"…В первой главе этой книги, носящей название "Бог и Вселенная", обсуждается вопрос о связи между математикой бесконечного и постижением Бога человеком. По мнению Вейля, эта связь является весьма тесной, ибо мир не есть хаос, он есть космос, гармонически упорядоченный посредством нерушимых законов математики", а Источником закономерной математической гармонии является БОГ; именно наука(а не история или этика) — особенно математика - открывает для мыслящего человека путь к Богу, так как она дает "видение той безупречной гармонии, которая согласуется с Возвышенной Причиной…"(стр. 185, подчеркнуто мною). Эта убежденность ученого совпадает с соображениями здравого смысла самого простого человека. В послании к Евреям дается по другому поводу впечатляющий образ, что бесконечно "большую честь имеет в сравнении с домом тот, кто устроил его. Ибо всякий дом устрояется кем‑либо; аустроивший все - есть Бог"(гл.3). В известной речи от 22 ноября 1951 года(цитирую из какого‑то нашего антирелигиозного издания) Папа Пий ХII заявил даже так:
"… В бытии Бога, столь важном для каждого человека, можно легко убедиться, просто глядя на видимый мир, так что не понять этот голос природы — значит проявить ГЛУПОСТЬ".
Вот это уж и напрасно. Напрасно примитивная апологетика пытается лишить нас религиозной СВОБОДЫ, представить дело так, что под давлением доказательств мы будто бы вынуждаемся признать бытие Бога. Ибо соображения о том, что в природе проявляется Высший Разум — совсем не есть еще вера в Бога Живаго, Любящего, Святого, Которого исповедуем мы в христианстве. Об этом — сейчас, ниже. Пока же из всех этих свидетельств я могу уверенно заключить, что наш вульгарный атеизм не вправе называть себя будто бы единственно "научным мировоззрением". С самого начала нужно устранить это угнетающее недоразумение, чтобы сделать более свободным наш выбор.
II
ИНТЕЛЛИГЕНТНЫЙ ПЕССИМИЗМ — под таким условным наименованием можно объединить ответы второго порядка. Обозначаю словом "интеллигентный" полную силу и честность разума(чего никак нельзя сказать об атеизме первого рода). Здесь отвергается всякая предвзятая догматичность. Признается факт глубокой таинственности бытия и возможность иных планов существования. Вполне возможно, что этот видимый, нами познаваемый мир не есть "ВСЕ" бытие, а только ("ЧАСТЬ"разумеется, не в пространственном значении(какой‑то неведомой нам Конструкции. И по всей вероятности есть, есть в мире или "над" миром какой‑то сверхъестественный Интеллект, какой‑то "Центр"…По–разному можно понимать и называть это. Главным и решающим в этой группе ответов является понимание, что Разумное Начало бытия(как бы не называть его) БЕСКОНЕЧНО ЧУЖДО НАШЕЙ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ. У нас нет с ним контактов и ему "дела нет" до наших человеческих идеалов и упований. Христос заблуждался, называя его Отцом Небесным. Нет — человек для него не более значит, чем для человека насекомое, которое он давит… Если и есть в мировой Эволюции какой‑то смысл, какие‑то цели — мы для них только преходящее средство. В шуточном рассказе Б. Рассела("Наука и жизнь", 1966, №4,стр.86) богослову снится кошмар: он умирает и является ко вратам царства небесного. Оказывается, что там никто и не думал о земном человечестве, совершенно затерянном среди миллиардов звезд в одной из миллиардов галактик… Дело не в физических масштабах, в плане духовном они недействительны; но физическое это ничтожество человека в рассказе символизирует, что и духовные его стремления и надежды с точки зрения Мировой Реальности не имеют решительно никакого значения, с нею просто несоизмеримы. В качестве представителя человечества в рассказе фигурирует смешной богослов; ну, а если бы не он, а Сам Христос явился бы пред лицом ТАКОЙ Реальности? Это была бы аллегория ужасающего значения.
