Специального манежа для занятий легкоатлетов в зимнее время не было, поэтому Пинежанинов и Казанцев стали приспосабливать имеющееся здание.
Приступив к занятиям с детьми, Казанцев начал интенсивные самотренировки. Он считал, что преподаватель легкой атлетики должен быть если не мастером спорта, то хотя бы перворазрядником.
Когда на стадионе сошел снег, высохли беговые дорожки, на поле зазеленела первая трава и любители спорта заполнили трибуны по случаю весенних легкоатлетических соревнований, в составе лучших бегунов комбината Леонид Казанцев отстаивал личное первенство. Он занял призовое место и перекрыл нормативное время перворазрядника. Это и обрадовало и огорчило.
— На мастера не вытяну, — разочарованно сказал он Пинежанинову после забега.
— Почему? — удивился Юрии Николаевич. — Слышал, как стадион гудел, когда ты бежал? Честно говоря, красиво…
— Нет, на мастера не вытяну, хоть лопну, — повторил Казанцев. — Понимаете, на финише нужен рывок, усиленная работа руками… А меня заносит, как на крутых виражах заносит автомобиль.
— Ничего, — ободрил Пинежанинов. — Лишь бы в жизни не заносило…
Но жизнь занесла Леонида Казанцева в круг новых испытаний.
В одни из дней он пришел домой и застал жену в слезах, а восьмимесячного Вовку — беспомощно распластавшимся в своей кроватке. Надежд на выздоровление не было, и врачи сочли возможным сказать об этом родителям.
И все же случилось невероятное: Вовка выжил!
— Понимая, что теряю сына, я начинал испытывать какую-то совершенно невероятную любовь к детям.
Так скажет Леонид Алексеевич Казанцев автору этих строк через семь лет после тех страшных переживаний. Мы будем сидеть в зале и наблюдать, как в числе своих сверстников Вова Казанцев побежит спринт и покажет при этом хорошее время для закрытых помещении…
* * *
«Здравствуйте, Леонид Алексеевич!
Большое спасибо за письмо, я его так ждала; хотелось узнать, как выступили ребята на областных. Теперь знаю, и очень за них рада. Молодцы! Я не смогла приехать, так как простыла после Нового года и болела целую неделю. Сессия у меня закончилась 20 января, а каникулы продлятся до седьмого февраля. Очень хочу приехать в Коряжму и поговорить с Вами обо всем; многое касается моего будущего…
У нас тут проходят соревнования: кубок «Известий», первенство города и другие. Первенство Ленинграда выиграла девчонка с результатом 7,6, так что Оля Верховская могла бы стать чемпионкой города на Неве…»
Казанцев вслух дочитал письмо, отложил его в сторону, тут же позвонил на междугородную и заказал Ленинград на девятнадцать часов.
— Нет, не кто подойдет, — сказал он в трубку. — Любу Хабарову. Это общежитие, ее позовут. — Он озабоченно вздохнул и несколько минут сидел молча, глядя на стол.
— Ваша первая ласточка? — спросил я.
— Да. Первая из моих воспитанниц оканчивает институт Лесгафта, — произнес он с гордостью. — Первая ласточка, как вы понимаете, всегда самая желанная.
Передо мной на столике лежал большой целлофановый кулек с конфетами, рядом поздравительная открытка. Профессиональное любопытство взяло верх, я прочитал:
«Олечка! Поздравляем тебя с семнадцатилетием! Желаем отличного здоровья, успешного окончания школы и свершения в этом году всех твоих спортивных задумок. Будь счастлива, Оля.
Леонид Алексеевич и ребята ДЮСШ».
— Завтра у Оли Верховской день рождения. Будем поздравлять. — Он, взглянув на часы, заторопился. — Простите, не привык опаздывать. Ребята уже в сборе…
Мы вышли в вестибюль. Два десятка воспитанников старшей группы в тренировочных костюмах уже расположились полукругом у журнального столика, на котором высилась горка школьных дневников. Казанцев поздоровался с ребятами, сел к столику и взял верхний дневник.
— Так… Начнем обзор наших достижений за минувшую неделю.
Проверка дневников продолжалась минут пятнадцать. Некоторые Казанцев откладывал в сторону, не открывая: был убежден, что там все нормально.
Началась разминка. Леонид Алексеевич побежал во главе своих воспитанников; он на ходу отдавал команды, делал замечания, подбадривал, шутил.
— Продолжать бег, — приказал тренер, а сам подошел ко мне, несколько минут смотрел на своих ребят со стороны и влюбленно проговорил: — Какие прекрасные дети! Жаль только, что многие из них через полгода уйдут…
— Придут другие, — сказал я.
