Ознакомительная версия.
В июне 1940 года поставки румынской и советской нефти практически сравнялись, а в июле 1940 года СССР поставил нефти в объеме 50 % от румынских поставок. Потому в июне 1940 года, т. е. в момент передачи Бессарабии и Буковины СССР, Германии было очень не с руки ссориться с Советским Союзом. Можно было лишиться пятой части месячной потребности в нефти, а поставки румынской нефти тогда были еще далеко не гарантированы, хотя бы потому, что британцы могли уничтожить румынские нефтепромыслы.
Итак, если подвести итоги, то ресурсная часть нефтяного баланса Германии в 1940 году складывалась из следующих источников:
— внутренняя добыча в Германии — 720 тысяч тонн[223],
— внутренняя добыча в Австрии — 354 тысячи тонн[224],
— добыча в Польше — 124 тысячи тонн[225],
— производство синтетического топлива — 2500 тысяч тонн нефтяного эквивалента[226],
— импорт из Румынии — 1147 тысяч тонн[227],
— импорт из СССР — 658 тысяч тонн[228].
Всего Германия в 1940 году получила из этих источников 5,5 млн тонн нефти. Из них 63 % приходилось на внутреннюю добычу и производство синтетического топлива.
Таким образом, тему о «Румынии — нефтяном сердце Германии» нужно закрыть, а утверждение Виктора Суворова о том, что Германия якобы начала «превентивную войну» против СССР из-за «захвата Бессарабии» нужно считать полностью ложным. Во-первых, СССР считал Бессарабию оккупированной территорией. Во-вторых, Румыния передала Бессарабию и Буковину в мирном порядке, хоть и не без давления. В-третьих, Германия признавала права СССР на Бессарабию и не препятствовала ее передаче. В-четвертых, Германия получила доминирующее положение в румынской нефтяной промышленности только после поражения Франции и Великобритании, т. е. уже после передачи Бессарабии СССР. В-пятых, Германия имела свои собственные источники нефти и топлива, покрывающие основную часть потребления.
Виктору Суворову и его сторонникам остается только порекомендовать читать побольше книг по истории, чтобы не выдвигать столь диких и абсурдных утверждений.
Глава шестая
ОТВЕТ НА ГЛАВНЫЙ ВОПРОС
В главе 26 «Ледокола» Виктор Суворов задает главный вопрос своей книги: «Центральный вопрос моей книги: если Красная Армия не могла вернуться назад, но и не могла долго оставаться в приграничных районах, то что же ей оставалось делать?»[229]. И потом добавляет: «Все коммунистические историки боятся давать ответ на этот вопрос».
Не знаю, отнесет ли меня Виктор Суворов к коммунистическим историкам, но ответ на этот вопрос меня не страшит. Красная Армия должна была перейти в наступление, сокрушить Германию и освободить от тягот империалистической войны, а заодно и от капиталистов всю Европу. И при этом Советский Союз вовсе не был агрессором.
Какие аргументы? Такие. Во-первых, в 1940 году в Европе сложилась обстановка, которая настоятельно потребовала от СССР вступления в войну в форме решительного контрнаступления на Германию с целью ее разгрома. В реальности это осуществить не удалось и немцам удалось дойти до Волги. Во-вторых, в отличие от Польши, Румынии и Германии, которые вели себя на присоединенных территориях как захватчики, грабители и оккупанты, СССР на присоединенных территориях устанавливал Советскую власть и проводил такие социально-экономические изменения, что жизнь от этого становилась в разы лучше. Примеры Западной Белоруссии и Бессарабии рассматривались выше.
Везде СССР помогал преодолевать застарелые проблемы, помогал развиваться, поддерживая своими ресурсами и помощью. Этому подходу Советский Союз не изменил и после Второй мировой войны, хотя тогда возможности по оказанию помощи странам Восточной Европы были весьма ограничены из-за огромного ущерба от войны. Так что, когда вслед за Красной Армией идут врачи, учителя, инженеры, создаются колхозы, заводы, открываются школы, театры и библиотеки — это вовсе не агрессия и не оккупация и тем более не «коммунистическое рабство», что бы там ни говорили сторонники Виктора Суворова.
В литературе, как правило, не дается четкого объяснения ситуации, сложившейся летом 1940 года, и именно на этой почве растут многочисленные заблуждения, приводящие к различным «концепциям». Потому нужно более пристальное внимание уделить процессу превращения Германии в военного монстра, который напал на СССР. Этот процесс прошел настолько быстро, что отреагировать на него оказалось затруднительно. Именно с этим процессом оказались связаны судьбоносные решения 1940–1941 годов.
