Несколько отрубленных голов не могли решить накопившиеся проблемы. Требовались очистка государственного аппарата от ставленников Ли Инима и пересмотр прав на владение землей (некоторые из клевретов Ли Инима ухитрялись прибирать к рукам целые уезды, а то и не один). Но Чхве Ён, судя по всему, не задумывался о коренных реформах, а безвольному и неумному У-вану они тем более не были нужны.
Союз Чхве Ёна и Ли Сонге оказался непрочным и недолговечным. Он распался в том же 1388 году, когда Чхве Ён приказал Ли Сонге и еще одному военачальнику Чо Минсу вытеснить минские войска с Ляодунского полуострова [13].
В наше время Чхве Ёна назвали бы «ястребом», поскольку он предпочитал действовать решительно и настойчиво, делая ставку на напор. А вот Ли Сонге был прирожденным дипломатом, привыкшим тщательно обдумывать свои действия. Он возражал против войны с Мин по нескольким причинам. Во-первых, империя Мин была гораздо сильнее и, расправившись с монголами, могла обрушиться на Корею всей своей мощью, выстоять против которой вряд ли бы удалось, особенно с учетом японской угрозы – те непременно ударили бы в спину в самый тяжелый момент, такого случая они упустить не могли. Да и вообще нападение меньшей нации на большую шло вразрез с конфуцианскими установками, которых придерживался Ли. Во-вторых, Ли считал, что нельзя развязывать военные действия в разгар сельскохозяйственных работ, поскольку этим можно спровоцировать голод. Третьей причиной стал надвигающийся сезон муссонных дождей. Высокая влажность представляла для войска двойную опасность – стрельба из луков становилась менее эффективной, поскольку древесина и тетива набухали и теряли свою упругость, а, кроме того, жара и влажность благоприятствовали распространению инфекционных болезней.
Возражение Ли Сонге были резонными и подавляющее большинство современных историков согласны с тем, что у корейцев не было возможности вернуть Ляодун, но Чхве Ён считал иначе и его мнение оказалось решающим, поскольку он занимал должность главнокомандующего и пользовался поддержкой придворных сановников, старавшихся сохранить свои головы на плечах.
История знает множество примеров того, как от опасных соперников избавлялись, посылая их на верную смерть. Не исключено, что тайный смысл плана Чхве Ёна заключался в том, чтобы погубить Ли Сонге. Одержать победу Ли не мог, так что вариантов было два – или он погибает в одном из сражений, или возвращается в столицу с позором и будет обезглавлен по обвинению в пренебрежении или измене. Тем не менее, Ли и Чо пришлось выступить в поход.
Дойдя до острова Вихва [14], военачальники окончательно убедились в том, что порученное им дело безнадежно ввиду многократного численного превосходства китайцев. Ли Сонге выступил перед войском с призывом повернуть обратно, который также был поддержан Чо Минсу. Большинство командиров, недолюбливавших Чхве Ёна за его диктаторские замашки, согласились с Ли Сонге, а солдаты лишь подчинялись приказам. Войско повернуло обратно и быстрым темпом пошло на столицу. Так родилась легенда о «коварном» Ли Сонге, предавшего своего «отца-командующего» и «подарившего» китайцам Ляодун.
Семидесятилетний Чхве Ён пытался сопротивляться, засев в королевском дворце, но сторонников у него было мало, к тому же его люди стали переходить к Ли Сонге, победа которого не вызывала сомнений. После взятия дворца Чхве был сослан в Коян [15] и там, вдали от столицы, предан казни. Известно, что Чхве, считавший свою казнь проявлением великой несправедливости, предсказал, что, в память о содеянном, на его могиле никогда не станет расти трава. Удивительно, но так оно и вышло – трава на его могиле не росла до благоустройства, произведенного в 1976 году, ввиду чего, из-за красного цвета почвы, ее прозвали Чокбун [16].