В тот вечер мы засиделись в кабинете Казанцева. Он ждал звонка, несколько раз напоминал междугородной. Наконец дали Ленинград, но Любы Хабаровой не оказалось в общежитии. Леонид Алексеевич заметно расстроился и перенес разговор на следующий день.
Когда мы вышли в вестибюль, я был удивлен тем, что, несмотря на поздний час, ребята были в полном сборе.
— Почему они не уходят? — спросил я у Казанцева.
— Без меня не уйдут, — ответил он. — Будут ждать хоть до утра.
Мы шумной ватагой по улице Комбинатовской направились в центр поселка. Мороз давил под сорок, но ребята, казалось, не замечали стужи: шутили, толкали друг друга в снег, оживленно беседовали с тренером. Стройная фигура Казанцева возвышалась над ребячьей толпой, как корабельная сосна над подростом и, казалось мне, готова была в любую секунду прикрыть этот подрост, защитить от любых непогод.
Постепенно компания редела.
— До свидания, Леонид Алексеевич, — говорил кто-нибудь из ребят, сворачивая к своему дому.
— До встречи, — отвечал Казанцев. — Передай родителям, что я хотел бы с ними повидаться.
— До свидания, Леонид Алексеевич.
— Спокойной ночи, Лариса. Советую побыстрее наладить отношения с товарищем Менделеевым.
— До свидания, Леонид Алексеевич.
— Всего доброго, ребята. Завтра к четырем приходите красить колесо…
— До свидания, Леонид Алексеевич. Если будете говорить с Любой Хабаровой, передайте от нас привет и скажите, что мы ее очень ждем.
— Передам непременно. Она вами довольна. Спокойной ночи…
За перекрестком улиц Ленина и Пушкина мы остались втроем: Казанцев, я и Оля Верховская. Тренер и ученица живут рядом, в соседних домах.
— До свидания, Леонид Алексеевич, — произнесла Оля, перебрасывая из руки в руку свою спортивную сумку.
— Поздравляю тебя, Олечка, с днем рождения. Персонально. Скажи родителям, что наша школа награждает тебя путевкой в Ленинград… на соревнования. Очевидно, полетим в конце недели…
— До свидания, Леонид Алексеевич, — протянул руку я.
— Нет уж, — возразил Казанцев. — Раз пришли к дому, то зайдем в дом. Ничего крепкого не обещаю. Сам в рот не беру и другим не советую. А ужином Римма Петровна нас наверняка угостит. Крепкого чайку попьем. С лимоном. И спокойно побеседуем о прошлом, настоящем и будущем советского спорта вообще, а коряжемского в частности…
ГРОЗДЬ ЧЕРНОПЛОДНОЙ РЯБИНЫ
Я
в долгу
перед Бродвейской лампионией,
перед вами,
багдадские небеса,
перед Красной Армией,
перед вишнями Японии —
перед всем,
про что
не успел написать.
В. Маяковский
Пишу эти строки и поглядываю на полочку, где в берестяном сосуде красуется подаренная гроздь черноплодной рябины. Ворошу страницы рукописи и сожалею о том, что пора ставить последнюю точку. Жаль расставаться со своими героями, с новыми друзьями, вошедшими не только в книгу, но и в сердце. Трудно откладывать в сторону записные книжки и дневники, со страниц которых смотрят люди, ставшие дорогими и близкими.
…Иду через машинный зал бумажного производства на встречу руководителей комбината с рабочими. Людей в пролете не видно, а четырехметровая лента офсетной бумаги скручивается на выходе в килограммы и тонны. Этим процессом управляет у пульта Светлана Абрамовна Слюсарева. Между громадами двух бумагоделательных машин размещается остеклённый пульт. Вот где благодать для художника, пишущего портреты современников! Пристраивайся в стороне с мольбертом — и рисуй: натура перед тобой и никуда не уйдет до окончания смены. Но прежде чем взять кисть и сделать первый мазок, надо подняться на пульт и побеседовать с этой остроумной, веселой, гостеприимной женщиной. Сумеешь затронуть нужную струну — Светлана Абрамовна вроде шутя поведает тебе свою жизнь, семейную и производственную. С гордостью сообщит, что работает на третьей очереди комбината со дня пуска. Вспомнит, как училась в вечернем техникуме, как растила детей. Сын окончил восьмилетку и пошел в ГПТУ (это она крайне одобряет, поскольку в юности надо поскорее получить добротную профессию и вместе с нею — самостоятельность; потом, если есть способности и желание — учиться дальше), а вот дочь решила кончать десятилетку, но дальнейшей своей дороги пока не представляет. И это плохо. Дорогу надо намечать заранее, чтоб не тыкаться потом как слепой котенок…
