Единственное, что по идее должно было радовать либералов, так это триколор, утвержденный президентским указом в качестве государственного флага. Сочетание красного, белого и синего цветов, привнесенное в нашу культуру западником Петром I, можно увидеть на американских, британских, французских, голландских флагах, принятых на заре эпохи капитализма. В русском историческом контексте на долю этого флага выпала позорная доля, поскольку ему пришлось служить боевым знаменем предателей-власовцев. Поколение фронтовиков хорошо помнит и этот флаг, и то, что с ним связано, а большинство населения, как показывают социологические опросы, не считает его своим. Даже комментаторы ОРТ были вынуждены отметить этот момент, рассказывал о комическом шествии Немцова и Хакамады со стометровым "триколором". Полотнище это, по словам дикторов, даже у самих участников шествия не вызывало ровно никаких эмоций...
ПОИСКИ "НАЦИОНАЛЬНОЙ ИДЕИ"
Вернемся к событиям 1991 года. В дни 19-21 августа воинствующим сторонникам Ельцина казалось, что день "победы демократии" будет отмечаться в веках как национальный праздник, а советским праздникам суждено забвение, и отмечать их могут только сумасшедшие. Когда стояло ясно, что это не так, режим Ельцина-Гайдара начал переходить к открытым репрессиям против носителей "красного" символического сознания. События 23 февраля 1992 года, когда были жестоко избиты ветераны, шедшие возложить цветы к Вечному огню у могилы Неизвестного солдата в Александровском саду, должны были наглядно показать, каким образом "демократический" режим собирается бороться с грозным и героическим прошлым, бросающим свою гигантскую тень даже на весь позор и убожество постсоветского настоящего. Параллельно этому велись и попытки разрушения и героического коллективного мифа о Великой Отечественной войне, отвергнутого официозом еще в хрущевские времена, но жившего своей жизнью в народном сознании и памяти.
Советское прошлое третировалось как "эпоха тоталитарной диктатуры", которая была "хуже фашистской", Сталин изображался — как изверг, сравнимый разве что с Пол Потом, советские полководцы — как тупые, жестокие и кровожадные недоучки. Несколько ранее количество жертв в Великой Отечественной войне вновь повысили с хрущевских 20 миллионов до еще более страшного числа — 28 миллионов. Приближенные Ельцина обсуждают вопрос об исключении Дня Победы из реестра государственных праздников. В эти же дни генерал Варенников, знаменосец Красного стяга Победы, заключенный в Лефортовскую тюрьму, отказывается принимать "дарованную" Ельциным амнистию.
Под особым углом либеральные СМИ освещали темы ветеранов войны, которых показывали в крайне издевательском контексте. Комментаторы "демократического" ТВ, говоря о ветеранах, доходили до нецензурной брани, называя героев войны "реликтами сталинизма", которых можно терпеть лишь потому, что они "все равно скоро вымрут".
В Дни Победы 1992-93 годов по телевидению показывали американские боевики, рекламу гигиенических принадлежностей. Нанятые властью режиссеры снимали "документально-игровые" фильмы о Великой Отечественной, низводя высокую героику подвига до уровня натуралистической "бытовухи".
Изменилась тактика правящего режима и либеральных СМИ лишь в преддверии выборов в Госдуму 1995 г., на которых "партия власти" стремилась одержать победу и тем самым укрепить свою легитимность. На момент начала избирательной кампании как раз пришелся юбилей — 50-летие Победы, и политтехнологи НДР решили использовать это событие для расширения электоральной базы Черномырдина-Чубайса, а заодно — для создания некоей идеологической надстройки, "консолидирующей общество". В это время был установлен известный памятник Жукову работы Клыкова, приняли закон о "Знамени Победы", после которого Красное Знамя частично легализовано в качестве "боевого исторического флага".
На Красной Площади состоялся Парад Победы, участники которого, однако, шли без своих боевых знамен, напоминающих о только что разрушенной Великой Державе. Частично изменяется и негативно-враждебное отношение к ветеранам. Из "врагов", носителей "тоталитарно-коммунистической идеологии", ветеранов переводят в разряд "нуждающихся в человеческом внимании и заботе" и т.д. В тот же период среди ветеранов выделяется немногочисленная элитарная прослойка (в основном — генералы и адмиралы в отставке), сотрудничающая с Черномырдиным и НДР.
