Если же вы в меньшинстве, то таких возможностей у вас нет. Вы должны голосовать «за» или «против» по любому законопроекту и при этом прекрасно знаете, что вряд ли возможен разумный компромисс, который одобрили бы и вы сами, и ваши сторонники. В наше время, когда торжествует принцип «ты — мне, я — тебе», когда принимаются комплексные затратные законопроекты, некоторое успокоение приносит мысль о том, что хотя в них множество неудачных статей, но есть и такие — скажем, о финансировании изготовления армейских бронежилетов или небольшом увеличении пенсии ветеранам, — против которых нечего возразить.
По крайней мере, в первый срок Буша члены его кабинета показали себя мастерами высокого класса в этой юридической игре. Есть поучительная история о том, как в первом раунде уменьшения налогов, предпринятого Бушем, проходили переговоры Карла Роува с сенатором от демократов о возможной поддержке им пакета предложений президента. На предыдущих выборах Буш играючи победил в штате сенатора, в частности, и за счет предложений об уменьшении налогов; сам сенатор, в принципе, тоже поддерживал эту идею. Его смущало лишь то, в какой степени налоговые льготы отразятся на состоятельных гражданах, и он предложил внести некоторые изменения, чтобы сделать законопроект более справедливым в этом отношении.
— С этими изменениями, — сказал сенатор Роуву, — я гарантирую, что «за» проголосую не только я сам, но и еще семьдесят сенаторов.
— Семьдесят «за» нам не нужны, — как говорят, ответил Роув. — Хватит и пятидесяти одного.
Роув, может, и не находил законопроект Белого дома особо удачным, но быстро сообразил, кто в данном случае победит. Или сенатор голосует «за» и способствует принятию президентской программы, или он голосует «против» и становится очень уязвимым на следующих выборах.
В конце концов, тот сенатор, как и некоторые другие демократы от «красных штатов», проголосовал «за», что, конечно же, отражало отношение его избирателей к вопросу об уменьшении налогов. Но подобные случаи показывают, с какими сложностями сталкивается меньшинство в системе двухпартийной политики. Сама идея межпартийного сотрудничества всем нравится. Средства массовой информации, например, просто души не чают в этом словосочетании, потому что оно очень хорошо контрастирует с другим — «межпартийные склоки», излюбленной темой репортажей с Капитолийского холма.
Подлинное межпартийное сотрудничество, однако, подразумевает честный компромисс, причем качество этого компромисса определяется тем, насколько он способствует достижению общей цели, будь то улучшения в системе образования или уменьшение бюджетного дефицита. Это, в свою очередь, подразумевает, что большинство будет ограничено в своих возможностях добросовестного обсуждения как придирчивой прессой, так и в основном хорошо информированным электоратом. Если не соблюдать эти условия, то есть если никого за пределами Вашингтона особенно не интересует содержание законопроекта, если сумма сокращений по налогам тонет в бухгалтерских хитросплетениях и занижается на триллион с чем-нибудь долларов, то партия большинства может начинать любые переговоры с того, чтобы потребовать стопроцентного выполнения своих условий, согласиться потом на десять процентов, а затем обвинять всех членов партии меньшинства в обструкционизме, потому что они не согласились пойти на предложенный им «компромисс». В этих условиях для партии меньшинства «межпартийное сотрудничество» обозначает просто хронический силовой нажим, хотя отдельные сенаторы могут получить свои политические дивиденды, сотрудничая с большинством и приобретая таким образом репутацию «умеренных» или «центристов».
Неудивительно, что есть и такие, кто настаивает, что сенаторы-демократы должны сегодня из принципа стоять насмерть против любой республиканской инициативы, даже такой, которая имеет определенные достоинства. Об этих людях можно точно сказать, что они никогда не баллотировались от демократов на высокую должность в штате, где симпатии отданы республиканцам, и никогда не были мишенью многомиллионной антирекламы по телевидению. Каждый сенатор хорошо понимает, что за тридцать секунд такой рекламы можно легко и просто представить любой сложный законопроект источником зла, а вот чтобы внятно объяснить достоинства этого же законопроекта, понадобится минут двадцать, не меньше. Каждый сенатор знает еще и то, что за один срок своей работы он будет голосовать за несколько сотен законопроектов. Так что когда настанет время выборов, объяснять придется долго и упорно.
