Какой демос или какие демосы мы должны иметь в виду, говоря о современной российской демократии? Или демократия возможна без демоса? И какой демос может заниматься самоуничтожением? Я специально задаю эти риторические вопросы, чтобы показать: термин "россияне" является, по сути, такой же маской, как термин "советский народ". Под ними на деле скрывается фактическая дискриминация русского народа, который согласно Конституции 1993 года не имеет собственной территории и вообще не упоминается как юридический субъект. Разумеется, что "русский национализм", обходящий эту конституционную проблему, сводящий проблему к анекдотическому "бей-спасай", может быть только второсортным, политически маргинальным, что мы и наблюдаем в действительности. Поэтому запрос на национал-социалистическую или социал-национальную идею в России я считаю в значительной мере фикцией.
На деле в России существует запрос на русскую демократическую идею, в рамках которой только и возможно межклассовое и межнациональное взаимодействие, способное вернуть нашей стране и нашему государству необходимое и достаточное место в настоящем и будущем. Из партий только "Единая Россия", следуя по стопам "Единства" образца 1999 года, негласно обозначила для общества некое подобие данной идеи, с чем я и связываю успех данной партии на выборах. В этом смысле победили не "медведи", а хамелеоны, они воспроизводят только некоторые внешние признаки русской демократии, а на деле их партия продолжала и будет продолжать политику дискриминации русского населения.
Поэтому уже через год-другой Путин встанет перед необходимостью либо дистанцироваться от нынешней "партии власти", либо отказаться даже от видимости "управляемой демократии", перейдя на тоталитарные формы управления страной с опорой на вооруженные формирования и другие силовые структуры, состоящие по преимуществу из иностранцев и нынешних нацменьшинств. Ясно, что в таких условиях ни о каком развитии страны не может быть и речи, а дело рано или поздно закончится русской народно-демократической или, если угодно, национально-демократической революцией. Я понимаю, что данный сценарий развития событий сегодня выглядит еще экзотично, однако он, хотя и не является обязательным, весьма вероятен.
Максим КАЛАШНИКОВ, писатель:
По личным ощущениям — эти выборы не изменят ситуации кардинально. Мы живем в тот момент, когда прежняя схема "управления реальностью" из Кремля еще действует, и покуда манипуляции "электоральным стадом" по привычным шаблонам еще удаются.
А вот что будет дальше — намного интереснее. Я не имею в виду исход выборов президента-2004. Он предрешен. Дело в ином: в разрушении привычной реальности. Он ускорится из-за очень неприятных факторов, которые никак не управляются кремлевскими политтехнологами и мастерами по производству "пиар-миражей" — из-за разрушения изношенной техносферы, унаследованной от СССР, катастроф, падения конкурентоспособности экономики страны и, скорее всего, мирового экономического кризиса. Перед правящей "россиянской элитой" сквозь обильную лакировку действительности всё четче проступает вопрос: "А что делать дальше?". Страна ведь начинает физически разрушаться, ее экономика примитивизируется. Что касается общества — его у нас и так уже нет. А там, того и гляди, Запад сочетет эту "элиту" полностью недееспособной, поставив вопрос о более рациональном использовании наворованных ею денег.
Поэтому начнутся напряженные поиски возможных путей прорыва из нынешнего болота. Метания Кремля из стороны в сторону усилятся. Очень быстро выяснится, что привычных путей для этого нет, ни у других стран, ни у иных исторических эпох опыт заимствовать нельзя. И что в жизнь вступает и вовсе непредсказуемая молодежь 1985-1989 годов рождения, которой непонятен ни язык власти, ни язык КПРФ. Придется изобретать нечто свое, и тут у русских оппозиционеров появится шанс.
И тут всё будет зависеть от очень умных и нетривиальных действий русских патриотов, которые должны построить свою сетевую структуру вместо отжившей свое пирамидально-бюрократической КПРФ. Партии вообще умрут, как "биологический вид" (видимости и муляжи — не в счет). Порожденные реалиями фабрично-заводской эпохи, партии уходят вместе с этой эпохой. Они уже не работают, у них нет массовой поддержки, в них больше не верят. Будущее в нашей борьбе — за совершенно новыми образованиями вроде православных братств или мусульманских джамаатов (сетевых, не "демократически-централистских" структур), которые совмещают бизнес, финансы, взаимопомощь, политические и боевые функции. Только теперь — на неизмеримо более высокотехнологично-интеллектуальной основе.
Они должны найти новых союзников и новые формы взаимодействия с ними, привлекая к делу создания новой империи даже тех энергичных людей, которые сегодня поддерживают, скажем, СПС. Например, очень активных промышленников новой волны в регионах, которые нынче, сами того не подозревая, строят оплоты СССР-2 и "острова будущего" — технополисы, новые модернизированные производства, разворачивая в глубинке изгнанные из Прибалтики русские заводы и нетрадиционные социальные программы. При этом они наталкиваются на тупой саботаж и пещерную коррупцию "россиянского" чиновничества. Я это наблюдаю сам на примере "Камского технополиса" в Набережных Челнах.