Однако, несмотря на все эти "уступки", партию власти снова ожидал катастрофический провал. И после поражения НДР на выборах в Госдуму в декабре 1995 года власть снова меняет тактику, демонстрируя полный "разрыв с прошлым". Разочаровавшись в попытках как-то "примириться" с Поколе- нием Войны, режим попытался найти опору в дореволюционной монархической символике и взял курс на "восстановление исторической преемственности", якобы прерванной в 1917 году. На проект "Монархия" были брошены огромные информационные ресурсы, церковь неприкрыто шантажировали, требуя участия в захоронении сомнительных останков, имевших очень далекое отношение к последнему русскому царю и его семье. Немцов, ходивший на тот момент в "преемниках" Ельцина, был назначен главой комиссии по перезахоронению, а Ельцин начал именовать себя "царем Борисом", видимо, не подозревая, какой мрачный смысл несет эта аналогия, в том числе для него лично.
Собственную версию "монархического" проекта изготовил медиа-холдинг Гусинского, активно рекламировавший Никиту Михалкова с его "царь-фильмом" под названием "Сибирский цирюльник", где "монархический проект" разрабатывался даже после августовского кризиса 98-го года, поставившего точку в "монархических" увлечениях ельцинского клана. Из самого Никиты Михалкова, который сыграл в собственном фильме Александра III и так вжился в этот образ, что до сих пор не может из него выйти, "Мост" и НТВ собирались делать кандидата на президентских выборах.
"Своим путем" решил пойти Ю.Лужков, начавший активно лепить себе "патриотический имидж" в расчете на президентские выборы-2000. И грандиозное шоу "850-летие Москвы" вполне можно рассмотреть как попытку найти историко-символическую точку опоры для своего политического проекта. Москвичам хорошо запомнилось, как Лужков, сидя в корзине воздушного шара, произносит патетическую речь, требуя "вернуть все завоеванное Екатериной и Петром".
В отличие от Ельцина, считавшего себя "Борисом I", и Никиты Михалкова, в глубине души верящего, что он — "Александр III", Лужков психологически отождествил себя с Юрией Долгоруким. Характерно, что в помпезном праздновании 850-летия Москвы, впервые после 50-летия Победы, также частично использовалась советская символика военных лет — в основном музыкальная. Во время народных гуляний из репродукторов неслись "сталинские" песни о Москве и Кремле — "Дорогая моя столица", "Утро красит" и т.д.
В то время у многих даже родились определенные надежды на "духовное перерождение" Лужкова и "крупного советского руководителя" Черномырдина. Однако, как показали последующие события, все эти обращения были не более, чем попыткой создать монументально-исторический орнамент вокруг "светлого образа" того или иного "политического тяжеловеса" из числа ельцинских приближенных.
После того, как стало ясно, что использование символики Войны и Победы не приводит к мгновенному росту популярности среди левых избирателей, и Лужков, и Черномырдин быстро потеряли интерес к советской героике.
ХИМЕРА НА КРАСНОЙ ПЛОЩАДИ
Таким образом, долгие и мучительные поиски привлекательной надстройки над олигархическим и компрадорским экономическим базисом так ни к чему и не привели. С приходом к власти Путина, сменившего Ельцина 1 января 2000 года, "партии власти" ничего не оставалось, как создавать свой идеологический имидж, используя прием "игры на контрастах". Уже неоднократно отмечалось, что в пропагандистской кампании Путина во всю использовался "эффект противоположности". Молодой, здоровый, энергичный, находящийся в движении Путин "избавлял" население от престарелого, больного, вечно сидящего в Барвихе и ничем (кроме кадровых перестановок) не занимавшегося Ельцина. Эффект противоположности использовался и в отношении "идеологического имиджа".
Вместо Ельцина, мечтавшего снести Мавзолей, захоронить тело Ленина, приравнять советскую символику к фашистской и ввести уголовную статью за их использование, изумленное население увидело совсем другого лидера, говорящего проникновенно патриотическую речь с трибуны Красного Некрополя и принимающего парад российской (так и хочется сказать — Советской) Армии.
