Полностью это именовалось приблизительно так: Всесоюзный семинар молодых писателей, работающих в жанрах приключений и научной фантастики, при Совете по приключенческой и научно-фантастической литературе СП СССР. Вообще-то в самом Доме творчества писателей им. Серафимовича («Малеевка») прошло только первых три семинара, в 1982–1984 годах, остальные в Дубултах. Пили-гуляли уже во всесоюзном масштабе. Но тут есть одна важная деталь. «Столичные штучки» вполне могли кучковаться в самодостаточные конгломераты, тешась взаимной хвалой и хулой. Но одиночкам, разбросанным по городам и весям нашей большой страны, приходилось несладко. Писатель-фантаст в какой-нибудь Глухоперовке мог быть талантливее десяти Азимовых и Шекли вместе взятых, но в лучшем случае ему было уготовано место городского сумасшедшего. О публикациях и говорить не приходилось. И вот сей талант (юноша или девушка — ненужное вычеркнуть) чудесным образом оказывался в подмосковном пансионате либо же на Рижском взморье в Дубултах и обнаруживал, что не одинок в своих поисках, что ему рады, готовы помочь в меру хилых сил. Многих спасла «Малеевка» от безнадежья, уныния… Но многие ли помнят, что этим обязаны Нине Матвеевне Берковой, буквально за уши вытягивающей юные и не очень юные дарования из родных болот?
На «малеевках» мы познакомились «в натуре» с питерцами, да и не только с ними. М. Веллер из Таллина, С. Иванов и Д. Трускиновская из Риги, Ю. Брайдер и Н. Чадович из Минска, Б. Штерн и Л. Козинец из Киева, А. Фазылов из Ташкента, Е. Лукин и Л. Лукина из Волгограда, А. Лазарчук и М. Успенский из Красноярска… Список можно продолжить имен так на сотню с гаком. Правда, участие в «малеевках» не влияло на публикабельность, но это уже иная материя. Тем более что не за горами было создание под эгидой «Молодой гвардии» Всесоюзного творческого объединения, т. н. ВТО.
Под знамена ВТО в пику «Малеевке» решили собрать всех умеющих писать, дать нужные ориентиры и купить хорошими гонорарами. В абстракции идея была неплоха, но опоздала лет на десять — строй уже потрескивал и штукатурка осыпалась. Сейчас бывшие вэтэошники шумно отмежевываются от своего прошлого, но чего уж там…
Чем были хороши семинары, городские и союзного масштаба? Они давали творческий импульс: некоторые из нас творили специально «под «Малеевку», чтобы не оказаться там с пустыми руками. Кроме того, возникала иллюзия движения, преодоления вязко застывшего времени. Вот на этом месте Валун вдруг оживился и сказал, что относительно времени я немного заблуждаюсь. Времени на самом деле никакого нет, есть просто некая соположенность событий и предметов. Другое дело, что для писателей времени нет по-другому, нежели для людей непишущих. Тут он почему-то сравнил фантастов с Големом, только не с тем, пражским чудищем, а с его архетипом, представления о котором родились во времена контактов наших предков с реликтовыми формами древней кремнийорганической цивилизации, владеющей нашей планетой в незапамятные времена, а может, и являющейся самое планетой.
Валун стал развивать идею о «биокерамике», о разуме скальных массивов, не к месту помянул троллей и Волшебного Царя Обезьян, потом, допив остаток, стал излагать заплесневелые сюжеты о заточенных в скале хтонических и культурных героях, о горах-великанах и прочей мифологической нечисти. Но после того как он ни к селу ни к городу помянул Мерлина, я стал зевать и поглядывать на часы.
Проводив Валуна до остановки, я вернулся домой и собрался поработать. Но сосредоточиться не удалось, воспоминания, как говорится, мутили душу. Хотя скорее виноват был фальшивый коньяк.
Были, были в те годы и иные забавы. Работал Совет по фантастике и приключениям, куда порой приглашались и московские семинаристы. А те и рады очередному поводу хорошо посидеть в баре ЦДЛ. Проводились сборища по кинофантастике в Репино. Вручалась премия «Аэлита» в Свердловске. Крепко пили… А когда же вы писали, господа хорошие, спросит разгневанный читатель! Да вот тогда и работали, ночами на кухнях, после постылой службы, тихо, чтобы не разбудить детей и соседей.
Кроме издательств и творческих объединений, были еще и клубы! КЛФ — это не просто страница истории, это не просто песня, это целая поэма экстаза!
