Всегда и во всем Вс. Иванов был склонен предъявлять счет прежде всего к самому себе: "Легко конечно обвинить в ненапечатании романов эпоху, но не трудно обвинить и автора. Эпоха - сурова, а автор - обидчив, самовлюблен и, к несчастью для себя, он думал, что другие самоуверенные люди - чаще всего это были редакторы - лучше, чем он, понимают и эпоху и то, что он, автор, должен делать в этой эпохе. Кроме того, виновата и манера письма - стиль автора, который он искал непрерывно и ради искания которого не щадил ни себя, ни редакторов",- пишет Вс. Иванов в черновиках "Истории моих книг".
Но при всей своей скромности он не может все беды взвалить на одного лишь себя, сняв их целиком с современных ему критиков, редакторов, издателей. С приведенной выше записью соседствует другая: "Душевно жаль будущих историков литературы, которые должны будут писать о нашем героизме, стараясь в то же время не очернить людей, мешавших этому героизму".
Не случайна в дневнике Вс. Иванова и ироническая запись: "Когда я думаю о смерти, то самое приятное думать, что уже никакие редактора не будут тебе досаждать, не потребуется переделки, не нужно будет записывать какую-то чепуху, которую они тебе говорят, и не нужно дописывать..."
Выдающийся философ, известный критик и литературовед В. Ф. Асмус писал о Вс. Иванове: "Путь Всеволода Вячеславовича не был легким. Всю жизнь с увлечением - вдохновенно и усердно - он трудился как писатель. Он был человек не только мужественный, но и скромный. Удивительны достоинство, терпение, с каким он нес свою непростую и нелегкую судьбу в литературе. Он уважал свою современность и твердо знал, что придет время, когда современность будет знать его лучше и полнее".
Вс. Иванов утверждал "Всякое истинное искусство - современно.
"Одиссея" Гомера, "Война и мир" Толстого или "Бесы" Достоевского, или "Утраченные иллюзии" Бальзака могли появиться только тогда, когда они появились, и несут отпечаток своего времени. А мы читаем их теперь по-современному.
Чем мировое искусство призвано отразить современность?
Борьбой за мир, национальную независимость, сосуществование" (Написано в 1962 году.)
"Увеличение любви к искусству и поэзии накладывает на нас обязанность, заставляет нас - хотим мы этого или не хотим - острее понять современность, чтобы выступить перед ее нуждами радостями и горем с открытым лицом и чистым сердцем.
Вред непечатания книги - тормоз развития литературного процесса.
Книга, если она талантлива и - не враждебна, имеет право быть напечатанной и должна быть напечатанной, хотя бы лишь для того чтобы быть раскритикованной.
Только тогда может расти и развиваться литературное творчество, когда каждая книга, достойная этого определения увидит свет
* * *
В данный сборник кроме романа "У" помещена факсимильно воспроизведенная книга "Дикие люди" изданная в 1934 году (М.: Academia).
Рассказы, вошедшие в эту книгу относятся к циклу, которому Вс. Иванов дал название "Тайное тайных".
Любопытно отметить формальную инерцию редакторов и издателей.
Рассказы цикла "Тайное тайных" критика отвергала. Рассказы этого же цикла, помещенные в сборник названный "Дикие люди", - проходили. Причем проходили в том же 1934 году, когда был впервые отвергнут роман "У".
В "Истории моих книг" Вс. Иванов пишет: "Название книги "Тайное тайных" я решил не объяснять. Пусть сами догадываются, думал я, оказывая себе тем плохую услугу, потому что критика как раз вынесла совершенно противоположное тому, что было в этой книге. А впрочем, кто знает, если б я даже и объяснил название в том смысле, который я придавал ему, мне бы могли и не поверить, опять неправильно меня понять. Ведь я хотел показать героев, которые не умеют осознать и высказать своих чувств и мыслей, а их посчитали врагами... Мне казалось, что книга эта спорит с моими прежними воззрениями отрицая орнаментализм и все другие словесные и смысловые изощрения, которыми мы были так богаты - надо принять во внимание, что я был богат этими изощрениями с самого начала своего творческого пути, моя первая книжка рассказов "Рогульки" (мной самим набранная в бытность мою наборщиком в Сибири) тому доказательство. Эта изощренность была создана не в отрыве от народного языка, а в приближении к нему.
