Последыш тех, кто шел за Моисеем вслед,
Тельца златого жрец с библейски древних лет;
Во стане - голубок, вне стана - злобный боров;
Арапник мужиков; коса людских просторов.
Пять розог у него растут взамен перстов,
Он дня алчбы алкать по месяцам готов;
В докуку жизнь ему, он всюду ищет риска,
От радости дрожит, поняв, что гибель близко,
Коль он христианин - то лишь по временам,
Он твердо выучил: "Долги остави нам",
Однако до конца не смог запомнить фразу
И полный "Отче наш" не прочитал ни разу.
Кровопусканье в нем ярит больную дрожь;
Насколько плох король, а может быть - хорош,
Решают кошт и харч; при нем жена прицепом
Плетется с детками и барахлом нелепым;
Коль он отхватит куш - тогда его родня
Для похвальбы пример имеет на три дня,
Еще четыре дня у них довольно пищи;
Коль он побывшится - они немедля нищи,
Но им грозит еще и худшая напасть:
Коль утеряет он в бою стопу иль пясть;
К чему он - без ноги, при костыле к тому же?
Уж как ни плох мертвец - и то калека хуже!
Такие вслед ему пошлют во гроб слова
Гнилые отпрыски, презрители родства.
Почет - не для него: едва ль рубакой смелым
Солдата назовет начальник между делом.
Иным прядильщикам идет кудель наград,
Но даже похвалы не требует солдат;
Из римских воинов кто памяти достойны?
Лишь Сципион ходил в Пунические войны!
Один погибнет зря - другого ждет успех.
Лишь Александр живет из македонян всех!
Шанс выжить в памяти и вычислять не надо:
Один из тысячи, один из мириада.
Из нас любой спешит, по мере сил смирен,
К мгновенью, что грядет мгновеньям всем взамен.
Угнаться можно ли, сии слова читая,
За тем, кто яр в бою, но чья душа - святая?
Однако же душа, озлоблена в миру,
Склониться сможет ли в посмертный час - к добру?
И, сколь ни горестно, однако в том присяга,
Что лишь нежившему на этом свете - благо!
МОРЕХОД
Он - истый кот морей с походкой весопляса;
От колыбельных лет брада - его прикраса;
Потомок рода рыб, вот разве что без жабр;
Энею родственник, поскольку столь же храбр;
Искусный снастолюб - верней, рачитель снасти;
Средь моря - василек, и синь, и сер отчасти;
Волан в лапте ветров; при качке штормовой
Гость ада и небес; он - портулан живой;
Наемный пилигрим, кому корысть в обычай;
Отважный аргонавт, спешащий за добычей.
Сколь нелегко профит ему приобрести,
Всего имея шанс один из десяти;
Весьма гордится он, имея самых страшных
Штук пять рубцов от пуль, и столько же - палашных;
Чрез тернии сии, присущие морям,
Ко злату путь ведет, безжалостен и прям,
Ко званью шкипера и выгодам немалым,
К распоряжению компасом и штурвалом.
Честолюбивые он видит сны порой,
Но слышит некий глас: "А ну вставай, герой,
Ступай глядеть вперед!" - сон незаметно минет,
Мечта покинет взор, но сердце не покинет.
Коль флотовождь сражен безжалостной рукой,
Ему преемствует из моряков такой,
Кто больше ран несет, чьи всех важней заслуги,
Кто мерз на севере и кто потел на юге,
Кто знает запад и восток, кто всех смелей
Ведет Республику послушных кораблей.
Он громом пушечным, разнесшимся далече,
Велит идти на штурм, не бережа картечи,
Дабы взгремела сталь, посыпались дабы
На неприятеля свинцовые бобы.
Решимостью горя, в безумии порыва,
Когда священный гнев клокочет справедливо,
На гибель моряки идут - но недосуг
О страхе поминать флотовождю: вокруг
Он видит смельчаков! А если вражьей новой
Осилен ратью он, речет моряк суровый:
Матросу нипочем ни плен, ни кабала,
Огня в крюйт-камеру! Посмотрим, чья взяла!
Умрите, моряки, без робости во взорах!
Теперь наш путь лежит чрез подожженный порох,
Собою недругу соорудим очаг,
Мы гибнем первыми - но следом гибнет враг!
Тот счастлив, кто узрит брега родного края,
Но столь же - кто врага ничтожит, умирая!
Храбрец, постой! Закрыт божественный предел
Для душ, отторгнувших самих себя от тел!
Коль сгубишь плоть свою - душа не минет ада.
О смелость мерзкая, гееннская привада!
Коль долг стоять велит на боевом посту
Неужто выполнить сие невмоготу?
Несущий караул - спешит ли прочь заране?
Нет, час не пробил ваш, держитесь, христиане!
Кому грядущее предугадать дано?
Не пригубил бокал - так не хули вино!
Кто знает, что сулит из тьмы грядущий случай?