Фантастике были покорны все, без дифференциации по возрасту или мочеполовой системе. Сеть клубов ширилась, они наладили между собой прекрасно функционирующую связь, засновали курьеры и эмиссары. Возникла фантастическая фигура мегафэна Бори Завгороднего, которого, по достоверным слухам, видели одновременно в разных городах. Разрабатывались уставы, принимались декларации. В итоге игра в организацию переросла в саму организацию. В ЦК спохватились и приняли закрытое постановление. Андроповское правление до сих пор отрыгивается старым фэнам ночными кошмарами. Клубы закрывали, активистов таскали на допросы, и неизвестно, чем бы это кончилось, если бы тут на Главный Допрос не потянули самого Андропова. Клубы отделались легким испугом, но оправиться так и не смогли. За что и против чего тогда боролись клубы — мало кто помнит. Да была ли борьба, как сказал бы Валун.
Кстати, его мифологические пассажи все-таки повлияли на меня. Я задумался о базовых мифах НФ тех времен. Миф первый — о журнале фантастики. Вопрос о нем ставили и заостряли чуть ли не с конца пятидесятых. Время от времени литгенералы во время встреч с «молодыми» писателями намекали, что вопрос созревает, подождем еще пару-тройку лет, глядишь, и… Мудрые же люди сомневались: а нужен ли журнал? Пока хоть и плохо, но печатают там и сям, а будет журнал — всем от ворот поворот, идите, мол, к себе. И еще неизвестно, кто будет главным редактором! Журнал в те годы так и не родился. Миф второй — о ящике. Всем казалось: дай свободу, и из письменных столов такое достанем — весь мир вздрогнет. Свободу дали, мир не вздрогнул. Ящики оказались пустыми.
Может, оно и к лучшему. Нас мало печатали, что избавило многих от стыда за свои произведения — безнадежно устаревшие и откровенно слабые. «Молодогвардейцам» повезло меньше, теперь, как говорится, не вырубишь топором. Впрочем, это их никогда не беспокоило. Ныне же прошлые грехи забыты — рынок уравнял всех. Но не забыты откровенные подлянки, доносы, удушение молодых расстрельными рецензиями, клевета…
Это естественный шлейф Системы. В унитарном государстве при любом строе место писателя — в строю. Либо он работает на господствующую идеологию, либо подвергается прессингу. Прессинг может быть зверским — например, битие батогами, заточение в яму, сжигание вместе с рукописями, десять лет без права переписки, либо же мягким — цензурный террор, шельмование, запрет на публикации, высылка с последующей Нобелевской премией. Но зато вокруг писателя, сподобившегося маркера официального признания или отвержения, сиял ореол мученика, учителя жизни, духовного наставника. Наградой служили не деньги, а слава, почет, уважение. Тут невольно задумаешься — сейчас многие стремятся к успеху, чтобы заработать деньги, а на деньги «раскрутить» себя и вкусить славы, почета и уважения. Впрочем, ныне никому это не заказано по идеологическим соображениям.
Миф об особой значимости творческой боевой единицы настолько въелся в плоть и кровь системы, что и в наши лихие времена отдельным творцам удалось прорваться в политическую элиту. Трезвая оценка истинного места и значимости писателя в обществе придет позже, одновременно с десакрализацией мифа о небожителях-творцах. Разверзлись архивы, спецхраны всплыли на поверхность, благоухая. А тут еще и внутрицеховые разборки стали достоянием читающих масс к большой их, масс, потехе. Глиняные ноги кумиров рассыпались в прах.
Мои размышления прервал телефонный звонок. Заплетающимся языком Валун лепетал о каких-то древних китайцах, заявил, что ему все ясно с фантастикой, да и не только с ней, а через пару дней он представит мне неопровержимые доказательства своей правоты. И положил трубку.
Через неделю вдруг позвонила его жена и спросила, не в курсе ли я, где ее муж, поскольку тот уже три дня как не приходит домой.
Исчезновение Валуна поначалу не напрягло его семью, за ним и раньше водилось такое — мог исчезнуть на неделю-другую в хитрый челночный рейс не то на Восток, не то на Запад. Приторговывал он не только книгами. Однако месяца через три его жена запаниковала, обратилась в милицию, фотография его мелькнула в какой-то газете под рубрикой «розыск». Через полгода семья перестала ждать — наверное, сложил голову где-то на чужбине или же налетел на шальную пулю, ненароком оказавшись свидетелем при разборке. А еще через пару месяцев мне позвонил какой-то незнакомец, представился дальним родственником Валуна и договорился о встрече.
Родственник оказался в меру лощеным господинчиком лет этак за сорок. Назвался Димой, а фамилию я не разобрал — не то Панин, не то Манин. Он заявил, что по просьбе родственников безвременно сгинувшего Волунова разобрал его бумаги и обнаружил конспекты бесед о фантастике.
