Прошло несколько лет. Я смирился с этой несправедливостью, пока неожиданно не вспомнил, что существуют рейсы, для которых не требуются никакие визы, и называются они арктическими. А поскольку, кроме меня, заполярных энтузиастов не оказалось, то я без малейшего затруднения стал ходить по трассе Северного морского пути. Вскоре я стал своим человеком на Диксоне, в Тикси, в Певеке. Со мной здоровались экипажи не только сухогрузов, но и ледоколов. Я вспомнил сейчас обо всём этом, когда прочёл, что В.В. Путин ратует за восстановление нашей военной авиации в Арктике.
Прежде всего вспоминается Тикси. Это был один из первых полярных городов, где мне пришлось бросить якорь. Опять я увидел деревянные дома на сваях, кое-как замощённые улицы, увидел в небе краснозвёздные машины. Военные в Тикси сразу бросались в глаза: крепко сложенные парни с обветренными лицами, с голубыми погонами на меховых куртках. Мне не довелось побывать в их казармах. Чего не было – того не было. Но на улицах Тикси я их встречал ежедневно. Кстати, об особенностях тиксинской архитектуры. Дома здесь стояли на сваях, потому что иначе пришлось бы их ставить на вечной мерзлоте. А такое не разрешалось. Встречал я лётчиков и в единственном на весь город ресторане "Север". Почему-то авиаторам пришёлся по душе этот вытянутый в длину «Север». Помню, я тогда же и стихи написал:
Трещит паркет под каблуком,
Шейк,
самба,
липси!
Ветрюга шкурит наждаком –
Танцует Тикси.
Танцует старый ресторан
По кличке «Север»,
Берёт радистку на таран
Механик Сева.
На сутки
нам подарен порт,
Эй, что закисли?!
Течёт по медным скулам
Пот,
Танцует Тикси.
Встаёт отважный экипаж
Парней с Ми-8:
– А ну-ка, девочка, уважь,
Станцуй, мы просим. –
И тиксияночка кружит
Заворожённо.
В Москве такие виражи
Не снились жёнам.
А за окном,
А за окном
Синеют выси.
Смахнув туманы
рукавом,
Танцует Тикси!
Хаара-Улахского хребта
Темны отроги,
Парок пускают изо рта –
Дивятся боги.
Смею уверить: стихи читались.
В
Тикси я должен был написать для журнала «Пограничник» о здешней погранзаставе. Одной из самых северных в СССР. К слову сказать, ни в далёкие 80-е, ни сейчас просто так, для собственного удовольствия, в Заполярье не приезжали. Разумеется, здесь необычайно красиво. Можно было бесконечно любоваться многоцветными, в полнеба, дрожащими шелками полярных сияний, с замиранием сердца смотреть на белых медведей, которые подходили к самому борту сухогруза. Невероятно красивыми были зеркальные грани взламываемых ледоколами льдов. И всё-таки Арктика была необычайно серьёзна. Слишком важные задачи решались здесь для Отечества. Я писал о пограничниках, о том, как люди в пургу выходят на вахту, когда ветер почти валит наземь, до рези всматриваясь в эту сумасшедшую пляску снега и ветра. Стоит выйти за порог дома, и ледяное дыхание Арктики обжигает лёгкие. Я писал об их семьях, потому что это неразрывно: там, где погранзастава, там и семьи. Так было и так будет.
Помню, я летел с Земли Франца-Иосифа. Пришлось долго ждать посадки на завьюженном аэродроме. Когда наконец взлетели, мой сосед взял в руки ладони полярника и отогревал каждый его палец своим дыханием. И никто не обращал на это ни малейшего внимания[?] это была Арктика.
Круглосуточно работал Северный морской путь. Сначала только летом, в полярную навигацию, а в конце 80-х (и я это застал) уже круглогодично. Слишком близко отсюда не только до полюса, но и до Соединённых Штатов. О последнем обстоятельстве мне сказали те же пограничники, когда я поинтересовался, для чего здесь нужны военные: «А вы что, никогда не слышали о холодной войне? – усмехнулись мои собеседники. – Или на подплаве об этом не говорили?» Разумеется, говорили. И одним из первых инженер-механиков атомоходов, которые, возможно, уже сейчас шли подо льдами, был мой однокашник Коля Фесун. Но среди здешних красот думать об этом мне не очень-то хотелось, равно как и о том, что самым могучим среди наших четырёх флотов считался Северный, флот № 1.