Как строить новые формы борьбы за Будущее? Это — отдельный и очень большой разговор.
Михаил ХАЗИН, экономист:
Мне кажется, что основная проблема состоявшихся выборов заключается в том, что они на самом деле не играют никакой роли. Нынешняя структура политических партий — и об этом говорил Леонтий Бызов — весьма условно отражает реальные политические процессы в российском обществе. А значит, необходимо и неизбежно переформирование всего политического поля. Пока же наши партии — все, без исключения — занимаются тем, что Владимир Ильич называл "хвостизмом": они пытаются удовлетворить некие запросы общества, но даже не пытаются их переформировать. То, что в такого рода "забеге" выигрывают структуры, наиболее близкие к исполнительной власти, — совершенно естественно.
Кроме того, последние четыре года мы жили в рамках достаточно устоявшейся системы. Теперь эта устойчивость, эта стабильность будут полностью разрушены. И произойдет это как в связи с внешними обстоятельствами, поскольку мировой экономический кризис продолжается, и это не может не отразиться на доходах нашего сырьевого госбюджета, так и в связи с невосполняемой деградацией того экономического потенциала, который достался России в наследство от Советского Союза. Наиболее ярким проявлением этого станет рост цены хлеба к апрелю 2004 года где-то раза в три по сравнению с июлем года нынешнего. Сегодня она выросла процентов на сорок и держится только из политических предвыборных соображений. Тут объективная ситуация, связанная с неурожаем во всем мире и в России, наложилась на невероятную некомпетентность и вороватость наших правительственных структур, особенно в аграрной сфере, которая спроецировалась на тех, кто занимается торговлей зерном. Если бы сегодня наши зернотрейдеры закупились в Австралии и Аргентине, можно было бы ограничиться всего лишь полуторакратным ростом цены на хлеб. Однако вместо этого идет экспорт отечественного зерна, достигший уже 4 млн. тонн. А после Нового года делать закупки на внешнем рынке будет уже поздно. Причем любая попытка поднять эту тему заканчивается плохо. Самый яркий пример — история с известным публицистом Отто Лацисом, которому проломили голову сразу после того, как он опубликовал свою статью с развернутым анализом происходящего в аграрной сфере.
В результате выборов мы получили парламент, в котором представлена левая часть политического спектра, но неадекватно, якобы левая, которая не в состоянии влиять ни на трудовое законодательство, ни на налоговое, ни на один вопрос вообще. Ситуация с правыми еще хуже. Утверждения о том, что правые более чем серьезно представлены в структурах исполнительной власти, абсолютно некорректны. Потому что как только человек с праволиберальным мышлением попадает в структуры исполнительной власти, он немедленно начинает заниматься бизнесом и перестает представлять чьи бы то ни было интересы.
Что это реально означает? Это означает, что разрыв между обществом и его представительскими органами будет всё время расти. Вместе с тем реальные проблемы, которые станут очевидны уже между парламентскими и президентскими выборами, сформируют некоторые требования. Специфика первой легислатуры Путина заключалась в том, что все эти проблемы тоже существовали, но они были видны только специалистам, смягчены благоприятной экономической конъюнктурой и не оказывали никакого реального влияния. Сейчас ситуация изменилась — проблемы выросли настолько, что они стали видны всем и требуют принятия некоторых решений, в то время как вся структура власти не способна к решению никаких проблем в принципе. Поскольку от неадекватных политических партий нельзя ожидать появления адекватных лидеров общероссийского уровня, я предсказываю усиление влияния региональных элит, где решение этих проблем станет вопросом жизни и смерти. А раз эти решения будут приняты, сам Бог велел двигать их в Москву. В результате нынешняя кремлевская номенклатура, психотипически удивительно похожая на номенклатуру времен брежневского застоя, начнет совершать некие действия, которые будут в большинстве своем бессмысленными, глупыми, а потому провокационными. Это делает неизбежным мощную ротацию властных элит, и я склонен думать, что президент Путин такую ротацию поддержит — хотя бы в силу того, что нынешнее его окружение попросту недееспособно. Приплюсуйте сюда мировой экономический кризис, резко усиливающий внешнее давление на Россию со стороны США, Китая, исламского мира, Европы — и вы получите ситуацию, почти идентичную второй половине 80-х-началу 90-х годов. Только если тогда все силы были направлены на растаскивание страны, теперь они будут направлены на ее объединение и унификацию. В силу того, что результаты уничтожения СССР налицо. Выходить из России никто не захочет. Более того, возможно присоединение к РФ новых субъектов: таких, как Абхазия, Аджария, Южная Осетия, Приднестровье. И их возьмут. Но не в плане изменения конституционного строя, а прежде всего экономически. Тем более, что в ряде стран Восточной Европы вскоре может начаться натуральный голод. Я разговаривал с представителями балтийских республик, и они открыто говорили: через год после того, как мы войдем в ЕС, у нас не будет своего сельского хозяйства. А если что-то произойдет на мировых рынках, мы начнем умирать с голоду, потому что Европа не будет кормить Прибалтику.