Говорят, что прекрасна Природа, отображающая своего Художника. Это пейзажное впечатление рушится при ближайшем знакомстве с осьминогом, со вшами…Внешняя красота мира условна, общий же принцип природного бытия чудовищно безобразен. Мы постоянные зрители и участники безмолвной битвы за существование в странном и страшном мире, где всякая жизнь живет только за счет другой пожираемой или вытесняемой жизни. Хроникальные фильмы о тропиках, о подводном царстве, городские бойни напоминают нам эту правду. Иногда зрелище всеобщего взаимопоедания является нам в особенно издевательских, циничных аспектах. Паразиты во внутренностях живых существ; кошка, играющая с полузадушенной мышью; паук, высасывающий муху…Как писал об этом Марк Твен в посмертных "Размышлениях о религии"(М.,1964, стр.29):
"…Можно только поражаться всеобъемлющей и всепроницающей злобе, которая терпеливо снизошла до того, чтобы изобрести сложнейшие пытки для самых жалких и крохотных из бесчисленных существ, населивших землю. Паук был устроен так, что бы он не стал есть траву, а вынужден был ловить мух и других подобных ему созданий и обрекать их на медленную, мучительную смерть, не сознавая, что скоро придет и его черед. Оса была устроена так, что она тоже отказывалась от травы и жалила паука, не даруя ему при этом быстрой и милосердной смерти, а только парализуя его, чтобы затем сунуть в осиное гнездо, где ему предстоит еще долго страдать, пока осиный молодняк будет не торопясь объедать ему ноги. В свою очередь был обеспечен и убийца для осы и так далее через весь круг созданий, живущих на земле. Среди них нет ни одного, которое не было бы предназначено и приспособлено для того, чтобы нести страдания и смерть какому‑нибудь другому существу и в свою очередь принимать страдания и смерть от какого‑нибудь другого собрата–убийцы…"
Обращаясь к земной судьбе человека, мы видим и здесь всюду страдания, великие уродства, великие бедствия. Иногда в них бывает повинен сам человек; часто же это — безвинные и, кажется, абсолютно бессмысленные мучения, физические и душевные. Только вольно или невольно забывая о них, счастливцы, которых горе пока еще не коснулось, могут жить в относительном покое. "Мир, этот госпиталь… О, терзания, агонии! Пытки раненной, задыхающейся, заживо гниющей плоти"(Р. Роллан). И "царица ужасов" — смерть, разбивающая вдребезги все, что мы истинно любим. " Мать, жену, друзей, детей, эти божественные сокровища природа создает и разрушает с мрачным безразличием; в конечном счете оказывается, что мы любим, мы обнимаем только тени"(А. Франс). Об этом писала верующая, святая женщина — монахиня Мария: "… Из этого мучительного, ничем не оправдываемого мира, где, может быть, только и есть ценного, что скупо отпущенное нам человеческое тепло, человеческая нежность к нашим любимым, чувство сострадания к ним, жертвенный подвиг любви к ним, где одиночество и ночь только и преодолевается этим человеческим теплом, этим трогательным и жалким согреванием друг друга, — из этого мира вдруг вырывается наши любимые, проходят через всю муку умирания, через физические страдания смертельной болезни, через испытание душевной оставленности, — и уходят… …И наша любовь сиротеет, изнывает в своей ненужности, в своей бессмыслице. Вот эту бессмыслицу нежности душа никак не может простить"(монахиня Мария, "Рождение в смерти"). Поразительно явление человеческой гениальности; но тем более жестоким и нелепым представляется уничтожение ее в смерти — особенно в смерти безвременной. Чехов, Кафка умирают молодыми; а какой‑нибудь негодяй благодушествует чуть ли не до ста лет: не ясно ли, что "распоряжается" всем этим Некто или Нечто, для которого все это абсолютно безразлично?.. В романе "Три товарища" Э. М. Ремарка человек в отчаянии от смерти друга и от смертельной болезни любимой говорит: "Невидящими глазами я смотрел в небо, в это серое бесконечное небо сумасшедшего Бога, который придумал жизнь и смерть, чтобы развлекаться". Догадки о "загробном существовании" не утешают. Если "здесь" судьба так издевательски равнодушна к нашим страданиям, к нашей любви — то почему мы должны ожидать чего‑то принципиального лучшего "там", в загадочном холодном "посмертии", как выражаются спириты? Нет, все равно — наша любовь, творчество, подвиг, все истинно прекрасное и святое в нашей человечности оказывается безысходно трагично, потому что не имеет никакого значения в подлинной сущности несоизмеримо огромного, бесконечно чуждого нам бытия.
Итак, во второй группе ответов "модель" мироздания представляется с вероятностью некоего "Центра"; но неверно, кощунственно было бы называть это религией. Американский философ Вильям Джемс так выражал суждения пессимиста:
"…Всякое явления, которое мы готовы восхвалять, существует бок о бок с каким‑нибудь противоположным явлением, тормозящим то религиозное впечатление, которое первое производит на ум. Красота и безобразие, любовь и жестокость, жизнь и смерть живут рядом друг с другом в нерасторжимой связи, и мало–помалу, взамен прежнего понятия о Божестве, благосклонном к людям, в нас складывается понятие о грозной Силе, которая никого не любит и не ненавидит, но бессмысленно ведет все без различия к общей погибели. Какое мрачное, тяжелое, похожее на кошмар мировоззрение!"
