После окончания университета Конкордия работала в шоколадном цехе кондитерской фабрики, что приучило её для сохранения фигуры заниматься ежедневной гимнастикой. «Его слова: «Коруша, что может быть прекраснее красивой молодой женщины!». Я всегда помнила их, они подхлёстывали меня, поднимая рано утром в постели для изнурительной гимнастики, они вывели меня на фальшивую дорогу, они заставили меня плевать на общественное мнение!».
Будучи в Харькове, Кора «очень хотела, чтобы Дау стал коммунистом, в те далёкие молодые комсомольские годы, - признаётся она, - у меня было твёрдое убеждение: вне партии, вне комсомола должны оставаться только мелкие людишки вроде Женьки Лифшица, чуждые нашей советской идеологии. Это было в начале тридцатых годов».
Вскоре после знакомства на вопрос: «А почему вы не вступаете в партию?», Лев Ландау ответил: «Меня не любят. Меня не примут. Я говорю только правду, я не из племени героев, у меня множество недостатков...». В этой связи вспоминается анекдот военных лет, когда политрук, поднявшись из окопа, крикнул: «Вперед, орлы!», на что двое солдат, оставшись сидеть в окопе, ответили: «Мы не орлы, мы львы - Лев Моисеевич и Лев Соломонович!».
«Во время своего студенчества в Харькове от приятельницы я услышала о Евгении Лифшице. Он котировался как выгодный жених...». Он был сыном известного профессора-медика, жил в «шикарном особняке... где «каждая вещь - антикварная ценность»».
После того, как Ландау и Кора побывали в этом особняке, на вопрос о том, как ей понравился Женька, у которого Ландау консультировался «по всем бытовым вопросам», Кора ответила: «Даунька, милый, неужели ты мог консультироваться у этой гниды, как нужно меня поцеловать?».
Роман продолжался пять лет, пока Ландау не позвал её в Москву уже в качестве жены, хотя до этого момента в вопросах брака он придерживался таких взглядов: «Прекраснейшее слово - «любовница» . Оно овеяно поэзией, корень этого слова «любовь». Не чета браку. Брак есть печать на плохих вещах!».
Конкордия Ландау так описывает это событие и некоторые предшествующие ему действия: «Коруша, я не изменил свои взгляды, но ведь я не видел тебя целый год. И сейчас каждый день без тебя - это потерянный день! А оправдание браку - мы были любовниками пять лет — солидный срок. А я влюбляюсь в тебя всё больше и больше. Скорей устраивай свои дела и приезжай ко мне в Москву, уже как жена! «
К этому моменту он тщательно разработал свою самую «блестящую» (так он говорил) теоретическую работу и назвал её «Как правильно жить», или «Брачный пакт о ненападении». Этот «пакт» предоставлял полную свободу, как он понимал её, для себя и для меня. Я не могла сказать «нет»... ».
Временами Кора сомневалась, боясь, что в ней сидит «злостный человеческий предрассудок — ревность». «Кроме того, была ещё одна неприятность: тот самый Женька (Лифшиц - В.Б.), к которому, кроме презрения, нельзя питать иных чувств, женился и нахально поселился у Дау в Москве, в его пятикомнатной квартире. Вместе с женой и домработницей».
Внезапный приезд Ландау в Харьков разрушил все сомнения, тем более, что Дау пообещал: «если тебе не понравится, что они у нас живут, тогда у меня будет причина их выселить... А пока они мне очень полезны, они меня кормят...». Переезд в Москву состоялся в 1940 году, а выселение Лифшицев примерно через год.
«Когда родился сын, я оставила работу. У меня на руках было два младенца. Сын рос, обещая стать взрослым, ну а Даунька был вечным младенцем...».
ЭФФЕКТ ЧЕРЕНКОВА
В 1958 году Нобелевская премия была присуждена трём советским учёным - Черенкову П.А., Франку И.М. и Тамму И.Е. «за открытие и истолкование эффекта Черенкова». Иногда в литературе этот эффект называется «Черенкова-Вавилова эффект» («Политехнический словарь», М., 1980).
Заключается он в следующем: это «излучение света (отличное от люминесцентного), возникающее при движении заряженных частиц в веществе, когда их скорость превышает фазовую скорость света в этой среде. Используется в счётчиках заряженных частиц (черенковские счётчики)». При этом возникает законный вопрос: не странно ли, что за открытие эффекта премию получает один автор и два истолкователя этого открытия? Ответ на этот вопрос содержится в книге Коры Ландау-Дробанцевой «Академик Ландау».
«Вот и И.Е.Тамм, по «вине» Ландау, получил Нобелевскую премию за счёт Черенкова: Дау получил запрос Нобелевского комитета относительно «Эффекта Черенкова»»...