Не упасет ли Бог от смерти неминучей?
Он в силах указать меж волн просторный путь,
И море Чермное над недругом сомкнуть!
Доверьтесь Господу - вас минет скорби чаша,
Иначе прахом вся пойдет отвага ваша.
Вы славный свой корабль пускаете ко дну
С боязнью побывать хотя на миг в плену,
Спешите к смерти вы, от страха дерзновенны,
Из малого огня - да в полымя геены!
Голландцы, прок нашли, скажите вы, какой
Забыть про Божий страх, страшась хулы людской?
Пред ликом Божиим возможно ли лукавить?
К завету не убий найдешь ли, что прибавить?
Коль от руки своей готов ты гордо пасть,
То повод ли сие - кидаться черту в пасть?
Разумнее - призвать терпенье напоследок,
И жить: а смертный час придет и так, и эдак.
КРЕСТЬЯНИН
Он - истый дворянин, уже того лишь ради,
Что предок общий наш, не жив отнюдь во граде,
Земли владыкой был; тот сын, что мать свою
Свежует каждый год, чем кормит всю семью;
Тот, жизнь прожить кому в одной приятно шкуре
А именно в своей; мужчина по натуре,
Но не всегда в речах, - хоть от его словца,
Случалось, иногда кривило мудреца,
Когда простой мужик решал единым разом
Вопросы, коими терзался книжный разум.
К тому, чтоб просто жить, в нем властвует позыв:
Грядущего не зря, минувшее забыв,
Донележе война не подопрет к воротам,
Тогда - изволь деньгу добыть кровавым поток,
Не то - возьмут скотом, иль отберут зерно,
Лен, сено, да еще пристукнут заодно.
Солдат завидя злых, сам по нутру не злобен,
В соседях и в себе он вызвать ярь способен,
Тогда, солдат, беги: предстанут, сея смерть,
Мечом - обычный цеп, копьем - любая жердь;
В пылу отчаянья - мужик нечеловечьей
Отвагой наделен, - презревши сыр овечий
И сливки свежие - готов сожрать врага:
Не жажда крови то, нет, просто цель блага.
Война ушла; теперь его окинем взором:
От мира, как Король, он огражден забором,
И столь же властен - пусть лишь в собственном дому:
Возможно разве что завидовать сему.
Шесть дней с восхода он прилежно лямку тянет,
Пока Звезда Любви с небес на нас не глянет;
Он добывает хлеб, питаясь без затей,
Премудрых горожан едва ли не сытей;
Настанет день седьмой: покоя не алкая,
Он продолжал бы труд (привычка в нем такая,
Что заболеет он, его труда лиши),
Но, честно прилежа спасению души,
Он слову Божию идет внимать, как надо:
Господь же знает сам - насколь достойней чада,
Что просто молятся, склонясь к земле сырой,
Чем те, по нотам кто псалмы поют порой.
Когда кончается обряд богослужебный
Насыщен дух его; для плоти же потребны
Иные радости; и, нечего скрывать,
Он с поселянками горазд потанцевать;
По вкусу выберет, зашепчет: *Что уж там уж,
Ты, Трейнтье, вышла бы уж за меня уж замуж,
Ужо-тко радостей нам выпадет мешок!
Кумекай: из меня - отменный женишок!
Ты что-то холодна: ну, сущая ледышка!
В моих же чувствиях - наличие излишка
Огня, как будто я кузнечный горн, иль печь:
Тщусь оный потушить - ты ж норовишь возжечь;
Я - будто котелок над сим огнем любезным,
И страсть кипит во мне, как бы в нутре железном,
А почки, легкие - суть уголья во мне,
Весь прочий ливер мой - давным-давно в огне,
И я, быв юношей упитанным доселе,
Как сено, высох весь, и более не в теле:
Неужто сей беде не хочешь ты помочь?
Я верю: ты, Катрин, невестой быть не прочь!
Гляди-ка на меня: вот я пляшу - ужели
Помыслишь ты, что я чувствительно тяжеле
Гусиного пера? А вот еще бросок
На пятку приземлюсь, коль скажешь - на носок;
Ой, глянь на, Тениса! Аль посмотри на Кеса
Несчастные, пыхтят от собственного веса!
А впрочем, пользы нет в пространной похвальбе
Я мыслю, разница и так видна тебе.
Не беден я, узнай: из десяти детишек
В семье - лишь я живой, - Господь прибрал излишек
Вон - мельница, а там - канал, оттоль-дотоль
Землица вся моя, учитывать изволь;
Сплошные клевера, - и надо всем господство
Мое, одно мое, по праву первородства.
А там, за пастбищем, за городьбою, детка,
Есть роща у меня, ну прямо к ветке ветка,
Все тянутся ко мне, - а я к тебе, к тебе,
Так будь мне женушкой, подружкою в судьбе!*
Вот поцелуй, щипок, объятий две минутки,
