной или просто свежей мысли. Согласен, что чтение их опусов — это лучше, чем водку пить, но намного ли? Ведь еще неизвестно, что хуже: промытые водкой мозги или мозги, загаженные словесным поносом.
Ознакомительная версия.