Во время моей сенатской кампании мне крупно повезло, что ни один из кандидатов не запустил адресованную мне антирекламу. Это связано с необычными обстоятельствами моего быдвижения, а вовсе не с отсутствием компрометирующего материала. До выдвижения я успел проработать в Законодательном собрании уже семь лет, шесть из которых оказывался в меньшинстве, и принимал участие в голосовании по почти тысяче непростых законопроектов. Согласно обычной сегодня практике, Национальная республиканская партия еще до моего выдвижения подготовила на меня увесистое досье, а мои аналитики потратили не один десяток часов, чтобы найти материалы, которые с успехом можно было бы противопоставить антирекламе, которой, вероятнее всего, запаслись республиканцы.
Много они не нашли, но все равно им хватило материала, чтобы разыграть нужную карту, — обнаружилось с десяток законопроектов, которые, без учета контекста, можно посчитать просто жуткими. Когда Дэвид Аксель-род, мой консультант по работе со СМИ, провел соответствующий опрос, мой рейтинг тут же упал на десять пунктов. Среди них оказался законопроект по уголовному праву, который должен был покончить с торговлей наркотиками в школах, но его так плохо составили, что я признал его и неэффективным, и не соответствующим Конституции. В опросе это было сформулировано так: «Обама проголосовал за смягчение наказания наркоторговцам, которые предлагают свой товар прямо в школах». Другой законопроект поддерживали противники абортов, и на фоне предыдущего он выглядел более-менее нормально — он предусматривал меры по спасению Жизни недоношенных детей (умалчивая при этом, что такие меры давным-давно закреплены в законодательстве), но приписывал некую «индивидуальность» плоду на раннем сроке беременности и этим противоречил прецеденту «Роу против Уэйда». В опросе говорилось, что я «проголосовал за отказ в спасении жизни недоношенных детей». Прочитав весь список до конца, я узнал, что, работая в Законодательном собрании штата, я проголосовал против закона, защищающего наших детей от сексуальных домогательств.
— Подожди-ка! — воскликнул я, вырывая листок из рук Дэвида. — Тогда я случайно нажал не ту кнопку. Я хотел проголосовать «за», и это, между прочим, тут же внесли в протокол!
Дэвид улыбнулся в ответ и взял у меня бумажку обратно:
— Знаешь, мне кажется, этот протокол в рекламу республиканцев не попадет. Да ладно, не вешай нос. Уверен, тебе это поможет, когда будет голосование по сексуальным преступлениям.
Иногда я думаю, что произошло бы, появись на телевидении такая реклама. Дело было бы даже не в том, проиграю я или нет, — предварительные выборы уже прошли, и я с перевесом в двадцать один голос победил своего республиканского оппонента, — нет, я уверен, что избиратели стали бы относить ко мне по-другому и, работая в Сенате, я имел бы гораздо меньший кредит доверия. Именно это происходит со многими моими коллегами, республиканцами и демократами, когда об их ошибках трубят на всех углах, слова извращаются, а мотивы действий ставятся под сомнение. Для них это как боевое крещение; они помнят об этом каждый раз, когда голосуют, делают сообщение для печати или выступают с заявлением; они боятся не только вылететь из политической гонки, но, самое главное, потерять доверие тех, кто послал их в Вашингтон, тех, кто в свое время сказал им: «Мы надеемся на вас. Пожалуйста, не подведите».
Конечно, в нашей демократии существуют инструменты, которые могут ослабить непомерное давление на политиков, существуют и структуры, которые усиливают связь между избирателями и избираемыми. Внепартийные округа, регистрация в один и тот же день, выборы, организованные в выходные, — все это усиливает соревновательность и должно, по идее, привлекать больше электората, ведь чем больше электорат заинтересован, тем лучше достигается единство. Государственное финансирование кампаний, бесплатное время в телевизионном и радиоэфире отобьют вкус к поискам денег и уменьшат влияние заинтересованных групп. Изменения в процедуре Палаты представителей и Сената усилят позиции меньшинства, сделают работу законодателей более прозрачной, а отчеты — более тщательными.
Но все это не произойдет само по себе. Необходимо изменить отношение к этим вопросам тех людей, которые находятся у власти. Необходимо сделать так, чтобы каждый отдельный политик ополчился на существующий порядок; чтобы на политиков перестал давить груз занимаемой должности; чтобы они боролись не только с врагами, но и с друзьями во имя тех абстрактных идей, которые мало интересуют широкую публику. Необходимо рискнуть тем, что вы имеете.