НЕБОЛЬШАЯ СПРАВКА - Черенков Павел Алексеевич, академик АН СССР с 1970 года, член бюро отделения ядерной физики, ещё в 1934 году показал, что при движении быстрой заряженной частицы в совершенно чистом жидком или твёрдом диэлектрике возникает особое свечение, принципиально отличное как от свечения флуоресцентного, так и от тормозного излучения типа рентгеновского сплошного спектра. В 70-х годах П. А.Черенков работал в Физическом институте им. П.И.Лебедева Академии Наук СССР (ФИАН).
«Дау объяснил мне так: «Такую благородную премию, которой должны удостаиваться выдающиеся умы планеты, дать одному дубине Черенкову, который в науке ничего серьёзного не сделал, несправедливо. Он работал в лаборатории Франк-Каменецкого в Ленинграде. Его шеф — законный соавтор. Их институт консультировал москвич И.Е.Тамм. Его просто необходимо приплюсовать к двум законным кандидатам» (выделено мной - В.Б.).
Добавим, что по свидетельству студентов, слушавших в те времена лекции Ландау, на заданный ему вопрос, кто является физиком номер один, ответил: «Тамм - второй».
«Понимаешь, Коруша, Игорь Евгеньевич Тамм очень хороший человек. Его все любят, для техники он делает много полезного, но, к моему большому сожалению, все его труды в науке существуют до тех пор, пока я их не прочту. Если бы меня не было, его ошибки не были бы обнаружены. Он всегда соглашается со мной, но очень расстраивается. Я ему принёс слишком много огорчений в нашей короткой жизни. Человек он просто замечательный. Соавторство в Нобелевской премии его просто осчастливит».
При представлении лауреатов Нобелевской премии Манне Сигбан, член Шведской королевской академии наук, напомнил, что, хотя Черенков «установил общие свойства вновь открытого излучения, математическое описание данного явления отсутствовало». «Работа Тамма и Франка, — сказал он далее, — дала «объяснение,... которое, помимо простоты и ясности, удовлетворяло ещё и строгим математическим требованиям» ».
Но ещё в 1905 году Зоммерфельд фактически ещё до открытия Черенковым этого явления, дал его теоретическое предсказание. Он писал о возникновении излучения при движении электрона в пустоте со сверхсветовой скоростью. Но по причине установившегося мнения о том, что скорость света в пустоте не может быть превышена никакой материальной частицей, эта работа Зоммерфельда была признана ошибочной, хотя ситуация, когда электрон движется быстрее скорости света в среде, как показал Черенков, вполне возможна.
Игорь Евгеньевич Тамм, видимо, не испытывал удовлетворения от получения Нобелевской премии за эффект Черенкова: «как признавался сам Игорь Евгеньевич, ему куда приятнее было бы получить награду за другой научный результат - обменную теорию ядерных сил» («Сто великих учёных»). Видимо, смелость для такого признания брала истоки у его отца, который «во время еврейского погрома в Елизаветграде... один пошёл на толпу черносотенцев с тростью и разогнал её» («Сто великих учёных»).
«Впоследствии, ещё при жизни Тамма, на одном из общих собраний Академии Наук один академик публично обвинил его в несправедливом присвоении чужого куска Нобелевской премии» (Кора Ландау-Дробанцева).
Цитированные выше отрывки наводят на ряд размышлений.
Если бы поменять в этой ситуации местами Ландау и Черенкова, сказав про «дубину Ландау», это было бы воспринято как проявление крайнего антисемитизма, здесь же можно говорить о Ландау как о крайнем русофобе.
Академик Ландау ведёт себя как учёный представитель бога на земле, решая, кого наградить за личную преданность себе, кого наказать.
Отвечая на вопрос жены: «А ты согласился бы принять часть этой премии, как Тамм?», академик сказал: «...во-первых, все мои настоящие работы не имеют соавторов, во-вторых, многие мои работы уже давно заслужили Нобелевскую премию, в-третьих, если я печатаю свои работы с соавторами, то это соавторство нужнее моим соавторам...».
Говоря такие слова, академик, как теперь говорят, несколько слукавил, что будет видно из дальнейшего.
И ещё один интересный эпизод, описанный женой Ландау: «Дау, за что ты исключил из своих учеников Вовку Левича? Ты с ним рассорился навсегда? - Да, я его «предал анафеме». Понимаешь, я его устроил к Фрумкину, которого считал честным учёным, в прошлом у него были хорошие работы. Вовка сделал приличную работу самостоятельно, я-то знаю. А в печати эта работа появилась за подписями Фрумкина и Левича, а Левича Фрумкин провёл в членкоры. Совершился некий торг. С Фрумкиным я тоже перестал здороваться...».