На Севере всё было нелёгким: и морская работа, и разработка недр, таящих несметные богатства. Даже каждый воздвигаемый здесь дом, даже охрана всего живого, что было на здешних девственных просторах. И так же неумолимо и жёстко было противостояние по обе стороны закованного льдами океана. Всё это пронеслось перед моим мысленным взором, когда я прочёл слова Верховного главнокомандующего о восстановлении нашего военного присутствия в высоких широтах. Дай Бог вам всего доброго, североморцы!..
Марк КАБАКОВ,
капитан 1-го ранга
в отставке,
писатель-маринист
Теги: Марк Кабаков
Фото: Анатолий РАДИН
Испокон веку писатели и власть у нас находились в отношениях чуть ли не романтических... Они, почти как супруги, то ссорились, то мирились, то бунтовали друг против друга, то изводили друг друга холодным презрением, но неизменно продолжали жить вместе, ведя одно хозяйство. Иногда власть назначала творцам слова тайные свидания на стороне, в разных казённых домах, инженеры человеческих душ выходили после них растрёпанные, взволнованные, испуганно счастливые, под священный шёпот публики: "Прорабатывали[?]" Вот времена были! Но они, увы, закончились. Развод!!! Власть увлеклась другими, более дельными подданными. Да увлеклась так, что стала дарить им заводы, спортивные клубы, земли, будто хотела оправдаться за свою никчёмную и бестолковую жизнь со словотворцами. Кудесники слова пригорюнились.
Они попытались писать книги, но получалось в основном так себе. Плюс всё время чего-то не хватало. Ведь им надо было просыпаться каждое утро с чувством, что Хозяин есть, что он уже проснулся и думает о них. Эх, правильно говорят мудрецы: развёлся - не спеши жениться снова! Но писатели не послушали. Они в едином порыве превратились в коллективную Невесту, ждущую жениха! Хоть какого-нибудь! Хоть захудалого! Годы-то ведь идут…
А жених – был на подходе. Звали его Тракторист. Нет, не потому, что он работал на тракторе. Кличку он эту получил за то, что лицо его очень походило на трактор анфас. Так и казалось, что оно сейчас поедет на тебя, пофыркивая и призывно гудя. Тракторист никогда нигде не учился, изъяснялся больше жестами, писать не умел, читать тоже. Считать мог только деньги, и то медные. Как-то раз, стоя в очереди, чтоб сдать посуду, он услышал от интеллигентного бомжа, что поэтам всё можно. Его это поразило до глубины души! К тому времени ему уже стало скучно с самим собой. И он подумывал купить себе биографию. Однако жадничал, без конца прицениваясь и торгуясь. А тут выяснилось, что биография поэта чуть ли не дешевле всего стоит! Вывод напрашивался сам собой… Оформив сделку с чужой совестью, Тракторист переквалифицировался в Поэта и отправился, как и положено, покорять столицу. И тут такое началось. Ни в сказке сказать ни пером описать. Так истосковалась братия писательская по Хозяину, что припала к стопам Тракториста и начала лобызать их вожделенно: «Наконец-то ты пришёл. Только не уходи, не бросай нас. Мы так одиноки». Тракторист перепугался сперва, думал, внимание отвлекают, а сами стихи норовят спереть. Но не тут-то было! Не только красть не хотели, но и новые предлагали. Бесплатно! Вот это лафа! И взвизгнул Тракторист задорно: «Так уж и быть! Остаюсь!»
И стал Тракторист Председателем всех писателей и Гением всех Слов. По этому поводу ему даже диплом изготовили. В общем, взял он Невесту без сопротивления. Как она сама и пожелала!
Главой семьи Тракторист оказался суровым. Держал всех в чёрном теле, к себе допускал редко, покрикивал, но без хлеба домашних не оставлял. И глотали писатели хлеб его в очередь, и крошки с губ их падали на пол, и сами же они их подбирали, а те, кто зазевался, ещё и по лбу могли получить.
И так челюсти трещали, так далеко летели их слюни, что дошло это до власти. Пожалела она прежних своих фаворитов, хотела обратно позвать, спасти от домашней тирании! А они ни в какую! «Нам и так хорошо», – говорят. «У нас Хозяин есть! А как псам без хозяина! На живодёрню могут угнать! Страшно!»
И вот я думаю: что настоящие, не карикатурные писатели должны испытывать к слугам Тракториста? Жалость, презрение, ненависть? Лично я ощущаю от этой «Тракториады» чувство острой досады. Неудивительно, что интерес к чтению неуклонно падает. Пока собаки лают, караван идёт в никуда.
