Ознакомительная версия.
Кишлак — это замкнутая ячейка полуфеодального или даже дофеодального общества, куда наглухо закрыт доступ «людям со стороны», чужакам, равно как и отличному от своего, иному восприятию мира.
«Пожертвуй собственностью ради спасения своей головы, но отдай голову ради спасения намуса», — гласит одна из здешних пословиц. Намус — это племя, а его неотъемлемые составляющие — семья, род, клан. Мир вне намуса — это чужой для афганца мир. И люди, обитающие там, — это чужая, а то и враждебная среда, не сулящая ничего доброго. Отсюда — настороженность и даже враждебность ко всему, что непрошено вторгается в его жизнь, предначертанную раз и навсегда Аллахом и заветами предков.
В кишлаке правят малик и мулла.
Малик — высший авторитет для жителей кишлака, вершитель всего и вся. Это — зажиточный крестьянин, представляющий интересы кишлака в отношениях с жителями других кишлаков, с другими племенами и официальными властями. Он собирает налоги, перераспределяет, следуя старому обычаю, участки земли, отбирает призывников в армию. А будучи еще и ростовщиком, держит в своих руках все хозяйственные рычаги в жизни кишлака.
Мулла — второе лицо в кишлаке. Его авторитет и влияние зиждутся на исламе, на праве применять в повседневной жизни положения шариата — кодекса норм поведения мусульманина в тех или иных обстоятельствах. Он неукоснительно следит за исполнением исламских обрядов и обучает детей заповедям Корана.
Для жителей кишлака малик и мулла никогда не были чуждыми элементами, а тем более — эксплуататорами, классовыми врагами. Они такие, как все. Просто их, по воле Аллаха, больше уважают. Ведь жизнь устроена так, как повелел Аллах. И тут уж ничего не поделаешь.
Не меньшим, чем в кишлаке, уважением и, что гораздо важнее, влиянием малик и мулла всегда пользовались в Кабуле. И объяснялось это очень просто.
«Местная власть приблизительно над 86 процентами населения страны, — отмечает в этой связи один из западных исследователей Афганистана Б. Мейл, — находится в руках частных лиц со своими собственными источниками богатства и силы, с которыми Кабул может вести переговоры, но которые он не может контролировать. На этом уровне центральное правительство не может быть уверено, что его политическая линия проводится в жизнь. А это практически означает, что судьба какой-либо реформы или преобразования, проводимых центральными властями, полностью зависит от позиции кишлаков: поддержат деяния правительства — значит успех им обеспечен, отвернутся от них или, еще хуже, выступят против, — значит, любая реформа обречена на провал или перерождение».[123]
Об этом убедительно говорит печальный опыт «революционного эмира» Амануллы-хана. Стоило ему вторгнуться в традиционный уклад жизни кишлаков: запретить ранние браки, отменить калым за невесту, покупку жен и ряд других нововведений — как крестьяне, все как один, взбунтовались. Результат — «революционный эмир» был вынужден отказаться от престола.
Другой пример. Пришедший к власти в 1973 г. «красный принц» Мухаммад Дауд, как уже описывалось выше, сумел наголову разгромить выступивших против него исламских фундаменталистов только благодаря тому, что в своих реформаторских начинаниях полностью обошел стороной кишлаки, не тронул их. И крестьяне оценили это. Они признали режим М. Дауда. А главарям исламских фундаменталистов, пытавшихся поднять кишлаки против «красного принца», они отказали, еще раз продемонстрировав свою роль в судьбоносных для страны ситуациях.
В то же время крестьяне Афганистана, как и любой другой страны, были и остаются хоть и мощной, но политически крайне инертной силой, безразличной ко всему, что их не задевает, не нарушает их патриархальность. Их нужно раскачать, взбудоражить, прежде чем они покажут свою силу. На это еще Ф. Энгельс обращал внимание. Историей всех современных стран, как писал он, подтверждено, что «сельское население никогда не может предпринять успешное самостоятельное движение в силу распыленности на большом пространстве и вследствие трудности добиться согласия среди сколько-нибудь значительной своей части. Крестьянство нуждается в инициативном воздействии со стороны более сплоченного, более просвещенного и подвижного населения городов».[124]
* * *
В афганских кишлаках «инициативное воздействие» на крестьян, о необходимости которого писал Ф. Энгельс, НДПА свелось к следующему:
В июле 1978 г. был издан декрет № 6 Государственного совета ДРА, которым запрещалось ростовщичество и существенно сокращалась уже образовавшаяся задолженность ростовщикам безземельных и малоземельных крестьян. Это был удар по маликам, главным ростовщикам и первым лицам в кишлаках.