...В сущности говоря, радоваться бы да радоваться. Откуда появляться мрачным рассказам?
Ответ приблизительно такой: я не задавался прямой задачей писать мрачное и тяжелое, но согласитесь, что путь к этим приятным сравнительно дням, которые мы с вами переживаем, был хотя и головокружитетьно прекрасен, но вместе с тем был и горемычным, и тяжелым, и печальным. И нужно рассказать по возможности все об этом пути, чтобы последующие поколения понимали и ценили эти трудности. Всё забывается, особенно, если человек поскорее стремится уйти ото всех страданий и горечи.
...Я хотел и смог описать душу самых простых людей, всю сложность их мыслей, всю ясность - для них самих неясной трагедии. Ясна ли для Смокотинина его любовь? Любовь эту он считает колдовством - наваждением. Такие "тайны" (для людей) есть во всех слоях общества. Ущербность ли это? Не думаю".
Милехин из рассказа "Поле", поддавшись тоске по дому, по земле, понимает, что дезертирует, за что ждет его неминуемая расплата. Но он сам себя обманывает, буквально гипнотически поддаваясь самовнушению - будто он отпущен "на побывку".
Маников из одноименного рассказа, человек до какой-то степени, по сравнению с Смокотининым и Милехиным. образованный. Но он - раб предрассудков и осознает это свое недостойное рабство, только пройдя через тяжкие испытания.
Рассказ "Б. М. Маников и его работник Гриша" был даже высоко оценен критиками в исключение ото всех других рассказов этого цикла. Виктор Шкловский писал в статье "Семена жизни" (Лит. газ. 1938. 15 марта): "Величайшей заслугой Вс. Иванова является то, что, показав тину мелочей, их холодный, раздробленный, повседневный характер, он показал и вдохновение сегодняшнего дня, делающее и слабых сильными, когда они попадают на дорогу времени".
О рассказе "Дитё" можно написать целую новеллу. Этот рассказ, не пояснив "за здравие или за упокой", цитировал наизусть Сталин на встрече с писателями у Горького. Сам Горький в предсмертном бреду пересказал "Дитё" дежурившей возле него медицинской сестре Олимпиаде Дмитриевне Чертовой, наказав ей запомнить и сообщить Вс. Иванову, присовокупив: "Это для него - вопрос жизни или смерти!"
Многие годы редакторы и издатели отказывались включать этот рассказ в сборники, как составлявшиеся самим Вс. Ивановым, так и мной после его смерти.
Рассказ отсутствует во всех трех, так называемых "Собраниях сочинений".
Все тот же Шкловский писал (в уже цитировавшемся мною письме к В. А. Косолапову): "Новый мир строится не ангелами.
Новые люди создаются, а не даются готовыми.
Герои рассказа "Дитё" - храбрые люди, но это люди, переходящие из одного мировоззрения к другому. Поэтому они дики, они любят свое, в них есть элементы национализма, они его не осознают.
Мы не можем переделывать своей истории, иначе мы начнем отрицать, что у нас было крепостное право".
Вс. Иванов утверждал: "Литература - та же война, война с невежеством, слепотой, бескультурьем, бесчеловечностью, борьба за добро, за человеколюбие. И вести эту борьбу необходимо с верой в человеческое сердце. Опираясь на добро, человеческий ум способен совершать чудеса".
Стремясь пробудить сознание, борясь с бездуховностью, Вс. Иванов не мог не описывать ужаснейшие злодеяния, которые по невежеству, не осознавая того, что творят, совершали иногда и потенциально хорошие люди, такие, как Афанасий Петрович из рассказа "Дитё".
В "Истории моих книг" Вс. Иванов пишет:
"Будущий исследователь <...> скажет: "Боже мой, какой Всеволод Вячеславович был мизантроп". Вовсе не так <...> сам я в конце концов жил счастливо, я страдал во имя интересов моей страны - потому что если уж в такой стране, где были Чехов и Достоевский, быть писателем, то надо быть очень хорошим, а для этого необходимо полностью развить себя".
Вот именно, этим - саморазвитием, непрерывным экспериментированием - и занимался всю свою творческую жизнь Вс. Иванов, не "щадя живота".
Тамара Иванова
