Как-то мне довелось слушать одно судебное дело. Молодые супруги усыновили чужого ребенка. Шестнадцать лет его кормили, поили и дрожали от страха, если он чихнет или если его температура повысится хоть на один градус. Ему дали образование. Летом отправляли на побережье Черного моря.
Потом появились его настоящие родители. При этом вид у них был такой, как будто они на пять минут отлучились в булочную. Они предъявили права на сына. После долгих споров и тяжб уже рослое дитя в джинсах и патлах перебралось к настоящему отцу, не позабыв, в частности, прихватить из когда-то родного дома без ведома бывших родителей кое-какие ценные вещички. Отвратительность этого поступка не нуждается в комментариях.
Илизаров и «компания» напомнили этого «благодарного» сына. В том судебном деле пострадали двое супругов. В данном случае речь идет об интересах целой страны!
Они вывезли ценностей на крупную сумму. И могли бы вывезти больше, если бы органы государственной безопасности не положили конец их авантюрам.
ПОСЛЕСЛОВИЕ:
Коллегия Верховного Суда РСФСР под председательством Г. Дякина, при участии прокурора М. Илюхина и защитника В. Швейского, заслушав дело по обвинению М. Илизарова, Д. Клайна, Л. Боксинера, приговорила: Илизарова — к 12 годам лишения свободы с конфискацией имущества, Клайна — к 10 годам с конфискацией имущества, Л. Боксинера — к 8 годам.
Дело по обвинению З. Энгеля и других выделено в отдельное производство.
Галина Ужова.
КОНЕЦ «НЕНАСЫТНЫХ»
К судебным заседаниям привыкнуть еще можно, но чтение приговора — зрелище непереносимое. Ведь, кроме удовлетворения тем, что преступники понесут заслуженное наказание, нормальный человек испытывает гнетущую тяжесть хоть и чужой, чуждой, но изуродованной судьбы. Как подумаешь, глядя на осужденных, особенно на пожилых, что это и есть итог их жизни, все, к чему они пришли, — делается страшно...
Процесс был громкий. Не то чтобы весь Киев только о нем и говорил — двухмиллионный город работал, строил, учился, как обычно, и не кучке воров занять его внимание. Но толков было предостаточно. В поезде совершенно случайная попутчица, лингвист по профессии, поведала мне, что у Елкиной (даже фамилию знала!) в квартире были дверные ручки чистого золота и что в милиции из конфискованных вещей устроен целый музей.
Музей не музей, но комнату в здании Министерства внутренних дел Украинской ССР под «сокровища» Елкиной действительно выделили. Странное впечатление она производит. Ни блеск норковых шкурок, ни игра света в прекрасном хрустале не рождали восхищения, какое вызывает по-настоящему красивая вещь. Бирки оценщиков на каждом блюде, на каждой вазе и люстре белеют, точно клейма. Нет, это не музей. Скорее барахолка.
Нет здесь двух домработниц, чтобы протирать, чистить, перетряхивать. Ушли и шофер, и личный парикмахер, получавший по пятьдесят рублей за визит, и постоянный ветеринар, лечивший любимого песика Кордика — мудреную кличку Кардинал Елкиной было слишком трудно выговаривать. Подох Кордик, сгинули богатства, отшатнулись приближенные. Седая старуха злобно и бессильно кричит в зале суда...
Ресторан «Столичный» стоит на Крещатике, в самом центре Киева. На посещаемость здесь не жалуются. Внизу кафе самообслуживания, мрачноватое помещение, тоже всегда заполненное людьми. Это и есть бывшие владения Лидии Лазаревны Елкиной, официально занимавшей должность заведующей производством, державшей в руках все хозяйство, включая даже директора и его заместителя.
Никто не знает точно, сколько она украла. На предварительном следствии вырисовывались суммы прямо-таки фантастические. В суде подсудимые срочно и неоднократно меняли показания, стремясь уйти из-под наиболее грозной статьи «за хищение в особо крупных размерах». Но, несмотря на это, Верховный Суд определил ущерб, нанесенный преступной группой государству, в цифрах, намного превышающих сто тысяч рублей. А ведь деятельность «ненасытных» изучена только после 1971 года, поскольку прежние документы уничтожены.
А в каких рублях измерить моральный урон, нанесенный людям? В коллективе, где работают десятки людей, не осталось почти ни одного незамаранного человека. Честному здесь нечего было делать, он мгновенно отторгался как нечто чужеродное. Или уходить — или красть. Свидетельствует официантка ресторана: «Я сказала сначала, что мне не хочется в этом участвовать. Но я понимала, что условия в таком случае будут самые жесткие, блюда буду получать позже всех, умышленные придирки начальства и жалобы, которые посыплются от посетителей, все равно заставят меня уволиться».