Затем, в октябре, был опубликован декрет № 7 PC ДРА, который устанавливал нижние возрастные уровни бракосочетания и отменял калым за невесту. Декретом подрывались позиции мулл, вторых лиц в кишлаках, ревностных служителей ислама, блюстителей Корана и норм шариата.
Наконец, в ноябре Революционный совет принял декрет № 8 об изъятии без какой-либо компенсации «излишков» земли у маликов и других крупных землевладельцев и бесплатном наделении землей безземельных и малоземельных крестьян, а также кочевников. Декрет в корне менял всю социально-политическую и хозяйственную конфигурацию кишлаков по принципу «кто был никем, тот станет всем».
К мерам «инициативного воздействия» следует также отнести инициированную НДПА пропагандистскую кампанию в прессе, в ходе которой разъяснялись цели декретов и содержались эмоциональные призывы поддержать их. При этом, правда, не учитывалось то, что крестьяне не могли читать газеты, во-первых, в силу своей поголовной неграмотности, а во-вторых, потому, что пресса в кишлаки никогда не доставлялась. Не было такой практики.
Достаточно простой и эффективной формой в этом плане выглядела еще одна инициатива НДПА — посылка в кишлаки агитбригад из молодых активистов партии. Принудительно собирая жителей кишлаков на митинги и собрания, молодые люди выступали с пылкими речами о том, что великая Саурская революция открыла для простого народа дорогу к зажиточной и счастливой жизни, к освобождению от оков феодального рабства и т. д. и т. п.
Однако ни марксистская теория классов и классовой борьбы, ни прочая революционная риторика безбородых чужаков из Кабула не находили, да и не могли найти понимания, а тем более, поддержки у тех, кто преклонялся перед маликами и муллами, говорившими с ними на привычном, понятном им языке.
Ну как можно было прекратить, руководствуясь декретом № 6 PC, выплату долгов маликам, своим благодетелям и защитникам? Или как можно было присвоить себе землю, отобранную согласно декрету № 8 у тех же маликов и других, пусть и проживающих в городе, землевладельцев, если эта земля всегда по праву принадлежала им? А как могли реагировать крестьяне на то, что чересчур ретивые активисты НДПА насильно заставляли их жен и дочерей посещать курсы ликвидации неграмотности? И можно ли вообще верить тому, о чем толковали эти чужаки: о какой-то «эксплуатации», о «теории классовой борьбы» и «классовой солидарности», о каком-то «империализме» и его происках в Афганистане?
Ничего подобного жители кишлаков никогда не слыхивали. Да и слов-то таких не знали. То ли дело малик и мулла! Они всегда говорят правду, разъясняют суть происходящего. А те говорили так:
«Не верьте этим неправоверным! Аллах не даст вам урожая на земле, отобранной у законных владельцев. Аллах накажет вас и не примет вашей молитвы на этой земле. А эти неверные из Кабула сегодня отбирают землю, а завтра отберут жен. Не верьте им!»
Земельная реформа уже на начальном этапе наглядно показала, что она глубоко чужда жителям кишлаков, ценностные ориентации которых базировались на институтах, пришедших из глубины истории и все еще сохранявших силу.
Примечательной в этом плане выглядит реакция американского посла в Кабуле Адольфа Даббса на публикацию декрета № 7 ГС ДРА:
«С помощью нового декрета, — говорилось в направленной им в госдеп США шифртелеграмме № 8517 от 23 октября 1978 г., — правительство ДРА планирует ликвидировать принудительные браки детей и вдов, сократить традиционные расходы на женитьбу, которые зачастую заставляют участвующие стороны залезать в долги. Ликвидация калыма и расходов на свадьбу будет, возможно, с удовлетворением встречена потенциальными женихами и их родителями. Но этот обычай имеет в афганском обществе глубокие корни и как исторические, так и религиозные основы. Поэтому настойчивая попытка правительства навязать этот декрет, особенно в более консервативных сельских районах, непременно столкнется с сопротивлением».[125]
Земельная реформа довольно быстро и чувствительно аукнулась «халькистам» и в городе. Она напрямую задела интересы значительной части офицерского корпуса и генералитета, а также высокопоставленных чиновников государственного и правительственного аппаратов, наконец, влиятельных мусульманских богословов. Многие из них были крупными землевладельцами. Земельная рента была далеко не последней статьей дохода в их семейных бюджетах. Теперь они лишались этого устойчивого источника дохода, причем без каких-либо отступных. Непродуманная, не просчитанная в деталях аграрная политика режима Тараки толкнула подавляющее большинство из них в лагерь контрреволюции.
Ознакомительная версия.