Свергнутого с престола У-вана постигла та же судьба – он был убит в ссылке, а на престол Ли Сонге усадил его семилетнего сына Чхан-вана и стал править государством от его имени, опираясь на мелких и средних землевладельцев, которым импонировали конфуцианские взгляды нового правителя. Ли стремился к восстановлению справедливости и наведению порядка в государстве, лежащие в основе конфуцианства, не только из гуманистических, но и из-за чисто практических соображений, поскольку долговечным может быть только то государство, опоры которого прочны.
То, что Ли Сонге не взошел на престол после свержения У-вана, свидетельствует о некоторой шаткости его положения во второй половине 1388 года и о его умении дожидаться наилучшего момента, которое, как известно, является оборотной стороной мудрости. Определенную опасность для Ли Сонге представлял и Чо Минсу, недаром же говорится, что в одном ущелье двум тиграм тесно. Но уже в 1389 году Чо Минсу был отстранен от дел и сослан (надо ли упоминать о том, что в ссылке он был убит?), и то же самое произошло с Чхан-ваном, которого Ли Сонге сместил под предлогом его низкого происхождения – вспомним о монахе Синдоне,– но сам пока престол занимать не стал, а возвел на него сорокачетырехлетнего Конъян-вана. Он был дальним потомком вана Синджона, правившего во второй половине XII века. Родство в седьмом поколении никогда прежде не давало прав на престол, но у Ли Сонге не нашлось более подходящей кандидатуры в «заместители». Он уже приступил к проведению земельной реформы и не хотел напрямую связывать это неспокойное дело со своим именем, поскольку в начале еще не было ясно, каким выйдет конец, ведь реформа ударяла по интересам крупных землевладельцев-латифундистов [17], пользовавшихся большим влиянием.
Суть земельной реформы заключалась в пересмотре прав на владение землей. Первым делом Ли Сонге вернул правящему дому многочисленные поместья, находившиеся в собственности буддийских храмов и монастырей. Надо уточнить, что, при всем своем конфуцианском мировоззрении, Ли Сонге чтил Будду (хотя бы на людях) и не выступал против буддизма, но ему хотелось ослабить чрезмерное влияние буддийского духовенства.
Началась ревизия, целью которой было отделить законные владения от присвоенных незаконно. Большинство латифундий было конфисковано, а входившие в них земли перераспределены между новыми владельцами, основную массу которых составляли чиновники, получавшие землю за службу. Практика предоставления служебных наделов была не нова, но в правление династии Корё от нее постепенно отказались, а теперь пришло время вспомнить забытые порядки. Ли Сонге поощрял возникновение и развитие мелких и средних хозяйств, поскольку их владельцы составляли основу экономического процветания государства и служили главной опорой центральной власти, в то время как малолояльные латифундисты представляли для нее угрозу – трудно подчиняться правителю, если у тебя много земли, позволяющей содержать крупное собственное войско, да то и дело возникают мысли стать независимым.
По сути, служебные наделы оставались в собственности государства. Расклад был следующим – государство предоставляло землю в наследственную аренду крестьянским семействам, которые должны были расплачиваться частью собранного урожая (изначально взималась десятина, по обычаю позже плата за аренду возросла). Предоставление служебного надела давало чиновнику право получения с крестьян-арендаторов того, что причиталось государству. Но природа человека такова, что временную выгоду хочется сделать постоянной, а то, что является государственной платой за службу, сделать своей полноценной собственностью. С помощью различных лазеек и ухищрений, служебные наделы превращались в частные владения, но, в целом, это не противоречило намерениям Ли Сонге, приветствовавшем развитие частного землевладения до тех пор, пока дело не доходило до создания латифундий. В процессе упорядочивания землевладений, было приведено в порядок и взимание налогов за пользование землей – ставки стали фиксированными и прекратилось повторное взимание налогов в течение текущего года, получившее весьма широкое распространение в период правления Ли Инима.