Это был какой-то другой мир — все в нем словно вывернуто наизнанку. Бухгалтер-калькулятор Шульман говорит: «Елкина, довольная моей работой, давала мне ежедневно деньги за честность». Сама Лидия Лазаревна на предварительном следствии подчеркивает: «В таком деле, как наше, крайне важно доверие».
О всплывшей на следствии Ларисе Полищук, пожалуй, стоит рассказать подробнее. Она закончила Донецкий институт советской торговли, и без нее, дипломированного инженера-технолога, Лидия Лазаревна вряд ли смогла бы наладить столь доходный бизнес. Полищук заменяла Елкину во время отпусков, болезней. Подчиненные ее побаивались и ненавидели. Из показаний Береговой: «При Полищук денег изымалось из кассы больше, а технология приготовления пищи нарушалась так, что уж дальше было некуда. Суммы, которые она разделяла между сотрудниками, уменьшались». А чего церемониться — все уже были повязаны одной веревкой — и те, кто, как Полищук и Елкина, клали в карман сотни рублей в день, и те, кто довольствовался пятеркой-десяткой.
Как же добывались эти деньги? Непосвященному источником неправых доходов всегда представляется ресторан — там банкеты, свадьбы, дорогие закуски. Да, наживались и на этом. Но несравненно выгоднее для жуликов было кафе, невзрачное, темноватое кафе, где мы терпеливо стоим со своими подносами и не подозреваем, чем, оказывается, иногда кормят нас и кого «кормим» мы.
Становится не по себе, когда читаешь обвинительное заключение. В котлеты вместо филе индейки шла свинина, бульон разбавлялся водой на треть, компот — на две трети. Вместо сливочного масла применялся свиной жир, слоеное тесто заменялось простым. Это втрое дешевле. Вес наращивали в котлетах за счет панировки, в заливном — за счет желе. На каждых пятидесяти килограммах фарша «экономили» десять килограммов мяса. Расход сметаны и масла в каждой порции уменьшали на две трети. Вместо маринованных фруктов на гарнир давали соленые огурцы. И так далее, и так далее. Из «сэкономленных» продуктов жулики стряпали новые порции. Самое смешное и удивительное при этом, что за все время разгула воров посетители записали всего одну жалобу на качество пищи. То ли безропотность, привычка, то ли боязнь показаться капризным, скуповатым в «шикарном» месте...
С каким удовлетворением написала бы я, что расплата к преступникам пришла в лице общественного контролера или сурового ревизора из торга. Увы! Как сказано в деле, с августа 1972 года Елкина «вступила в преступную связь с начальником торгово-производственного отдела городского треста ресторанов Саленко, старшим инспектором по кадрам Межуевой, а с сентября 1972 года — с заместителем заведующего отделом торговли и общественного питания Печерского райисполкома (на общественных началах) Пятилетовым». Елкина не боялась проверок, рейдов, ревизий, экспертиз — одни проводились формально, о других она знала заранее. Да, сейчас Пятилетов, Межуева, Саленко осуждены на долгие сроки лишения свободы, но тогда они были готовы для Елкиной на все. Лидия Лазаревна среди своих презрительно называла их нахлебниками.
Итак, началось не с ревизии, а с заявления, подробного и обстоятельного, адресованного Министерству внутренних дел. Дело было поручено двум сотрудникам республиканского управления УБХСС подполковнику милиции Георгию Леонидовичу Лебедеву и майору Валентину Николаевичу Горину.
Когда рассказывает Лебедев — это готовые новеллы, яркие детали, образы, а когда Горин излагает обстоятельства дела тихим, порой монотонным голосом — эта логическая картина, где ни убавить, ни прибавить.
— Если откровенно, — говорит Лебедев, — мы вначале хотели пойти по легкому пути: найти анонима. Человек он был явно осведомленный. После письма раза два звонил, представился Иваном Ивановичем, интересовался, что мы намерены предпринять... Из автоматов звонил.
— Начали с азов, — продолжает уже Горин, — с инструктажа общественников, которые делали контрольные закупки.
— Понимаете, — подхватывает Лебедев, — у каждой кассирши в кафе стоит зеркальце — всю очередь видно. Они ведь психологи, сразу определяют, кто будет глядеть во все глаза, а кому можно что угодно подсунуть. А ведь надо их перехитрить, чтоб наших хлопцев да девчат они ни за что не распознали!