Теперь вопрос — каким это образом Германия, еще в начале войны страдавшая от нехватки продовольствия и сырья, вдруг стала настолько могущественной страной, что смогла напасть на вторую в мире индустриальную державу того времени? Причем не просто напасть, а нанести серьезное поражение и дойти до Ленинграда, Москвы и Сталинграда.
При рассмотрении примеров Польши и Румынии хорошо видно, во что оборачивалась их слабость и отсталость. Польша потерпела сокрушительное поражение в войне, оказалась оккупированной и расчлененной на части. В случае с Румынией обошлось без боевых действий, но ее обидели все, кому было не лень. После возврата Бессарабии и Буковины СССР ее стали терзать соседи, Венгрия и Болгария оторвали себе по куску румынской территории. Для Румынии это были серьезные потери. Население сократилось с 20 млн человек до 13,5 млн человек. В 1940 году в результате территориальных уступок Румыния потеряла около 40 % всех предприятий пищевой, 20 % металлургической, 19 % химической, 15 % текстильной промышленности[230]. Страна, и без того бедная и слабая, ослабла еще больше и в конечном итоге перешла в германские сателлиты.
Германия же, начавшая войну с введенной карточной системой на продовольствие, с ограниченным запасом сырья и топлива и с еще более ограниченным запасом оружия и боеприпасов, в 1940 году вдруг превратилась в военного гиганта.
В принципе в советской литературе давался ответ на этот вопрос: «На Германию работала вся покоренная Европа». Этот ответ правильный, но доказательная сила его невелика. Даже среди специалистов по истории Второй мировой войны редко встречаются люди, имеющие четкое представление о хозяйственных и военных возможностях европейских стран, а также о том, какое влияние на Германию оказали их захват и оккупация. В свете общего пренебрежения хозяйственной подоплекой войны ответ на эти вопросы даже для хороших специалистов весьма затруднителен.
В общем и целом положение можно обрисовать следующим образом. Германия в границах 1937 года, конечно, была довольно слабой страной, не имеющей достаточно ресурсов и сырья для ведения сколько-нибудь крупной войны. Возможности немецкой экономики на тот момент могли обеспечить войну с достаточно слабым соседом: Чехословакией или Польшей. Германия планировала начать с Чехословакии, для чего был разработан план «Грюн». Однако в силу Мюнхенского соглашения войны не произошло, и Германия почти без боев в два приема оккупировала Чехословакию: сначала Судетскую область, а потом и всю страну.
Надо отметить, что сама по себе Чехословакия была серьезной добычей для Германии. В ней было сосредоточено 75 % всей промышленности Австро-Венгерской империи. Небольшая по площади, Чехословакия была страной индустриальных рабочих — 2,7 млн человек. Вместе с семьями они составляли 40 % населения[231].
Чехословакия имела мощную и хорошо оборудованную черную металлургию и машиностроение. В 1929 году страна производила 3 млн тонн кокса, 1,6 млн тонн чугуна, 2,2 млн тонн стали, в том числе 82 тысячи тонн специальных сталей[232]. Отрасль насчитывала 1600 предприятий, на которых работало 250 тысяч человек. Значительная часть ее производила оружие. Так, по оценкам на начало 1930-х годов, чехословацкая военная промышленность могла производить значительные объемы оружия и боеприпасов. 8 оружейных заводов в год могли выпускать 700–800 тысяч винтовок, 40^50 тысяч ручных и 20–25 тысяч станковых пулеметов в год. 15 патронных заводов могли выпускать в год 200–250 млн патронов, 1 млн снарядов, несколько миллионов гранат, авиабомбы, мины. После мобилизации производство патронов могло быть доведено до 1,5–2 млрд штук, производство снарядов могло быть доведено до 10–12 млн штук в год. Машиностроительная промышленность могла выпускать после мобилизации 8— 10 тысяч орудий, 30–35 тысяч автомобилей, около 3 тысяч тракторов, 2–3 тысячи танков и 2 тысячи бронемашин, около 3 тысяч самолетов[233]. В Чехословакии была мощная химическая промышленность — 600 предприятий, и в особенности было развито азотное производство, имеющее огромное значение для производства поро-хов и взрывчатых веществ. В текстильной промышленности Чехословакия занимала третье место в мире.
Ознакомительная версия.
